Новейшая история Русской Православной Церкви. Лекция №27

Список лекций Новейшая история Русской Православной Церкви (1917-2000)

Митрополит Сергий – кормчий корабля церковного. “Божий ратник”(*).

  1. Долгожданная регистрация: 20-е мая 1927 года Заместителя патриаршего местоблюстителя и временного при нем Синода. Отклики pro и contra.
  2. Декларация Сергия: а) послание к верным; б) апология перед правительством. Поминовение властей.
  3. Загадка Декларации. “Наша брань не против плоти и крови”. Ещё раз о Церкви и государстве.

  1. Духовный путь России; некоторые свидетельства; а) патриарх Тихон (тогда митрополит) о явлении Державной иконы Божией Матери; б) епископ Вениамин (Федченков) “За рубежом”; в) наш современник – свидетельство конца XX-го века.

(*) “Божий ратник” — аллюзия из Некрасова (“Железная дорога”) – “всё претерпели мы, Божии ратники, мирные дети труда”. Здесь — начинается прямо по Откровению Иоанна Богослова – “здесь терпение и вера святых” (Откр.13,10).

Вопрос о Декларации до сих пор считается тем самым “камнем, который отвергли строители, но который встал во главу угла” (Мф.21,42) и, во всяком случае, до сих пор этот вопрос считается спорным (это и значит, что до сих пор идет здоровое брожение).

Церковь получила регистрацию 20 мая[1] 1927 года, то есть была признана государством как факт, почти десять лет спустя после установления Советской власти. Это не значит, что возглавители Церкви, то есть Сергий и члены Патриаршего Синода и, вообще, российский епископат, священнослужители и верующие миряне становятся, так сказать, признанными гражданами, ничем не хуже других. Это вовсе не спасает от тюрем, ссылок, лагерей, расстрелов и так далее. То есть, Церковь остается в положении гонимой, но гонимыми остаются церковники, а управление церковное, которое до этого вообще считалось нелегальным, признается государством, что оно есть. Признаются и управления на местах, то есть епархиальные архиереи, епархиальные советы.

Реакция на эту регистрацию была двоякой. Например, выписка из протокола общего собрания верующих Спасо-Преображенской общины города Сормово (знаменитый рабочий район Нижегородской области).

“Доклад митрополита Макария о том, что в бытность его в Москве у митрополита Сергия на прошлой неделе, митрополитом получена из администрации отдела (такого-то) НКВД РСФСР следующая бумага от 20 мая 1927 года (за номером таким то).

Гражданину Страгородскому Ивану Николаевичу, Москва, Сокольники, улица Короленко, дом 3/5. Справка.

Заявление.

Исполняющего дела местоблюстителя патриаршего престола митрополита Нижегородского Сергия, гражданина Страгородского, и список организовавшегося при нем временного так называемого патриаршего Священного Синода в составе: митрополита Новгородского Арсения (Стадницкого), митрополита Тверского Серафима (Александрова), архиепископов: Вологодского Сильвестра Братановского, Хутынского Алексия Симанского, Костромского Севастиана Вести, Звенигородского (викария Московской епархией, управляющего ею – В.Е.) Филиппа Гумилевского; епископа Сумского Константина Дьякова — в административном отделе получены заявления и приняты к сведению.

Препятствий к деятельности этого органа впредь до утверждения его не встречается”. (Справка закончена).

Дальше пишет сама община. “Таким образом, и наша старо-православная Церковь (в отличие от обновленцев – В.Е.) получила легализацию, чего так давно и сильно желала, и ждали все верующие. После обмена мнений по этому вопросу, единогласно постановили: выразить глубокую благодарность и удовлетворение совершимся актом, в твердой уверенности, что он послужит твердым фундаментом для полного благоустроения православной Церкви на исключительно церковных началах и поведет к полному освобождению ее от тяжелых подозрений в мнимой контрреволюции.

Послать Высокопреосвященнейшему митрополиту Сергию и патриаршему при нем Синоду сыновнее поздравление и пожелание сил для плодотворной работы.

Общее собрание единогласно постановило: протокол совета считать выражением воли всей общины. Сверх того, поручить совету обратиться от имени общего собрания во ВЦИК и НКВД с выражением благодарности за долгожданную регистрацию; и с выражением уверенности, что за этим первым шагом немедленно последуют и другие, соответствующие мероприятия к тому, чтобы патриаршая Церковь, патриаршей ориентации, свободно могла на деле пользоваться всеми предоставленными законодательством правами; и чтобы, высланные без суда и без объявления верующим их вины архиереи и священники были возвращены на места своей прежней службы”.

Все все-таки живут в надежде, что жизнь под дамокловым мечом закончилась и теперь, наконец, это беззаконие прекратится; то есть, это еще одна маленькая апология.

