Новейшая история Русской Православной Церкви. Лекция №31

Print Friendly, PDF & Email

Список лекций Новейшая история Русской Православной Церкви (1917-2000)

Исповеднический подвиг митрополита Сергия. Иосифлянский раскол.

  1. Общая характеристика так называемого “иосифлянского” раскола. Руководство явное и руководство подпольное. Письмо-инструкция из архива митрополита Мануила (Лемешевского).
  2. Первые шаги Ленинградского раскола: 26 декабря 1927 года. Что такое раскол? Каноническое определение раскола. Выступление группы Ленинградского духовенства. Роль митрополита Иосифа (Петровых).
  3. Церковные плоды раскола (свидетельство митрополита Мануила и монахини Серафимы Булгаковой). Позиция Соловецкого епископата.
  4. Последнее выступление митрополита Иосифа. Характеристика так называемой ИПЦ (истинно-православной церкви). Заключение об “иосифлянском” расколе.

“Иосифлянский” раскол — в кавычках; и вот почему: на самом деле Иосиф Петровых вовсе не являлся вождем раскола; наоборот, раскол формировался без его участия, а его просто подыскали в качестве ширмы возглавителя раскола; но возглавителя чисто номинального, так как он им даже не руководил (раскольникам просто нужно было его имя, на всякий случай).

Точно так же было и в обновленчестве – смешно сказать, что Антонин собрал вокруг себя обновленцев, так как собрать он смог впоследствии только 28 человек. Но в своё время, когда им было очень нужно, в 1922 году им удалось создать приманку и он на нее клюнул; потом-то Антонин эту приманку бросит, но дело уже будет сделано.

Точно так же поступали украинские самосвяты; так называемая украинская автокефалия — она тоже искала себе только ширму; и, в конце концов, найдут Алексия Дородницына, но его успели судить канонически в 1919 году, а через некоторое время он умер (в 1920 году).

Так же, как обновленцы, также как украинские самосвяты, так и в Питере вполне реальные религиозно-общественные силы искали себе номинального возглавителя, искали – кто окажется податлив, чтобы получить вывеску. На самом деле, они имели тайных руководителей; но таких, которые имён своих не объявляли – масонский принцип: этих тайных руководителей знало 5-10 человек, все остальные просто читали анонимные послания, соответствующим образом обработанные; и на эти послания многие поддавались.

Таким образом, не Иосиф Петровых избрал себе последователей и их возглавил, а они его нашли, как и Антонина Грановского, как и Алексия Дородницына – никакой принципиальной разницы здесь нет.

Конкретика “иосифлянского” раскола. Раскол, так сказать, начался с депутации к Сергию, которая, слава Богу, успела высказаться; и, особенно, высказала свои эсхатологические чаяния: и об Антихристе и так далее.

Иосиф Перовых не руководил расколом ни одного дня: сначала он сидел в Ростове и они только пересылали ему весточки и он их поддерживал тайно: на прямой запрос посланной к нему депутации (от Сергия и Синода) он отвечал, что он себя митрополитом Ленинградским не считает, что Сергия признает и что действия Ленинградских викариев – это их собственное самочиние, а он с ними находится только в частной переписке.

Раскольникам, повторяю, нужно было только его имя; и, более того, они его сами сосватали на Ленинградскую кафедру, то есть они уже тогда, прощупав его хорошенько, догадались, что он будет податлив, – как и случилось.

Что касается руководства Ленинградского раскола, то его главные деятели — люди среднего звена, совсем недавно хиротонисанные — или из белого духовенства. Это епископ Димитрий (Любимов) Гдовский, епископ Сергий (Дружинин) Копорский (бывший придворный священник), Федор Андреев, который был известен по Московской Духовной Академии (несколько разбросанный, средний преподаватель, доцент); и только более серьёзная фигура – профессор-протоиерей Верюжский, на тот момент – настоятель церкви Спаса на Крови (до сих пор эта церковь так и закрыта, так и не передана епархии).

Что касается тайных возглавителей раскола, то тут удивительным образом нам помогает Господь. То, что был такой митрополит Мануил, который скрупулезно собирал — и собрал в течение нескольких десятилетий документы (даже ходячие прокламации); и что он сумел вырастить себе ученика Иоанна Снычева, будущего архиепископа Самарского; и то, что Иоанн стал Петербургским митрополитом, вопреки всем предположениям и прогнозам, что и это было предсказано. (Еще будучи в Самаре, Иоанн Снычев всегда почитал юродивых; и одного постоянно пестовал, хотя тот постоянно ему досаждал. Еще в 1976 году этот юродивый, по прозванию Дурашка, его прозвал – митрополит Питерский, хотя был еще жив Никодим Ротов).

