Список лекций Новейшая история Русской Православной Церкви (1917-2000)
Продолжение “дела о церковных ценностях”. Ставка Советской власти на раскол в Церкви (конец марта – конец мая 1922 года).
- Группа оппозиции: письмо двенадцати – март 1922 года.
- 12 мая 1922 года, Троицкое подворье: явление пятерых к патриарху Тихону. 12-18 мая 1922 года: церковный переворот – организация ВЦУ[1] помимо законной церковной власти.
- Сущность “живо церковного” бунта.
- Послание митрополита Вениамина от 28 мая 1922 года к Петроградской пастве.
Письмо 12-ти[2] от 24 марта 1922 года.
Это письмо будет фигурировать на Петроградском процессе 10 июня 1922 года. 12 человек – представителей Петроградского духовенства — заявили не столько свою оппозицию, а скорее можно назвать особым мнением, но они ее заявили властям. Это примерно так, как Иуда прибежал к иудейскому Синедриону, а эти прибежали даже к гражданским властям с выражением своей оппозиции и с заверением о своей лояльности.
Письмо это уже 24 марта было опубликовано в “Красной газете” и 29 марта перепечатано в “Известиях”. То есть, напечатано сразу же в двух местах – можно себе представить, как власти ухватились за эту инициативу.
“События последних недель с несомненностью установили наличие двух взглядов среди церковного общества на помощь голодающим. С одной стороны, есть верующие, принципиально по тем или иным богословским или не богословским соображениям[3] не хотящие при оказании помощи пожертвовать некоторыми ценностями. С другой стороны, есть множество верующих, готовых ради спасения умирающих пойти на всевозможные жертвы вплоть до превращения в хлеб для голодного Христа и церковных ценностей.[4] О необходимости всемерно придти на помощь голодным и церковными ценностями со всей апостольской ревностью высказались авторитетные святители Церкви”.
Дальше перечисляются имена — очень скупо – “архиепископ Евдоким Мещерский, архиепископ Серафим Мещеряков”.
“Молва не добрая и явно провокационная объявляет лиц священного звания, так мыслящих, предателями, подкупленными врагами Церкви. Судьей их пусть будет Бог и собственная совесть. Ни для кого из лиц знающих не секрет, что в Церкви всегда бывала часть принадлежащих к ней (курсив наш – В.Е.) не сердцем и духом, а только телом; вера во Христа не пронизала всего их существа; не понуждала жить и действовать по этой вере”.
Сочинял письмо (как можно видеть, не совсем грамотное) Введенский, который в это время любил проповеди с блестками и прямо из фраз этих-то проповедей и было составлено письмо.
“Если с нами Христос, то где же Его любовь ко всем близким и далеким, друзьям и к врагам; где любовь, которая, по слову Божию, выше закона; где любовь, которая готова прервать все преграды, лишь бы помочь – именно такой любви научил нас Христос”.
“В частности, по вопросу о церковных ценностях мы полагаем, что нравственный христианский долг наш идти на эту жертву; ведь, в принципе, на это благословил нас и патриарх Тихон и митрополит Вениамин и другие архиереи. Верующие охотно придут на помощь государству, если не будет насилия. Верующие отдадут, если надо, даже самые священные сосуды, если государство разрешит Церкви под самым хотя бы строгим контролем им самим кормить голодных, о возможности чего говорили представители власти. Так будем же готовы на жертвы и решительно отойдем от тех, кто, называя себя христианами, в данном вопросе смотрит иначе и, таким образом, зовет на путь равнодушия к умирающим с голода и даже на преступный, Христом запрещенный, путь насилия в деле защиты церковных ценностей. Церковные люди! Лишь одно недоразумение разделило нас по этому вопросу, мы должны со взаимной любовью, взаимным уважением помочь братьям всем, даже жизнию своею. Этого ждет Христос!”
Протоиереи: Иоанн Лозинский, Александр Боярский, Александр Введенский[5],
Владимир Воскресенский, Евгений Запольский, Михаил Попов,
Павел Раевский.
Священники: Евгений Белков, Михаил Гремячевский, Владимир Красницкий[6],
Николай Сыренский.
Дьякон Тимофей Скобелев.