В выписке подтверждается, что Советским законодательством предоставляются какие-то права, и подразумевается, что до этого они были нагло попраны (по подозрению в контрреволюции), а теперь, кажется, нас уже не подозревают – это, так сказать, высказывания pro-. Но сразу же в порядке естественного брожения начались высказывания contra-. А именно, Сергия, так сказать, в его предстоятельской деятельности никто не обсуждал (это уже было бесспорно для всех); но чтó это такое при нем за патриарший Синод; не есть ли это новый вариант “григорьевщины”; а может быть, и еще хуже. Люди образованные вспоминают, что ведь и Стефан Яворский при Петре I тоже считался некоторое время местоблюстителем. И вот вроде бы как повторение.

Сергий получил письмо от неизвестного епископа, то есть без подписи, и письмо было не одно. Митрополит Иоанн (Снычев) публикует только то, которое находилось в архиве митрополита Мануила. Письмо такого содержания: “Мы, ради блага Церкви, ради сохранения доверия к митрополиту Сергию и его Синоду, просим митрополита Сергия и его Священный Синод безотлагательно издать и опубликовать яснее, не допускающее никаких двойных пониманий и толкований, разъяснение, что они в своем послании от 16/29 июля 1927 года (то есть в Декларации – В.Е.) разумели не что иное, а именно свои старания о сохранении патриаршества — этого нашего оплота; что, в частности, арзамасец, митрополит Сергий Страгородский не собирается походить в оберегании патриаршества на современного Петру I патриаршего местоблюстителя украинца Стефана Яворского, трусливо продавшего патриаршество за спокойное богатое житие и севшего президентом в петровский Синод. Необходимость разъяснения для блага и мира в православной нашей Церкви крайняя”.

Но Сергий прекрасно понимал, что его не ждет никакое ни богатое, ни спокойное житие, и что Декларация его спасает от репрессий так же мало, как и чтение чина 12-ти Псалмов, который он творил каждый день ровно в три часа ночи (или наоборот: это-то его и спасало!).

Ему было дано ещё одно делание, очень редкое в православной Церкви, – с этого времени Сергий уже носит помысл Антония Великого: “Все спасутся, только я один погибну”. Это тот помысл, которому Антоний Великий научился по Божьему указанию у Александрийского сапожника; помысл, который носили считанные единицы из прославленных святых: Сисой Великий, Пимен Великий, Силуан Афонский. “Знайте, чада, где сатана, там и я буду”. Это очень трудно, так как сам Сисой Великий свидетельствовал – кто может носить помысл Антония? впрочем, я знаю одного человека, кто может (это и был сам Сисой).

У Сергия этот помысл сформировался именно как у предстоятеля; ибо “Все недуги Церкви проходят через мое сердце; я отвечаю не только за себя, но и за Церковь также”. Сергий постоянно находился внутренне во аде и постоянно же твердил – “плачет по мне геенна, плачет” (засвидетельствовано мне лично покойным протодиаконом Сергием Боскиным (†1992) со слов иеромонаха Сергия (Воскресенского), впоследствии митрополита).

Итак, в мае зарегистрированы: Сергий и весь его патриарший Синод, состоящий из семи человек; впоследствии он будет расширен; потом уничтожен; и во время войны Сергий соберет новый Синод уже из 12-ти человек (согласно Корф.12.28, суд над епископом осуществляют 12 епископов под председательством предстоятеля).

Арсений Стадницкий числился номинально, так как был связан подпиской о невыезде; титуловался митрополитом Новгородским, но управлял Ташкентской епархией.

16/29 июля Сергий обращается с пастырским посланием ко всем верным архипастырям, пастырям и мирянам Русской Православной Церкви (в этот день совершается память IV-го Вселенского Собора). Это послание традиционно называлось “Декларацией лояльности”, хотя декларировать и заявлять было не перед кем. Поэтому такое название, в сущности, – название – клевета; а по‑настоящему – это пастырское послание, увещание верным (это главное); и, другая сторона, это – апология, то есть, увещание властей.

Декларацию подписало девять епископов (Арсений не подписал по отсутствию): Серафим Александров; Сильвестр Братановский; Алексий Симанский; Анатолий Грисюк (тогда архиепископ Самарский); Павел Борисовский, архиепископ Вятский; Филипп Гумилевский; Константин Дьяков и Сергий Гришин, епископ Серпуховской. Декларация была выпущена 29 июля, но опубликована в газете “Известия” 19 августа 1927 года, в день Преображения Господня.

Декларация.

Смиренный Сергий, митрополит Нижегородский, заместитель патриаршего местоблюстителя, и временный патриарший Синод преосвященным архипастырям, боголюбивым пастырям, честному иночеству и всем верным чадам святой Всероссийской Православной Церкви. О Господе радоваться.

То есть, совершенно пастырское обращение и ни о какой декларации речи быть не может.

Одной из забот почившего отца нашего патриарха Тихона перед его кончиной было поставить нашу православную Русскую Церковь в правильные отношения к Советскому правительству и тем дать Церкви возможность вполне законного и мирного существования. Умирая, Святейший говорил – нужно бы пожить ещё годика три. И, конечно, если бы неожиданная кончина не прекратила его святительских трудов, то он довел бы дело до конца.

К сожалению, разные обстоятельства, а также выступления зарубежных врагов Советского государства (…) – мешали усилиям Святейшего и ему не суждено было при жизни видеть своих усилий увенчанными успехами.