Эти все материалы архива митрополита Мануила пошли в магистерскую диссертацию Иоанна Снычева, каковую ему не дали защитить; но она оставалась в машинописи, и он, как только встал на Петербургскую кафедру, то в 1992 году немедленно ее опубликовал (бесценный материал — “Церковные расколы в Русской Церкви 20-х – 30-х годов XX-го столетия”, Сортавала, 1993 год).

Надо иметь в виду, что почти всегда в событиях, разлагающих церковное тело, настоящие руководители остаются в тени; и всем своим, так сказать, адептам, кто не знает их, они представляются образцом благочестия; а они-то как раз и творят тайное черное дело. А наверху действуют средней руки сошки и мелкие сошки.

Средней руки сошки “иосифлянского” раскола и были Димитрий Любимов, Сергий Дружинин, священник Андреев и протоиерей профессор Верюжский; и их-то мы и видим наверху; они — и бегают, и ездят, и обращаются, и проповедуют; публично обзывают православные храмы – храмами сатаны (например, церковь Спаса на водах в Ленинграде), и причастие православных храмов приравнивают к бесовской пище. А под ними есть ещё слой: странники, лже-юродивые, сновидцы, лже-пророки. Одна такая сновидица возвестила, что она видела Матерь Божию, которая клала руки на плечи Димитрию Любимову; другая такая же – видела митрополита Сергия (Страгородского) в аду (в каком кругу, правда, не конкретизировано). Таким образом, появился целый социальный контингент, которым сразу же всё было “открыто”.

Одна из очень важных черт таких руководителей, которая хорошо выражается Пушкинской строкой

Все предрассудки истребя,

Мы почитаем всех нулями,

А единицами себя,

Мы все глядим в наполеоны.

Так вот – “мы почитаем всех нулями, а единицами себя”.

Что, например, пишет такой тайный руководитель в своей прокламации: “Епископы, видя нарушения духа и буквы канонов (каких? – В.Е.), в одиночку или группами должны послать свои протесты митрополиту Сергию, моля его свернуть с неправильного пути”. Духа и буквы канонов! Для такого блестящего канониста, как митрополит Сергий, – да это им надо год готовиться, чтобы смочь хотя бы диалог с ним вести. И уж тем более люди, которые получали эти прокламации, — они, между прочим, канонов не знали и никогда туда не заглядывали; но верили на слово. А ведь дело-то в чистейшем недоразумении, попросту говоря, в религиозном невежестве. Как скажет впоследствии Илларион Троицкий – “в полном отсутствии церковной культуры”.

Тайный руководитель продолжает – “Если эти протесты не возымеют действия, тогда они, то есть епископы, согласясь между собою, можно и через посредство переписки, сообщают митрополиту Сергию, что они отселе не считают его заместителем патриаршего местоблюстителя, осуждают взятое им церковное направление и отделяются от него”[1].

Здесь не произносится и не фигурирует слово “раскол”. Но сейчас это слово склоняется вкривь и вкось, так же как и слово “соборность”. Как правило, люди, которые произносят эти слова, очень с трудом представляют себе – какое же содержание они туда вкладывают. Так вот, расколом называется восхищение членами Церкви (одним или группой) права, им не принадлежащего, – права церковного суда.

Вот именно расколу учит этот тайный раскольный учитель: “согласясь между собой” – а кто им вручал, так сказать, ключи от канонического суда?

“То же объявляется и всем верующим. С этого момента совесть верующих становится свободной от всякого рода действий: приказаний, запрещений митрополита Сергия и состоящего при нём Синода”[2].

Следовательно, рассчитывают на то, что у духовенства и верующих своей головы нет, а что это стадо, которое тихо топает за своим вожаком.

“Отошедшая от митрополита Сергия православная церковь может управляться одним из старейших иерархов или, как это было во время заключения патриарха Тихона, каждая епархия самостоятельно своим архиереем”.

То есть, этот тайный возглавитель рассчитывает, что анархия охватит всю Православную Церковь.

“Какую же роль во всём этом нести должны священники и верующий народ: судить и запрещать архипастырей они не могут, не могут они также без епископов отходить от епископа”.

Это значит, что этот человек всё-таки заглядывал в церковно-каноническое право: 11‑е правило карфагенского собора говорит о том, что если пресвитер (иерей) нарушает послушание своему епископу, то он оказывается под клятвой, то есть, анафемой.