Церковные материалы опубликовывались обычно в церковной печати, но если что нейтральное, то в “Известиях”. Письмо было отнесено сначала в “Красную газету” и в “Петроград”. В Петрограде письмо сразу же становится известно властям в Смольном (Ленина в Петрограде уже не было, правительство уже – в Москве).
В это же время идет работа по организации партии внутри Церкви и главным организатором станет священник Владимир Красницкий. Все, подписавшие письмо, – деятели с будущим: некоторые из них покаются только перед смертью; другие не покаются вообще.
Но надо иметь в виду то, что церковное послушание, вековая церковная дисциплина с особым мнением предписывает обращаться с начала к духовнику, а потом к епархиальному архиерею, то есть к собственному церковному начальству. Обращаться к властям, помимо епархиального архиерея и, вообще, высшей церковной власти и не имея на то полномочий от высшей церковной власти, запрещено 11-м правилом Антиохийского собора: за такой поступок полагается извержение из священнического сана.
В конце марта священников, написавших письмо, никто не изверг из сана – к ним еще применяют принцип икономии, то есть, милосердия; выжидают, чтобы они пришли в себя.
На предложение священников откликнулись. В это время в Госполитуправлении уже создан специальный церковный отдел и во главе этого отдела поставлен Евгений Александрович Тучков.[7] Тучков немедленно всех двенадцать проверил и сделал выбор – кто будет его сотрудниками для будущего.
В отличие от возникшего в 1918 году и обличенного на Соборе “церковного большевизма”, здесь — уже хорошо скоординированная и снабженная подробными инструкциями (из Госполитуправления) деятельность.
У Советской власти в это время было много дел, но 26 апреля собирается Московский процесс – процесс 54-х; и по этому процессу расстреляют пятерых (приговорят к расстрелу 11 человек, но расстреляют 5 человек).
5 мая на процессе в качестве свидетеля будет выступать патриарх Тихон и поздно вечером 6 мая к нему явятся красноармейцы с приказом о домашнем аресте. Патриарх отныне не мог покидать свое Троицкое подворье (выставлена охрана).
Тихон по своему монашескому обыкновению рано встает и сравнительно рано ложится. Режим патриарха учитывался, когда к нему пришли посланцы после 11 вечера (5 человек). В числе посланцев уже фигурировшие в числе 12-ти, Введенский, Красницкий, Белков; Калиновский – из Москвы; и для демократии взяли с собой псаломщика Стадника.
Посланцы являются к патриарху 12-го числа, подняв его с постели; патриарх всех благословил. Первое слово взял Введенский и по его собственному скромному выражению – “я в то время мог бы убедить и стену“. Введенский убеждал патриарха сложить полномочия и отказаться от высшей церковной власти. Патриарх отвечал кратко и неуклонно – “нет, нет и нет”. “Наконец”, рассказывает Введенский, — “я замолчал. Сидим мы против него и молчим. Но что же вы от меня хотите, спрашивает он. — Надо кому-нибудь передать власть, дела стоят без движения — говорим”.
К этому времени прошло всего 6 дней домашнего ареста патриарха. Но у всех еще в памяти Всероссийский Собор 1917-1918 года, решения которого, действительно, не предусматривают управления Церковью из мест лишения свободы.
Собор предусматривал (деяние 142-е), что если патриарх физически лишен возможности управлять Церковью, то всю полноту патриарших прав и обязанностей в межсоборный период патриарх передает своему заместителю, которого он назначает единолично.
Патриарх, выслушав предложение посланцев, встал и ушел в другую комнату и через пять минут вынес письмо Калинину, в котором извещает Калинина (не Ленина), что на время своего заключения временно передает власть одному из митрополитов: митрополиту Вениамину (Казанскому) Петроградскому и Гдовскому или митрополиту Агафангелу (Преображенскому) Ярославскому. (Или-или; это показывает, что к такому визиту патриарх был совсем не готов).
Во всяком случае в качестве кандидатов на местоблюстительство были названы лица известные и мыслящие, как и сам патриарх.
Митрополит Вениамин, конечно, был знаком с письмом 12-и и мог бы сразу же запретить священников своей епархии в служении, но он этого не сделал. Возможно, что в этом сказалось то, что Введенский долгое время пользовался его личной любовью и он его всячески выдвигал. В качестве предателя он его расценит в конце мая, но для этого надо было осознать бывшего близкого человека как Иуду; Иудой он его и назовет – “отец Александр, мы ведь с вами не в Гефсиманском саду”.