Стиль текста — Сергия, чтó не оставляет ни малейших сомнений, что сочинял он один.

Ныне жребий быть временным заместителем первосвятителя нашей Церкви опять[2] пал на меня, недостойного митрополита Сергия, а вместе со жребием пал на меня и долг продолжить дело почившего и всемерно стремиться к мирному устроению наших церковных дел. Усилия мои в этом направлении как будто не остаются бесплодными; с учреждением при мне[3] временного патриаршего Священного Синода, укрепляется надежда на приведение всего нашего церковного управления в должный строй и порядок, возрастает и уверенность в возможности мирной жизни и деятельности нашей в пределах закона.

Это уже черты и апологии – “в пределах закона”.

Теперь, когда мы уже почти у цели наших стремлений,[4] выступления наших зарубежных врагов не прекращаются: убийства, налёты, взрывы и им подобные явления подпольной борьбы у нас у всех на глазах.

Убийства, поджоги, налёты – это не голословно. В это время, хотя еще жив Врангель, председатель РОВСа (Российский общевоинский союз), но у него начался туберкулёз, который в 1928 году сведет его в могилу. Преемником Врангеля будет выбран Александр Павлович Кутепов. Генерал Кутепов организует так называемый “Трест” – организация, назначение которой — подрывная деятельность в СССР. Взрывали всё почему-то клубы, а не военные заводы. Все заграничные организации были напичканы резидентами ЧК. В 1929 году прямо с улицы Парижа будет выкраден Кутепов и через некоторое время и генерал Евгений Карлович Миллер – третий председатель РОВСа. В 1927 году в Варшаве был убит советский полпред Войков офицером по фамилии Коверда, которого Вениамин Федченков знал лично и называл его “самомнительный юноша”.

Всё это нарушает мирное течение жизни, созидая атмосферу взаимного недоверия и всяческих подозрений. Тем нужнее для нашей Церкви и тем обязательней для нас всех, кому дороги ее интересы, кто желает вывести ее на путь легального и мирного существования, тем обязательней для нас теперь показать, что мы, церковные деятели, не с врагами нашего Советского государства и не с безумными орудиями их интриг, а с нашим народом и с нашим правительством. Засвидетельствовать то и является первой целью настоящего нашего послания.

Таким образом, в этой увещательной грамоте Сергий дает гарантийное письмо за всех (ручательство) — за тех, кто находится под его руководством и посещает храмы, где возносится его имя, – что вот это всё лояльные граждане, то есть, добросовестные граждане своей страны. Таким образом, обвинение в контрреволюции тут-то и падает; вынимается почва – если теперь будут нас гнать, то только за веру.

Нам нужно не на словах, а на деле показать, что верными гражданами Советского Союза, лояльными к Советской власти, могут быть не только равнодушные к Православию люди, не только изменники ему, но и самые ревностные приверженцы его, для которых оно дорого, как истина и жизнь, со всеми его догматами и преданиями, со всем его каноническим и богослужебным укладом. Мы хотим быть православными и в тоже время сознавать Советский Союз нашей гражданской родиной, радости и успехи которой – наши радости и успехи, а неудачи – наши неудачи.

Фраза “наши радости и успехи” и стала камнем преткновения. В карловацком издании Декларации была допущена подмена, а именно добавили “радости и успехи безбожной власти”.

Митрополит Елевферий, когда был в Москве, то с этого и начал, что “если бы Вы знали, как это всё было воспринято, что радости и успехи этой безбожной власти – это и наши успехи и радости”.

Сергий его и спросил, — а Вы Декларацию-то читали?

Тот – конечно, читал. Сергий – А у меня нет таких слов.

Сергий продолжает, что ведь речь идёт о родине, если на родине голод, повальные болезни, то кáк мы можем этому радоваться?

Слова Сергия, кстати, были пророчеством, так как в это время, в 1927 году, только начиналась чистка бывших большевистских верхов, особенно после падение Троцкого в 1926 году (платформа 46-ти).

Существовали две статьи: КРД – контрреволюционная деятельность; и КРТД – контрреволюционная троцкистская деятельность (буква “Т” очень сильно утяжеляла положение арестованного).

После 1922 года ни одного дела по так называемым “церковникам” не было; но потоки арестованных увеличивались: сначала троцкистско-зиновьевский (1928–1929 годы); потом кировский (1934 г.); аресты 1937-1938 годов. Во всех потоках непременно шли вместе с церковными деятелями, от епископата до активно верующих, — все остальные.

Всякий удар, направленный в Союз, будь то война, бойкот, какое-нибудь общественное бедствие или просто убийство из-за угла, подобное Варшавскому, сознается нами как удар, направленный в нас. Оставаясь православными, мы помним свой долг быть гражданином Союза не только из страха, но и по совести, как учил нас апостол (к Рим.13.5). Мы надеемся, что с помощью Божией при нашем общем содействии и поддержке, эта задача будет нами разрешена.