Другие канонические правила (Апост.15; I-го В.С. пр.15,16) воспрещают переходить под власть другого епископа без отпускной грамоты, и тот другой епископ не имеет права такого бесчинника принимать. В любом случае, высшая церковная инстанция должна выслушать жалобу того пресвитера. То есть, опять рассчитано на невежд – это и называется: “мы почитаем всех нулями, а единицами себя”.

“Но это не значит, что они должны бездействовать: как воины совместно с вождем, так и они вместе с епископами должны бороться за истину и защищать ее; как разведчики на войне не дают покоя своим начальникам, но, приходя с различных мест разведки, сообщают им об опасности, так и верующие, пока не пройдет опасность для Церкви, должны возбуждать в своих пастырях дух ревности, дух бодрствования и стойкости и всячески духовно и морально поддерживать их, дабы те безболезненно и право правили слово истины”[3].

Другими словами, происходит науськивание и поддерживается внутри-церковная атмосфера на уровне накала.

Таким образом, видно, что не Димитрий Любимов и Сергий Дружинин и даже не протоиерей Верюжский — настоящие зачинщики этого раскола; имена настоящих зачинщиком неизвестны до сих пор (в архиве у митрополита Мануила автор этого письма только значится под номером 51).

Первый шаг настоящего раскола был совершен только в конце 1927 года, а именно 26 декабря: это официальное заявление двух викариев, которое было направлено старшему викарию Ленинградской епархии епископу Николаю Петергофскому (Ярушевичу) для передачи митрополиту Сергию.

Заявление викариев Ленинградской епархии.

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Сие есть свидетельство совести нашея (2Кор.1.12), не позволительно нам долее, не погрешая против уставов (?) святой Православной Церкви, пребывать в церковном единении с заместителем патриаршего местоблюстителя Сергием, митрополитом Нижегородским и его Синодом и со всеми, кто единомыслен с ним.

Не по гордости, да не будет сего, но ради мира совести отрицаемся мы лица и дел бывшего нашего предстоятеля, незаконно и безмерно превысившего свои права и внесшего великое смущение[4] (“и дымное надмение мiра в Церковь Христову, которая желающим зрети Бога приносит свет простоты и день смиренномудрия” (из послания Африканского собора к папе Келестину).

И решаемся мы на сие лишь после того, как из собственных рук митрополита Сергия приняли свидетельство, что новое направление и устроение[5] русской церковной жизни, им принятое, ни отмене, ни изменению не подлежит.

Посему, оставаясь, по милости Божией, во всём послушными чадами Единой Святой Соборной и Апостольской Церкви, сохраняя апостольское преемство через патриаршего местоблюстителя митрополита Петра Крутицкого[6] и имея благословение нашего законного епархиального митрополита (то есть Иосифа Петровых – В.Е.), мы прекращаем каноническое общение с митрополитом Сергием и со всеми, кого он возглавляет. И впредь до суда “совершенного собора местности”[7] или до открытого и полного покаяния пред святою Церковью самого митрополита Сергия сохраняем молитвенное общение лишь с теми, кто блюдет, “да не преступаются правила отец” и да не утратим помалу неприметно тоя свободы, которую даровал нам Кровью Своею Господь наш Иисус Христос, освободитель всех человеков (из 8 правила III-го Вселенского Собора)[8].

Подписи: епископ Сергий, епископ Димитрий. 26 декабря 1927 года.

Епископа Николая Петергофского, старшего викария, пригласили на квартиру, чтобы там ему передать это послание кулуарно. В отличие от Евлогия Георгиевского, который за границей всячески покрывал все бесчинства, Николай Ярушевич сообщил об этом факте Сергию на следующий же день 27 декабря, ожидая от Сергия дальнейших указаний.

Как только Сергий получил это послание, 30 декабря 1927 года он созывает внеочередную сессию Синода, то есть канонического органа (по 12-му правилу Карфагенского собора епископа судит собрание из 12 епископов). Синод вынес за номером 208 определение, что этих двух иерархов: Димитрия Гдовского и Сергия Капорского — в священнослужении запретить (это наказание самое мягкое из существующих в каноническом своде Православной Церкви).

Синод поручил епископу Петергофскому Николаю запретить в священнослужении Феодора Андреева и Василия Верюжского (что он и совершил в тот же день 30 декабря).

31 декабря Сергий обращается к Русской Церкви со своим увещеванием, то есть со вторым пастырским посланием, где разъясняет свою позицию и просит оставить раздоры.