На другой день 13 мая 1922 года появляется в печати воззвание “Верующим сынам Православной Церкви России”. В этом воззвании все обнажается – в нем есть такие слова: “Воззвание патриарха[8] Тихона стало тем знаменем, около которого сплотились контрреволюционеры, одетые в церковные одежды и настроения[9]. Но широкие массы народные и большинство рядового духовенства не пошли на их призыв. Совесть народная осудила виновников пролития крови[10] и смерть умирающих от голода падет на тех, кто захотел использовать народное бедствие для своих политических целей.
Мы, нижеподписавшиеся священнослужители православной Церкви, являющиеся выразителями широких народных кругов, считаем необходимым немедленный созыв поместного собора для суда над виновниками церковной разрухи. Руководимая высшими иерархами гражданская война Церкви против государства должна быть прекращена. Каждый верный любящий сын Церкви, несомненно, поддержит наше заявление, с коим мы обратились к государственной власти[11] о предоставлении нам возможности скорого созыва поместного собора для устроения Церкви и умиротворения народной жизни”.
Конечно, сказывался синодальный период Церкви, который весь был наглым попранием вообще всего церковно-канонического свода. Действительно, кто будет созывать поместный собор? Патриарх? – он “физически” лишен возможности управления. Местоблюститель? – он ещё не преступил (и не приступит!) к своим обязанностям. А иначе этот “собор” окажется ничем иным, как самочинным сборищем (Ант.16; и Василия Великого 1-е правило).
Ещё заметим, что сами церковные бесчинники между собой плохо организованы: всё наспех. Зато видна строгая направляющая рука Тучкова (он и сам присутствовал – подъехал одновременно с теми деятелями и без себя их не оставлял); да и сам этот Тучков – строго подотчётен и снабжен инструкциями; а среднее звено – особая комиссия, куда входит и Е. Ярославский; разработчиком всей программы был, как мы видели, Троцкий; но и Ленин ещё на ногах: первый инсульт его близок – 26 мая.
Наконец, рассмотрим первоначальный состав раскольничьей группы; мы видим исключительно белое духовенство; только позже появятся первые архиереи: Антонин Грановский – о нем мы уже говорили; и Леонид, епископ Вернинский, викарий Московской епархии, — фигура бесцветная, впоследствии и у “обновленцев” не игравшая никакой роли.
Представители Москвы: священники Сергей Калиновский[12], Иоанн Борисов, Владимир Быков; представители Петрограда: священники Владимир Красницкий, Александр Введенский, Евгений Белков, псаломщик Стефан Стадник; представители города Саратова: протоиереи Русанов и Ледовский[13]. (Коноводы все-таки петроградские, москвичи примкнули; и два церковных большевика из Саратова).
Воззвание “Верующим сынам Православной Церкви России” на следующий же день 14 мая было опубликовано в “Известиях”. 15 мая 1922 года Калинин принимает петроградцев, то есть Введенского, Красницкого, Белкова, которые и вручили Калинину письмо патриарха (ночное с 12 на 13 мая), где патриарх оповещает гражданскую власть, что на время своего ареста патриаршая власть передается одному из поименованных митрополитов.
Калинин, надо сказать, отнесся с достаточным тактом, сказал он буквально следующее: “Правительство РСФСР принимает к сведению заявление патриарха о его временном самоустранении, однако взять на себя передачу патриаршего поручения к его Заместителю оно не может, так как Советская конституция предусматривает отделение Церкви от государства”. То есть, государство в лице Калинина сохраняет дистанцию, а в лице Тучкова, как закулисного дирижера и суфлера, продолжает направлять действия.
Петроградские деятели получают инструкции Тучкова регулярно и Введенский никогда этого не скрывал. Эту ситуацию можно (отчасти) сравнить со временами Константина V Копронима, то есть с иконоборческим периодом. Но в тот период Константин V ответственность все-таки берет на себя и не прячется за кулисами. Здесь Советская власть поступает несколько иначе.