Мешать нам может лишь то, что мешало и в первые годы советской власти устроению церковной жизни на началах лояльности. Это – недостаточное сознание всей серьёзности совершившегося в нашей стране. Учреждение Советской власти многим представлялось недоразумением, случайным, а потому – не долговечным.

Забывали люди, что случайности для христианина нет и что в совершившемся у нас, как везде и всегда, действует та же Десница Божия, неуклонно ведущая каждый народ к предназначенной ему цели. (Десница Божия напечатана в газете “Известия” с прописной буквы).

Таким людям, не желающим понять знамений времени, и может казаться, что нельзя порвать с прежним режимом и даже с монархией, не порывая с православием.

Сергий борется не с советской идеологией: он пишет пастве, которая советской идеологии не разделяет; а борется он всей кровью сердца, прежде всего, с Уваровской формулой – “Самодержавие, Православие, народность”. Вот потому он и пишет – “нельзя порвать с монархией, не порывая с православием”, как будто это такой неразрывный триумвират; а это – вздор.

Церковь не одолеют врата адовы (Мф.16,18), а режим государственный может меняться. Династия Романовых, избранная в 1613 году, примерно через 100 лет прекратилась: в 1732 году она перестала существовать – остальные-то все были псевдо-Романовы. В России престолонаследие осуществлялось не по усыновлению, как в Риме, а по кровному родству; поэтому надо было не лукавить, либо менять закон.

Апостол Павел в послании к Фессалокийцам (2Фесс.2,7) писал: когда будет изъят удерживающий, когда до православной монархии оставалось еще триста лет. Удерживающий – это святые люди; гражданская власть удерживающим быть не может – носитель ее может быть первым беззаконником (возьмем хоть и Петра I).

По поводу Декларации развернутое толкование дал Елевферий Богоявленский (“Неделя в Патриархии”): “Митрополит Сергий знал, что среди верных Церкви есть немало таких, которые ещё не изжили усвоенное в мирное время (т.е. до революции – В.Е.) неправильное воззрение на отношение Церкви к государству, по которому не только духовный рост, но и самое бытие ее обусловливалось известной политической формой. Так что признание Церковью Советской власти равнялось уничтожению ее, отступлению от Православия”.

Началось, правда, это не при Романовых, а гораздо раньше, ещё во время Рюриковичей-Калитичей. Например, Иосиф Волоцкий для борьбы с ересью жидовствующих не просто привлекает гражданскую власть в лице Ивана III, а настаивает. Это продолжается до тех пор, пока Сам Господь не попускает вразумление: сама государственная власть в лице Петра I проникается еретическими воззрениями и становится на сторону еретиков, а гнать их запрещает (дело Тверитинова).

“Не живя никогда в мирное время церковной жизнью, будучи связаны с нею (с Церковью – В.Е.) только традицией, всецело отдаваясь мирской жизни, люди такого порядка в тяжелое безгодье русского народа только и могут отдыхать душою в прошлом, не имея духовной силы подняться к вечности. Отсюда им почти не по силам понять Церковь, как надмирное бытие, хотя и пребывающее в мире, распростертое (…) над всеми народами с их разнообразными формами правления, независимое от них ни в цели, ни в средствах сущностного своего бытия, хотя, в известном смысле, и подчиняющееся последним. Им трудно оставить свой внутренний мирок. Изменить их взгляд на отношение Церкви к государству может только время и реальная жизнь в благодатной Церкви”.

Казалось бы, что Елевферий говорит о мирянах, то есть о людях, которые все время жили только “мирской жизнью”; но примерно так же жили и многие церковные иерархи. В 1928 году, поучая Иоанна Шаховского, Антоний Храповицкий так и заявил – Церковь нуждается в православном царе. Иоанн Шаховской, которому было 26 лет, спросил – а если царя не будет? Тогда, продолжал Антоний, Русская Церковь станет захудалой, как Коптская или Эфиопская.

Для бывшего ректора Духовной Академии такое заявление не допустимо; то есть, у него были глубокие провалы не только в сотериологии, но в истории Церкви и в экклезиологии.

Коптская и Эфиопская церкви – церкви монофизитские, то есть захудали‑то они потому, что не поддерживались благодатью Божией, именно как отсеченные и засыхающие ветви.

Иоанн Шаховской тогда же подумал, что “я и тогда не мог понять и, тем более, принять, что Церковь, стяжанная Кровью Спасителя, должна в истории возложить свою надежду на кесарей” (“Белая Церковь”).

Примерно об этом Сергий пишет далее.

Не даром ведь апостол внушает нам, что “тихо и безмятежно жить” по своему благочестию мы можем, лишь повинуясь законной власти (1Тим.2.2), или должны уйти из общества. Только кабинетные мечтатели могут думать, что такое огромное общество, как наша православная Церковь, со всей ее организацией, может существовать в государстве спокойно, закрывшись от власти. Теперь, когда наша Патриархия, выполняя волю почившего патриарха, решительно и бесповоротно становится на путь лояльности, людям указанного настроения придется или переломить себя и, оставив свои политические симпатии дома, приносить в Церковь только веру и работать с нами только во имя веры, или, если переломить себя они сразу не смогут, по крайней мере, не мешать нам, устранившись временно от дела. Мы уверены, что они опять и очень скоро возвратятся работать с нами, убедившись, что изменилось лишь отношение к власти, а вера и православная жизнь остаются незыблемыми”.