Как он пишет в этом послании, церковная жизнь дошла до последнего предела, приходы и то “блуждали во тьме, не зная за кем идти, чтобы сохранить православие”. И теперь, когда церковная жизнь начала входить в канонические рамки, восстанавливаются связи центра с епархиями и так далее, учиняется новый раздор, то есть разрывается хитон Христов.

Такие пастырские послания действуют на колеблющихся, но для людей уже готовых – это всё одно, что ничего. Или нужны совсем другие экстремальные условия, чтобы человек опомнился, как опомнился блудный сын, а до этого он должен был довольно долго есть рожки.

Из этих двух, подписавших заявление, Сергий Дружинин было засомневался и заявил, что он от раскола уходит, и вновь изъявил свою покорность. Однако же решил для моральной поддержки известить митрополита Иосифа и тот его не пустил назад в Церковь, а постарался удержать в расколе (очевидно, что это было совсем не так трудно).

В Ленинграде начинается воистину то нестроение, которое в дальнейшем могло привести к полной анархии. Привлечь верующих на свою сторону особенно легко было двум бесчинствующим пресвитерам (Ф. Андрееву и В. Верюжскому), так как у них есть храмы и так как по советскому законодательству субъектом договора с властями является двадцатка; а двадцатка пошла за своим настоятелем, к которому прихожане давно привыкли — люди с очень низким церковным сознанием никаких вопросов обдумывать не в состоянии, а только – как наш батюшка скажет.

Надо было привесить какой-то ярлык; и православные храмы Русской Православной Церкви начинают обзывать новообновленческими (откуда и взялся этот термин). Православный храм Спаса на водах публично обзывается храмом сатаны, а евхаристию, которая совершается в этом храме, – пищей бесовской. Как и можно было предполагать, раскольники пренебрегли запрещением, подпав тем самым под 28-е Апостольское правило.

28 Апостольское правило.

Аще кто, епископ или пресвитер, или диакон, правильно за явные вины изверженный, дерзнет коснутися служения, некогда ему порученного, таковый совсем да отлучается от Церкви.

Это отлучение от Церкви, которое совершается волею ее Основателя Господа Иисуса Христа, – даже дополнительного собора не требует, человек отсекает себя сам. Однако когда речь идет, например, о карловацких раскольниках, то часто это правило обходят (пренебрегают) – мол, “всё это только для семинарий”. Поэтому только поднеси спичку и всё вспыхнет.

Итак, волна разделения (в конце 1927 года и весь 1928 год) увеличивалась и весь церковный Ленинград разбивается на партии; и противники начинают громить друг друга даже в храмах, не считаясь со святостью места. Разумеется, простые люди не имеют покоя, путешествуют из храма в храм и всё ищут; некоторые, ища себе успокоения, переходили в баптисты — например, целая двадцатка Тихвинской церкви на Выборгской стороне. А иные, соблазненные расколом и спорами, оставили веру и стали людьми, чуждыми Церкви. Впоследствии сами верующие признавались, что этими всеми делами они только способствовали антирелигиозной пропаганде.

Доходили до совершенно непотребных вещей, вроде того, что отец стал душить за обедом своего двенадцатилетнего сына, потому что они оказались в разных лагерях. Иногда двадцатка просто голосовала и устанавливала расписание: сегодня служат поминающие, завтра не поминающие.

(В Даниловом монастыре, когда его закрыли, то монахам отдали храм Воскресения Словущего за стенами монастыря и разрешили перенести туда мощи Даниила Московского. Монахи перегородили мощами храмовое пространство и в одной части служили законные, в другой – не законные. Стоит ли удивляться, что после этого мощи Даниила Московского пропали и до сих пор неизвестно, где они).

Церковная смута в Ленинграде увеличивалась с такой быстротой, что Николай Петергофский не успевал писать отчеты; и, однако же, Господь на него призрел. В отличие от митрополита Евлогия, который в 1922-1924 годах просто игнорировал законное священноначалие (патриарха Тихона), епископ Николай, выбиваясь из сил, вез всё-таки этот воз.

На неоднократные запросы митрополит Иосиф отвечал, что он к этому раздору не имеет отношения; и только 6 февраля 1928 года произошел еще и Ярославский откол, который подписал и митрополит Иосиф; два дня спустя он в первый раз наименовал себя митрополитом Ленинградским. Происходит так, как сказал бы Амвросий Оптинский – “будет осень, там и сям достанется и уткам и гусям”. Сергию и досталось.