16 мая утром состоялась вторая встреча все тех же петроградцев с патриархом, но на этот раз патриарх за 3 дня остановился на кандидатуре Агафангела и дал к нему уже собственноручное письмо.
Письмо патриарха Тихона митрополиту Агафангелу.
“Вследствие крайней затруднительности в церковном управлении, возникшей от привлечения меня к гражданскому суду, считаю полезным для блага Церкви поставить Ваше Высокопреосвященство во главе церковного управления до созыва собора. На это имеется и согласие гражданской власти, а потому благоволите прибыть в Москву без промедления”.
Патриарх Тихон.
Это письмо было обнародовано только в 1926 году после смерти патриарха Тихона и, притом, в Перми, а не в Москве.
На следующий же день 17 мая петроградские представители делают еще одно оголтелое верноподданническое заявление, которое было опубликовано в новом органе “Живая Церковь”. Газета-журнал “Живая Церковь” организована Калиновским и некоторое время он был главным редактором. По названию этого журнала направление и будет называться “Живая Церковь”.
Клин в церковное тело вбивается дальше. То есть, эти самые несколько бесчинников объявляют себя представителями победившего верующего народа, а церковную иерархию – князьями Церкви, которая когда-то была поставлена при царе и, вообще, нигде не значится. То есть, как бы – церковное священноначалие нам навязано.
Они пишут, причем Калинину: “Народилась за пять лет революции небольшая группа священнослужителей, нашедших себе силы и смелость подать свой голос о справедливости борьбы Советской России с ее классовыми врагами”. И заканчивается – “Братья-товарищи, услышьте наш голос, дайте людям жить”.
Подписали: священник Сергей Калиновский и те же делегаты от прогрессивного духовенства Петроградской епархии: Красницкий, Белков, Введенский, псаломщик Стадник и саратовские протоиереи Русанов, Ледовский.
Установка Ленина, запечатленная и Декретом от 23 января 1918 года, была на распыление, то есть высшая церковная власть и церковная иерархия игнорируется, а государство согласно иметь дело с приходскими общинами и с исполнительным органом каждой из этих общин – с так называемой «двадцаткой».
Такая государственная политика скорее всего бы провалилась, но она наложилась на вековую ненависть.
Поэт Иван Савич Никитин (из среды духовенства) писал:
Сеялось семя веками,
Корни в земле глубоко:
Срубишь леса топорами,
Зло вырывать не легко.
Нам его с детства привили,
Деды родилися с ним;
Мертвые в мире почили,
Дело оставив живым.
Деды и прадеды и завещали внукам и правнукам дело ненависти. Ненависть скапливалась – это вековое чувство пауперизма, то есть чувство социальной неполноценности белого духовенства против черного.
Ненависть белого духовенства, и особенно приходского, и особенно не столичного, а небольших городов и сельского, – оно веками чувствует себя подавляемым и попираемым пятой “князей Церкви”.
Лесков в “Мелочах архиерейской жизни” и в “Русском тайнобрачии” показал, что это настроение вековое и что оно началось в последние годы царствования Петра I. Это была и синодальная политика: “духовная консистория” оказывалась средостением между архиереем и средним духовенством. (Петра I запрещал духовенству объезд епархий чаще двух-трех раз в год. Как потом выразится Иоанн Шаховской – “Эта священная отъединенность, чтобы они не знали своей паствы, а паства не знала их”, чтобы архиерею было неприлично ходить пешком, а только в карете).
Несмотря на то, что прокламация напечатана в журнале, 17-го вечером Красницкий едет в Ярославль к митрополиту Агафангелу с письмом патриарха, чтобы вести переговоры о приеме дел.
Идеологом белого, столетиями попираемого, духовенства будет Владимир Красницкий. Он-то и выставит утверждение, что белое духовенство – это церковный пролетариат, трудящиеся, подавляемые, а иерархия церковная – это князья Церкви, господа и подавляющие. Поэтому этот церковный переворот будет назван “революцией внутри Церкви”.
Последний день церковного переворота — 18 мая 1922 года. 18 мая 1922 года, уже даже за спиной Красницкого, который ведет согласование с Агафангелом, в частности, вопроса о передаче полномочий, выступают трое из основной группы: Введенский, Белков и Калиновский.