Дальше речь идет о заграничном духовенстве, которое числится в Московской патриархии, то есть не перешло в подчинение местных православных Церквей. Духовенству, которое числится в Московской патриархии, предлагается дать подписку о лояльности, то есть о воздержании от политических выступлений.

В конце речь идет о предполагаемом созыве Второго поместного Собора, каковой так и не состоялся.

Сердцевина этого церковного акта Сергия (Декларации) – его распоряжение о поминовении властей в порядке канонического послушания. Об этом распоряжался и Тихон, но его никто не послушался. В этом случае всё пошло строго (в порядке канонического послушания) по известной формуле: “О богохранимой стране нашей, властех и воинстве ея, да тихое и безмолвное житие поживем во всяком благочестии и чистоте”.

Это поминовение, эта молитва за власть, притом безбожную, за гонителей, – это и есть та молитва за врагов, которая составляет существо христианина.

Как раз об этом послание к Ленинградской пасиве 19 января (ст.ст.) 1928 года, ровно через 10 лет после анафематствования; Сергий обращается к пастве с разъяснением именно этого акта.

Ещё раз и лично от себя заявляю, что архиерейскую присягу я помню и по своим силам и способностям соблюдаю. Веру святую православную содержу и буду содержать несомненно; правила святых апостол, святых Соборов и святых отец (т.е. Священные каноны Церкви – В.Е.) с любовью приемлю. Сам их стараюсь исполнять и от других такого же исполнения требую. Вверенное мне стадо Христово, вообще, желаю вести только прямым православным спасительным путем, не уклоняясь ни направо, ни налево. Я думаю, что от этого своего исповедания я, по крайней мере сознательно и намеренно, не отступил и впредь не отступлю, если Господь мне поможет.

Что же касается поминовения властей за нашим богослужением, то это поминовение вводится не в отмену, а во исполнение церковного установления.

Дальше идёт одна странная ссылка не на Новый, а ещё на Ветхий Завет, а именно, на 29 главу пророка Иеремии[5].

Это заповедь апостола (1Тим.2.2), свято соблюдавшаяся нашей Церковью во все времена и повсюду и при всяких правительствах, совершенно не зависимо от того, желают или не желают они этого поминовения, веруют они или не веруют.

О таком поминовении сделал распоряжение и святейший патриарх Тихон. Если же его распоряжение оставалось мало исполняемым, то чтó удивительного в том при расстройстве, в котором находилась наша церковная жизнь. Мы восстановили поминовение властей, чтобы снять поношение со всех нас, православных членов нашей Церкви, будто мы лицемерно признали Советскую власть, а на деле с заграничными ее врагами. Оградить свою паству от такого поношения со всеми его последствиями — наш пастырский долг. Ведь и апостол учит нас, что “блажен, кто страдает как христианин, а не как нарушитель закона” (1Пет.4.14-16).

Итак, пусть никто не торопится, при первом встретившемся недоумении, бежать из ограды церковной, говоря – какие странные слова, кто может их слушать? (Ин.6.60). Наоборот, любовью покрывая случайные ошибки своего пастыря[6], пусть каждый запасается терпением, пока дальнейшая жизнь не разъяснит недоумений; пусть каждый помнит, что не вне Церкви Христовой, а только внутри ее имеются глаголы жизни вечной” (Ин.6.68) и что современные носители высшей церковной власти, при всём своём недостоинстве, не менее заинтересованы в чистоте Православия, чем и другие.

Сергий, митрополит Нижегородский.

Это и есть собственно сам церковный акт Декларации и связанный с ним акт-распоряжение о молитве за власть. Ключ к загадке Декларации дан – ключ заключается в том, что наша брань не против плоти и крови,[7] а против мироправителей тьмы века сего, против духов злобы поднебесных (ср. Еф.6.12). Сами люди заражены бесовщиной, но они остаются людьми — людьми больными; и именно как к больным и должно быть и отношение: и согрешивший может покаяться, и больной может выздороветь, и враг может переменить мысли.

Церковь под руководством своего кормчего выходит на путь не просто аполитичности, она выходит на путь пастырства (дух ведь тот же, что и у Тихона – “пусть плохи большевики, но и они мои духовные дети, как же я могу бросить их?”), на путь молитвы.

Это было осмысленно за границей даже раньше, чем у нас. Пётр Иванов пишет в “Тайне святых”, что эти мироправители (10 царей), имевшие “одни мысли” (Откр.17.12-13), то есть единую идеологию, что “они победят всех своих врагов; но истинных врагов их “одних мыслей” (то есть их идеологии – В.Е.), они никогда не будут видеть, знать и достигать. Это будут добрые их враги. И вместе с Агнцем (со Христом распятым – В.Е.) они победят, 10 царей; их оружием будет терпение и молитва за 10 царей и всяческая доброта”.