Ярославский раскол более или менее удалось утихомирить к маю 1928 года, то есть в течение трёх месяцев, а Ленинградскому расколу предстоит ещё длительное бытие. Поэтому, стоит ли удивляться, что первый разгром Ленинграда, то есть несуществующего троцкистско-зиновьевского блока, состоится в конце 1928-го и в начале 1929 года, причем на общих основаниях туда привлекут и церковников (в том числе и раздорников), которые пошли “до кучи”, а вовсе не как мученики за веру. Те, кто уцелел в этот раз, как, например, Сергий Дружинин, попали в так называемый кировский поток в 1934 году, то есть во вторую чистку Ленинграда после убийства Кирова.

Второе синодальное определение по Ленинградскому расколу от 25 января 1928 года, которое было вынесено с подачи епископа Николая (Ярушевича).

“В своем ослеплении расколом епископ Димитрий дошел до такого безумия, что один из православных храмов назвал храмом сатаны, и на основании 28‑го и 34‑го правил святых апостол, 13‑го, 14‑го, 15‑го правил Двукратного собора, 38‑го правила Карфагенского собора — преосвященного Димитрия уволить от управления Гдовским викариатством на покой с оставлением под запрещением в священнослужении и предать его за учинение церковного раскола и за служение в состоянии запрещения каноническому суду православных епископов.

Преосвященного Копорского Сергия, давшего обещание отмежеваться от раздорников и быть верным и послушным сыном православной Церкви и Высшей церковной иерархии, но не исполнившего данного обещания и продолжающего служить в состоянии запрещения, на основании тех же правил лишить титула Копорского, оставив на покое под запрещением и предать его каноническому суду православных епископов”[9].

Извержения из сана нет; то есть по-прежнему выносится определение по принципу церковной икономии, поскольку после покаяния их можно будет тогда принять в сущем сане.

Апофатическое определение раскола принадлежит святителю Василию Великому в его первом правиле.

А именно, он указывает, что в отличие от ереси, каковая возникает при догматическом уклонении, то есть еретиками называют “совершенно отторгшихся и в самой вере отчуждившихся”; раскольниками же – “разделившихся в мнениях о некоторых предметах церковных и о вопросах, допускающих уврачевание”.

Сергий вынужден был поучать митрополита Агафангела как раскольника, тот возражал, что “мы не отступаем от веры и потому раскола не производим”. Поминовение или не поминовение властей – это “вопрос, допускающий врачевание”, то есть упорство в нем и приводит к расколу; вопрос о правах заместителя местоблюстителя – то же самое.

В правиле 11-м Карфагенского собора прямо сказано:

“Аще который пресвитер в своем поведении осужден будет, таковый должен соседним епископам возвестить, дабы они выслушали дело и дабы через них примирился он со своим епископом. Аще же сего не сотворит, от чего да сохранит Бог, надмеваясь гордостью, удалит сам себя от общения со своим епископом и вместе с некоторыми производя раскол, принесет Богу святое Приношение, таковый да будет признаваем находящимся под клятвою и да лишится своего места, впрочем, с рассмотрением – не имеет ли справедливой жалобы на епископа”.

Поэтому бесчинники могли выйти на внеочередное заседание Синода, еще раз изложить свою точку зрения. Сергий писал в своем первом пастырском послании, то есть в Декларации, что, кто не может сразу переломить себя, отойдите пока от церковных дел; “мы уверены, что они опять и очень скоро возвратятся к нам, увидев, что изменилось только отношение к власти, а вера и Церковь остаются незыблемы”.

Против бесчинства епископов существует 13-е, 14-е и 15-е правила Двукратного собора. В правилах прямо употреблено выражение – “восхищающий себе суд”.

13-е правило Двукратного собора.

“Вселукавый посеял в Церкви Христовой семена еретических плевел и, видя яко они мечом Духа отсекаются от корени, вступил на другой путь козней: покушается безумием раскольников рассекати Тело Христово. Но и сей его навет совершенно воспящая (то есть, препятствуя ему – В.Е.), святый собор определил ныне: аще который пресвитер или диакон по некоторым обвинениям за грех своего епископа прежде соборного исследования и рассмотрения и совершенного осуждения его дерзнет отступити от общения с ним и не будет возносити имя его в священных молитвах на литургиях по церковному Преданию, таковый да подвергнется извержению, и да лишится всякия священническия чести; ибо, поставленный в чине пресвитера и восхищающий себе суд, митрополитам предоставленный, и прежде суда сам собою осуждати своего отца и епископа усилившийся, не достоин ни чести, ниже наименования пресвитера.

Последующие же таковому, (то есть таковому раскольнику), аще суть некоторые от священных, такожде да лишены будут всякия чести; аще же монахи или миряне – да отлучатся вовсе от Церкви, доколе не отвергнут общения с раскольниками и не обратятся к своему епископу”.

14-е правило Двукратного собора.

“Аще который епископ, поставляя предлогом вину своего митрополита, прежде соборного рассмотрения отступит от общения с ним и не будет возносити имя его по обычаю в божественном тайнодействии, о таковом святый собор определил: да будет низложен, аще токмо обличен будет, яко отступил от своего митрополита и сотворил раскол, ибо каждый должен ведати свою меру, ниже пресвитер да пренебрегает своего епископа, ниже епископ своего митрополита”.

15-е правило Двукратного собора.

“Что определено о пресвитерах и епископах и митрополитах, то самое и наипаче приличествует патриарху.

Посему, аще который пресвитер, или епископ, или митрополит дерзнет отступити от общения со своим патриархом и не будет возносити имя его по определенному и установленному чину в божественном тайнодействии, но прежде соборного оглашения и совершенного осуждения его учинит раскол, таковому святый собор определил быти чужду всякого священства”.

Единственное исключение, которое знает 15-е правило Двукратного собора, если этот предстоятель начинает проповедовать заведомую ересь, уже осужденную Вселенскими Соборами, или если он сам осужден собранным против него Вселенским или поместным собором. Поскольку никакой ереси за Сергием усмотреть было нельзя, то его просто характеризовали как “предателя Церкви”.

Церковная ситуация в 1928 году продолжает накаляться. Кроме свидетельства митрополита Мануила, есть свидетельство, данное свыше, монахине Серафиме Булгаковой (бывшая Дивеевская насельница; дожила до 1991 года, то есть дожила до возобновления Серафимо-Дивеевского монастыря в 1990 году).

Ей было указание такое, что идет в храме служба по чину и, вдруг, священники начинают бурно спорить в алтаре; и литургия прекращается. Это как раз та ситуация, которая и совершалась. Никандр Феноменов из места ссылки так и писал – действительно восстал диавол на Церковь Христову в России (в 13-м правиле так и сказано, что если дьявол не достал Церковь с помощью ересей, то он достает с помощью расколов).

Роль Иосифа Петровых в расколе выражалась только через некоторые краткие письма; по-настоящему даже действиями среднего звена он не руководил; но из этого болота Иосиф Петровых так и не выбрался.

Когда Иосифа Петровых старались увещевать люди, которые в прежние времена имели на него влияние, то он, например, архимандриту Льву Егорову ответил так: “Погодите, придет, мы надеемся, время, когда будем говорить о наших событиях судом; и кто тогда будет более обвиняем – большой вопрос. А пока дело обстоит так — мы не даем Церкви в жертву и расправу предателям и гнусным политиканам и агентам безбожия и разрушения. И этим протестом не сами откалываемся от нее, а их откалываем от себя и дерзновенно говорим: не только не выходили и не выходим и никогда не выйдем из недр истинно православной Церкви, а врагами ее, предателями и убийцами, считаем тех, кто не с нами и не за нас, а против нас; не мы уходим в раскол, не подчиняясь митрополиту Сергию, а вы, ему послушные, идете за ним в пропасть осуждения”.

При таком устроении ясно, что увещевание было бесполезно; притом это вовсе не говорит о неприятии Иосифом Петровых Советской власти. Наоборот, в апреле 1928 года, то есть тогда же, он направляет письмо Тучкову, в котором уверяет в своей полной лояльности и гражданской преданности. Письмо это действия не имело, но оно уцелело в архивах. Таким образом, Иосиф Петровых играл двойную игру и всё надеялся, что, может быть, власти ему поверят и допустят его в Ленинград.

Иосиф Петровых через некоторое время был выслан из Новгородской области, где он отбывал ссылку, в Казахстан, где он будет работать бухгалтером на комбинате (то есть, на льготном положении – В.Е.), пока не попадет в мясорубку 1937-1938 годов. Разумеется, ни к какому исповедничеству и предстоянию за веру во Христа это никакого отношения не имеет.

В это время на Соловках отбывали наказание 15 архиереев; старшим из них единогласно признается архиепископ Илларион Троицкий – не по чину, так как он викарий, архиепископ Верейский, а по своему нравственному авторитету. От Иллариона Троицкого и шли встречные письма, написанные из ссылки, то есть при полной перлюстрации, поэтому и писались с некоторой оглядкой и на эзоповском языке. Сказано так: “… Всё, касающееся внешнего права Церкви (то есть касающееся государства и политики), никогда не должно быть предметом раздора. Я ровно ничего не вижу в действиях митрополита Сергия и Синода его, что бы превосходило меру снисхождения или терпения.