Итак, в строках Декларации подчеркнуто, что “забывали люди, что случайностей в жизни христианина нет, что в совершившемся у нас, как везде и всегда, действует та же Десница Божия, неуклонно ведущая каждый народ к предназначенной ему цели”. Предназначенной от Бога, конечно; промыслительное значение в домостроительстве Божием каждой поместной Церкви и ее особого неповторимого пути.

В день отречения, то есть 2 марта 1917 года, явилась, по извещению Самой Божией Матери, Ее чудотворная икона “Державная”, дотоле не известная, где Сама Божия Матерь держит в Своих руках державу и скипетр России. Попытка вновь протолкнуть на престол династию Романовых означала бы пытаться вырвать державу и скипетр России из Ее пречистых рук.

То, что теперь Богородица управляет Россией, – это свидетельство тогдашнего митрополита Тихона, будущего патриарха.

Осенью 1927 года Вениамин Федченков обратил внимание, что огромное большинство русского зарубежья воспринимает Церковь только в симбиозе, как приложение к чему-то. “Приложение” можно приложить к православной монархии. В истории встречаются другие симбиозы. Например, движение ХДС-ХСС, то есть христианские демократы, христианские социалисты; христианская национал-патриотическая или ещё какая-то партия; или, наоборот, христианское наднациональное движение.

Вчитываясь в дневного Апостола, Вениамин обращает внимание на то, что сказано: “приветствуй любящих нас в вере” (Тит.3.15); не только по признаку национальности, государственности, а по вере. Только так, любящие в вере, по единству веры – единомышленны и близки. По вере как таковой. “А когда смотрят на веру не саму по себе, а как на средство в достижении чего-то иного, это не есть любовь по вере, а по нации или по государству. А ныне так многие, огромное большинство, смотрят; это — ложь на христианство. Какое же великое дело сделал митрополит Сергий, поистине историческое, даже мировое – перевернуть мысли всех. Это дело – огромной души христианской; дело глубочайшего ума; плод великого страдания. Помоги ему, Господи, в сём апостольском подвиге; как ему трудно теперь при общем непонимании” (“Святой сорокоуст”).

Слишком распространенная точка зрения, которой придерживался 10 лет назад и нынешний патриарх, что Декларация была только средством, чтобы на слово договориться с властями-безбожниками, то есть кинуть им Декларацию как кость, чтобы они не кусали Церковь. Такая точка зрения – ошибка: Церковь сохраняется своим Божественным Основателем; и если от чего ее надо освобождать, то это от неверного духа ее членов. Не говоря уже о том, что сам Сергий вовсе не был уверен, что большевики будут держать свои слова.

Например, мнение одного нашего современника и живущего в России.

“Думают, что Сергий согласился с большевиками и они согласились сохранить церковное управление. Но, большевики – бандиты и обещаний не исполняли. А дело в том, что этой молитвой за большевиков и благодатью, которую она давала, так укротилось сердце наших священников, что они возлюбили большевиков; и тем отличаются все святые XX-го века – они полюбили большевиков и искренне и верно. И этим был побеждён большевизм и Церковь стала неразрушима. И атеистическая пятилетка застыла на пол-пути – паралич охватил.[8]

Премудрость Божия: граница сердца и граница реальности совпадают. Кольцо, охватившее Церковь, дошло до предела, а этот предел есть сердце человеческое; и Церковь стала непобедима, ибо Господь снова встал во главе ее”.

Промыслительно было то, что только в конце жизни Сергий стал патриархом. Мы помним, что с 1797 года главой Церкви был объявлен царь; в 1832 году хоть какое-то теоретическое обоснование этому дал Сперанский (масон); после избрания патриарха общее мнение было, что в самóм патриархе Тихоне “заключается православие” (недаром Русская Православная Церковь так и называлась “Тихоновской”). Наконец, Сергия долго “не все” признавали.

Это было великим промыслительным попущением Божиим. Слишком долго в Церкви преобладали душевные; слишком много там было “Павловых” и “Аполлосовых” (1Кор.1.12) – сторонников Антония Храповицкого, или Иосифа Петровых, или (номинально) Местоблюстителя Петра. Недаром Вениамин Федченков обратил внимание, что ведь мы (все) “слова Божия не читаем”. И призыв Апостола: “Умоляю вас, братия, именем Господа нашего Иисуса Христа, … чтобы не было между вами разделений” (1Кор.1.10) – для большинства “не звучит”, не доходит до сердца. Но Господь даст каждому Своему верному искать воли Его, и только так осуществится единство Церкви.

[1] В этот день Церковь вспоминает Явление на небе Креста Господня в Иерусалиме в 351 году.

[2] “опять”, то есть после четвертой посадки. Митрополит Сергий был освобожден на Феогноста Киевского и Московского 27 марта 1927 года, а 20 мая получил регистрацию.

[3] “при мне” означает, что если прекратятся полномочия Сергия, то прекратятся полномочия и Синода. В отличие от Синода, избранного Собором – тот Синод остается каноническим правопреемником патриарха, и он выбирает местоблюстителя из своей среды.