Ну, возьмите деятельность хотя бы Синода с 1721-го по 1917-й год, там, пожалуй, больше было сомнительного и, однако ведь, не отделялись. А теперь будто смысл потеряли, удивительно ничему не научились в последние годы, а пора бы, давно пора бы…. Утверждаются часто на бабьих баснях.

Что поделаешь. Ухищрения беса весьма разнообразны, а главное, есть терциус гаудеис (то есть третий лишний, то есть бес – В.Е.) и ему-то все будто подрядились доставлять всякое утешение. Да! Не имеем мы культуры и дисциплины – это большая беда”[10].

Второе письмо – прямо о личностях. “Открыточку Вашу получил. Рад, что Вы получили мое письмо, которое долго ждали, но только что не по моей вине долго дождаться не могли. Больше тут приятели Ваши виноваты, которые совсем нехорошо поступают, хоть не пиши совсем.

Ну, а какие письма получил, то скажу так – везде писаны пустяки, кто напротив пишет (то есть против Сергия – В.Е.), какую штуку выдумали – он, мол, отступник и так пишут, будто без ума они – сами в яму попадают и других за собой тащат. А Осипа письма (то есть Иосифа — В.Е.) уж очень не понравились: будто и не он пишет вовсе”.

То есть люди, которые знали Иосифа Петровых многие годы (он хиротонии 1909 года, но до 1926 года всё был викарием: сначала Угличским Ярославской епархии, а потом Ростовским той же епархии), не узнавали его.

“У него будто злоба какая; и главный грех тот, что его на другую должность перевели (то есть в Одессу — В.Е.), значит и отступник. Это – глупость. Что и других переводят, так что же делать? Поневоле делают, как им дома жить нельзя. Да прежде по каким пустякам должность меняли и ещё рады были, а теперь заскандалили”[11].

Имеется в виду практика перевода в синодальный период: там переводили по неудовольствию сверху (особенно “по знаку” из дворца и Царского Села): переводы в повышение, переводы в наказание и так далее.

Что касается вынужденного перевода Иосифа в Одессу, так ведь целый год ждали, и, видя, что власти уперлись и в Ленинград его не допустят, пришлось его перевести и именно по 14-му апостольскому правилу, то есть, человек не по своей воле не принявший епархии, должен оставаться в сане и в чести епископской, но ждать о себе дополнительного определения.

И про Иосифа Петровых Илларион продолжает, что “с ним ничего не поделаешь, хоть об стенку лбом бейся – всё то же будет”.

Это и есть оценка Соловецкого епископата, потому что к мнению архиепископа Иллариона присоединятся двенадцать человек из пятнадцати. Это мнение и стало определяющим, так как оно исходило не от людей — ближайших соратников Сергия, а всё-таки от ссыльных епископов-исповедников.

Последнее выступление Иосифа Петровых относится к июлю 1928 года, когда Сергию удалось утихомирить Ярославский откол; так Иосиф людей, которые вернулись к каноническому послушанию, именует дезертирами – “Ярославские “дезертиры” меня как-то мало смутили и удивили. Да и, в конце концов, не в них дело и не они когда либо являлись опорою нам или давали содержание и питание нашему образу мыслей и действий.

Самое их выступление и в хронологическом отношении было позднее нашего и если в своё время, казалось, было на пользу нам, то теперь лишение этой “пользы” не составило для нас никакого вреда, оказавшись лишь укором для новых изменников и предателей истины и правды дела”[12]. Это лишний раз проливает свет на существо Ярославского откола: разумеется, чтό можно было напакостить — митрополит Иосиф всё, что мог, совершил: в своем падении он попытался увлечь за собой и других (воспользовавшись старыми неудовольствиями митрополита Агафангела). Дальше он пишет прямо по-гоголевски.

“Итак, мимо их, далее! Пусть они промелькнут как отставшие и ничуть не задержавшие нас на нашем пути!” (как в “Мертвых душах”; “далее, мимо, мимо”).

“И от Господа бывали отпадавшие, уходившие от Него и оставлявшие Его в столь удивительном меньшинстве (двенадцать). Зато эти двенадцать (впрочем, и в маленьком числе остался еще и диавол), выросли потом в то, что мы теперь так хотим спасти” (То есть они не больше, не меньше, как спасают Церковь! – В.Е.).

Так и Иосиф Петровых со своими последователями считал себя “малым стадом”. Всякий раз любая секта считает себя малым стадом, а всю Церковь — стоящей на пространном пути, который, по их суждению, ведет к гибели.

“Итак, будем крепко помнить, что большинством голосов (и подавляющим!) был распята Сама Истина, и ссылающиеся теперь в своё оправдание на большинство — пусть лучше в этом прочтут себе жестокое обличение и укор, когда и их “большинством” вновь распинается Христос-Истина. И с особой живостью и радостью вновь чувствует сердце, что распятый большинством Христос всё-таки опять воскресе, осиявая Своей радостью верное Ему меньшинство, а запечатавшие Его гроб запечатали для себя опять светлое видение и познание неумирающей Истины.

24 июля 1928 года”[13].

Что это напоминает? Даже письмо Черткова ко Льву Толстому (которое недаром Иоанн Шаховской назвал “люциферианским каждением”), что, конечно, все эти исповедники, мученики и так далее, они – никто перед Львом Толстым и Сам Христос страдал слишком прямо и просто, — так вот, даже письмо Черткова с этим самовозвеличиванием – не сравнить. А вот уж Лев Толстой – это то, что нам нужно.

Ситуация сложилась окончательно. Что-то попробует восстановить епископ Мануил (Лемешевский), приехавший в Ленинград, для которого специально испрашивал разрешение для его приезда митрополит Серафим Чичагов. Кое-как митрополит Серафим будет удерживать церковную ситуацию на грани мордобития.

Скончается архиепископ Илларион Троицкий в 1929 году, заразившись тифом в пересыльной тюрьме. Но промыслительно эта пересыльная тюрьма будет в Ленинграде, и верующие выпросят тело своего исповедника и похоронят его в ленинградском Новодевичьем монастыре (мощи Иллариона Троицкого были обретены в наше недавнее время).

Собственно в этих двух посланиях митрополита Иосифа Петровых уже обрисована вся будущая характеристика, всё будущее лицо так называемой ИПЦ – “истинно православной церкви”. Через некоторое время епископов у них не останется ни одного, последний непоминовенец, и даже не “иосифлянин”, а просто индивидуальный оппозиционер, — епископ Афанасий Сахаров принесет свою покорность патриарху Алексию I и особым послание призовёт тех, кто с ним общается, выходить из подполья. На самом деле это не те “истинно православные”, эти еще всё-таки люди умеренного настроения, для которых существует Вселенская Церковь.

Последний “иосифлянин”, оставшийся в живых, протоиерей Василий Верюжский в 1946 году изъявит свою покорность и умрет в 1955 году профессором Ленинградской Духовной Академии.

В 80-х годах XX-го века появилась новая “истинная православная церковь”, но это уже обыкновенные самосвяты, находящиеся в глубочайшем прельщении, так как “иосифлянским епископам” оставить хоть какое-то преемство рукоположения не удалось. В этом мы видим волю Божию, руку Божию, “ведущую Свою Церковь и весь русский народ к предназначенной ему цели” (из Декларации).


[1] См. Иоанн (Снычев), митрополит. Цит. Соч., с.170.

[2] Там же.

[3] Там же.

[4] Опять расчет на то, что никто ничего не проверяет. Если люди находятся запале, в горячечном состоянии, то они и не в состоянии читать документы. Это показывает недавняя истории с ИНН – ни одного послания Синода люди не читали, они просто бросались в бой.

[5] Такое устроение было установлено поместным Собором 1917-1918 года, принявшим формулу поминовения властей.

[6] Митрополит Петр никакого благословения им не давал. Петр Крутицкий прислал специальное увещевание, что “всем сообщите, что, кто отделиться от митрополита Сергия, непременно погибнет”. (Цит. выше, лекция 52-я).

[7] Все православные епископы местности (то есть РПЦ) соберутся только в 1943 году; и Сергий пытался найти участников раскола, но к тому времени их уже никого не было в живых.

[8] Здесь наличествует так называемое “превращение священных канонов”; как раз 8-е правило III-го В.С. предостерегает “боголюбезнейших епископов”, чтобы “не простирали руки” на иную (чужую) епархию, но чтобы всякая епархия сохраняла неизменно принадлежащие ей права. Как раз эти бесчинники будучи только викариями, будут “простирать руки” на всю Ленинградскую епархию и восхищать права правящего архиерея.

[9] Иоанн (Снычев), митрополит. Цит. соч. с.179-180.

[10] Цит. по: Иоанн (Снычев), митрополит. Цит. соч., с.207-208.

[11] Там же.

[12] Там же, с.227.

[13] Там же, с.227.