[4] Так как пока зарегистрировано только центральное управление, то надо еще и зарегистрировать управление и на местах, то есть, в каждой епархии, куда должны быть допущены архиереи, хиротонисанные Сергием и от него получившие назначение.

[5] См. Иер.29.4-19.

[6] В другом послании Сергий пишет — допускаю, что мои распоряжения не безупречны.

[7] И против живых людей: это Храповицкий будет призывать расстреливать большевиков как бешеных собак.

[8] Атеистическая пятилетка была объявлена в том же 1927 году, что и Декларация, но в 1930 году застыла.


Приложение к лекции 27: Декларация митрополита Сергия Декларация Митрополита Сергия (29 июля 1927 г.)

Декларация Митрополита Сергия

Православным Архипастырям,

Пастырям и пасомым

Московского Патриархата

29 июля 1927 г.

Божиею милостию!

Смиренный Сергий, митрополит Нижегородский, заместитель Патриаршего Местоблюстителя и временный патриарший Священный Синод — преосвященным архипастырям, боголюбивым пастырям, честному иночеству и всем верным чадам Святой Всероссийской Православной Церкви «о Господе радоваться».

Одною из забот почившего Святейшего отца нашего Патриарха Тихона перед его кончиной было поставить нашу Православную Русскую Церковь в правильные отношения к Советскому правительству и тем дать Церкви возможность вполне законного и мирного существования. Умирая, Святейший говорил: «Нужно бы пожить еще годика три». И, конечно, если бы неожиданная кончина не прекратила его святительский трудов, он довел бы дело до конца. К сожалению, разные обстоятельства, а главным образом выступления зарубежных врагов Советского государства, среди которых были не только рядовые верующие нашей Церкви, но и водители их, возбуждая справедливое недоверие Правительства к церковным деятелям вообще, мешали усилия Святейшего, и ему не суждено было при жизни видеть своих усилий увенчанными успехами.

Ныне жребий быть временным заместителем Первосвятителя нашей Церкви опять пал на меня, недостойного Митрополита Сергия, а вместе со жребием пал на меня и долг продолжать дело почившего и всемерно стремиться к мирному устроению наших церковных дел. Усилия мои в этом направлении, разделяемые со мною и православными архипастырями, как будто не остаются бесплодными: с учреждением при мне временного патриаршего Священного Синода укрепляется надежда на приведение всего нашего церковного управления в должный строй и порядок, возрастает и уверенность в возможности мирной жизни и деятельности нашей в пределах закона. Теперь, когда мы почти у самой цели наших стремлений, выступления наших зарубежных врагов не прекращаются: убийства, поджоги, налеты, взрывы и им подобные явления подпольной борьбы у нас у всех на глазах. Все это нарушает мирное течение жизни, созидая атмосферу взаимного недоверия и всяческих подозрений. Тем нужнее для нашей Церкви и тем обязательнее для нас всех, кому дороги ее интересы, кто желает вывести ее на путь легального и мирного существования, тем обязательнее для нас теперь показать, что мы, церковные деятели, не с врагами нашего Советского государства и не с безумными орудиями их интриг, а с нашим народом и Правительством.

Засвидетельствовать то и является первой целью настоящего нашего (моего и синодального) послания. Затем извещаем вас, что в мае текущего года, по моему приглашению и с разрешения власти, организовался временный при заместителе патриарший Священный Синод в составе нижеподписавшихся (отсутствуют преосвященный Новгородский Митрополит Арсений, еще не прибывший, и Костромской архиепископ Севастиан, по болезни). Ходатайство наше о разрешении Синоду начать деятельность по управлению Православной Всероссийской Церковью увенчались успехом.

Теперь наша Православная Церковь в Союзе имеет не только каноническое, но и по гражданским законам вполне легальное центральное управление: епархиальное, уездное и т.д. Едва ли нужно объяснять значение и все последствия перемены, совершающейся таким образом в положении нашей Православной Церкви, ее духовенства, всех церковных деятелей и учреждений…

Вознесем же наши благодарственные молитвы ко Господу, такое благоволившему о Святой нашей Церкви. Выразим всенародно нашу благодарность и Советскому правительству за такое внимание к духовным нуждам православного населения, а вместе с тем заверим Правительство, что мы не употребим во зло оказанного нам доверия.

Приступив, с благословения Божия, к нашей синодальной работе, мы ясно осознаем всю величину задачи, предстоящей как нам, так и всем вообще представителям Церкви. Нам нужно не на словах, а на деле показать, что верными гражданами Советского Союза, лояльными к Советской власти, могут быть не только равнодушные к православию люди, не только изменники ему, но и самые ревностные приверженцы его, для которых оно дорого, как истина и жизнь, со всеми его догматами и преданиями, со всем его каноническим и богослужебным укладом. Мы хотим быть православными и в то же время сознавать Советский Союз нашей гражданской родиной, радости и успехи которой — наши радости и успехи, а неудачи — наши неудачи. Всякий удар, направленный в Союз, будь то война, бойкот, какое-нибудь общественное бедствие или просто убийство из-за угла, подобное варшавскому, сознается нами как удар, направленный в нас. Оставаясь православными, мы помним свой долг быть гражданами Союза «не только из страха, но и по совести», как учил нас апостол (Рим. XIII, 5). И мы надеемся, что с помощью Божиею, при нашем общем содействии и поддержке, эта задача будет нами разрешена.

Мешать нам может лишь то, что мешало и в первые годы советской власти устроению церковной жизни на началах лояльности. Это — недостаточное сознание всей серьезности совершившегося в нашей стране. Учреждение советской власти многим представлялось недоразумением, случайным и поэтому недолговечным.

Забывали люди, что случайности для христианина нет, и что в совершившемся у нас, как везде и всегда, действует та же Десница Божия, неуклонно ведущая каждый народ к предназначенной ему цели. Таким людям, не желающим понять «знамений времени», и может казаться, что нельзя порвать с прежним режимом и даже с монархией, не порывая с православием. Такое настроение известных церковных кругов, выражавшееся, конечно, и в словах и в делах и навлекавшее подозрение советской власти, тормозило и усилия Святейшего Патриарха установить мирные отношения Церкви с Советским правительством. Недаром ведь апостол внушает нам, что «тихо и безмятежно жить» по своему благочестию мы можем, лишь повинуясь законной власти (I Тим. II, 2), или должны уйти из общества. Только кабинетные мечтатели могут думать, что такое огромное общество, как наша Православная Церковь, со всей ее организацией, может существовать в государстве спокойно, закрывшись от власти. Теперь, когда наша Патриархия, исполняя волю почившего Патриарха, решительно и бесповоротно становится на путь лояльности, людям указанного настроения придется или переломить себя, и, оставив свои политические симпатии дома, приносить в церковь только веру и работать с нами только во имя веры, или, если переломить себя они сразу не смогут, по крайней мере не мешать нам, устранившись временно от дела. Мы уверены, что они опять и очень скоро возвратятся работать с нами, убедившись, что изменилось лишь отношение к власти, а вера и православная жизнь остаются незыблемы.

Особенную остроту при данной обстановке получает вопрос о духовенстве, ушедшем с эмигрантами за границу. Ярко противосоветские выступления некоторых наших архипастырей и пастырей за границей, сильно вредившие отношениям между Правительством и Церковью, как известно, заставили почившего Патриарха упразднить заграничный Синод (5 мая — 23 апреля 1922 года). Но Синод и до сих пор продолжает существовать, политически не меняясь, а в последнее время своими притязаниями на власть даже расколов заграничное церковное общество на два лагеря. Чтобы положить этому конец, мы потребовали от заграничного духовенства дать письменное обязательство в полной лояльности к Советскому правительству во всей своей общественной деятельности. Не давшие такого обязательства или нарушившие его будут исключены из состава клира, подведомственного Московской Патриархии. Думаем, что, размежевавшись, так, мы будем обеспечены от всяких неожиданностей из-за границы. С другой стороны, наше постановление, может быть, заставит многих задуматься, не пора ли и им пересмотреть вопрос о своих отношениях к советской власти, чтобы не порывать со своей родной Церковью и Родиной.

Не менее важной своей задачей мы считаем и приготовление к созыву и самый созыв нашего второго Поместного Собора, который изберет нам уже не временное, а постоянное центральное церковное управление, а также вынесет решение и о всех «похитителях власти» церковной, раздирающих хитон Христов. Порядок и время созыва, предметы занятий Собора и прочие подробности будут выработаны потом. Теперь же мы выразим лишь наши твердые убеждения, что наш будущий Собор, разрешив многие наболевшие вопросы нашей внутренней церковной жизни, в то же время своим соборным разумом и голосом даст окончательное одобрение и предпринятому нами делу установлеия правильных отношений нашей Церкви к Советскому правительству.

В заключение просим вас всех, преосвященные архипастыри, пастыри, братие и сестры, помогите нам каждый в своем чину вашим сочувствием к делу Божию, вашей преданностью и послушанием Святой Церкви, в особенностями же вашими за нас молитвами ко Господу, да даст Он нам успешно и богоугодно совершить возложенное на нас дело к славе Его Святого Имени, к пользе Святой Нашей Православной Церкви и к нашему общему спасению.

Благодать Господа Нашего Иисуса Христа и любы Бога и Отца в причастие Святого Духа буди со всеми вами. Аминь.

За Патриаршего Местоблюстителя — Сергий, Митрополит Нижегородский.

Члены Временного Патриаршего Священного Синода:

Серафим, Митрополит Тверской.

Сильвестр, Архиепископ Вологодский.

Алексий, Архиепископ Хутынский, управляющий Новгородской Епархией.

Анатолий, Архиепископ Самарский.

Павел, Архиепископ Вятский.

Филипп, Архиепископ Звенигородский, управляющий Московской епархией.

Константин, епископ Сумский, управляющий Харьковской епархией.

Сергий, епископ Серпуховской, управляющий делами.

Москва