Введенский, Белков и Калиновский приносят патриарху Тихону новый документ:
“Ввиду устранения Вашего Святейшества от управления Церковью до созыва собора с передачей власти одному из старейших иерархов, фактически сейчас Церковь осталась без всякого управления[14]. Это чрезвычайно губительно отражается на течении наличной церковной жизни, Московской в частности, порождая этим чрезмерное смущение умов.
Мы, ниже подписавшиеся, испросили разрешение государственной власти на открытие и функционирование канцелярии Вашего Святейшества[15]. Настоящим сыновне испрашиваем благословение Вашего Святейшества на это, дабы не продолжалась пагубная остановка дел по управлению Церковью.
По приезде Вашего Заместителя он тотчас вступит в исполнение своих обязанностей[16]. К работе в канцелярии мы привлекаем временно, впредь до окончательного сформирования управления под главенством Вашего Заместителя, находящихся на свободе в Москве святителей”.
Напоминаю, что положение о Высшем Церковном Управлении во всех пунктах было уже выработано Собором; Заместитель принимает на себя предусмотренные для него полномочия, но церковного управления он не реорганизует. А здесь священники привлекают находящихся на свободе святителей!
На письме есть резолюция патриарха: 5/18 мая 1922 года
“Поручается поименованным ниже лицам принять и передать Высокопреосвященному митрополиту Агафангелу, по приезде его в Москву, Синодские дела при участии секретаря Нумерова, а по Московской епархии – Преосвященному Иннокентию, епископу Клинскому; а до его прибытия Преосвященному Леониду, епископу Вернинскому при участии столоначальника Невского”. (Этот-то Леонид и будет распропагандирован и войдет в “ново-церковное” ВЦУ).
“Для ускорения моего переезда и помещения в патриаршем доме Высокопреосвященного Агафангела прошу отпустить архимандрита Анемподиста Алексеева[17]”.
Патриарх поручил петроградцам только передать канцелярию Агафангелу; но, с другой стороны, это мог сделать и секретарь Нумеров. Петроградцев, которые уже трижды опорочили себя (письмо 12-ти в марте, акции 12 мая и 13 мая), нужно было абсолютно проигнорировать.
То, что не сделал патриарх Тихон, сделает их собственный архиерей митрополит Вениамин (Казанский).
После того, как петроградцы объявили себя (письменно) Высшим Церковным Управлением (туда уже входили Антонин и Леонид) и уже в новом качестве пришли к митрополиту Вениамину, митрополит Вениамин выслушал заявление молча, а Введенский произнес перед митрополитом целую речь. Митрополит спросит – “А почему нет подписи Святейшего патриарха?”
Через три дня в воскресенье 28 мая 1922 года с церковных амвонов будет оглашено окружное послание митрополита к своей пастве.
“Да все едины будут яко же Ты Отче во Мне и Аз в Тебе, да тии в Нас едины будут.
Тревожно бьются сердца православных, волнуются умы их. Сообщение об отречении Святейшего патриарха Тихона, об образовании нового Высшего Церковного Управления, об устранении от управления Петроградского митрополита вызывает великое смущение.[18]
Вместе с вами, возлюбленная паства, переживаю сердечную тревогу, со скорбью наблюдаю волнение умов и великое смущение верующих. Чувствую вашу потребность слышать слово своего архипастыря по поводу всего, переживаемого Церковью, иду навстречу этой потребности.
От Святейшего патриарха никакого сообщения о его отречении и учреждении нового Высшего Церковного Управления до сего времени мною не получено, поэтому во всех храмах епархии по прежнему должно возноситься его имя.
По учению Церкви епархия, почему либо лишенная возможности получить распоряжение от своего патриарха, управляется своим епископом, пребывающем в духовном единении со своим патриархом. Епархиальный епископ есть глава епархии; епархия должна быть послушна своему епархиальному епископу и пребывать в единении с ним: кто не с епископом, тот не в Церкви, говорит муж Апостольский Игнатий Богоносец.
Епископом Петроградским является митрополит Петроградский; послушаясь ему, в единении с ним — и вы будете в Церкви.
К великому прискорбию, в Петроградской церкви это единение нарушено. Петроградские священники: протоиерей Александр Введенский, священник Владимир Красницкий и священник Евгений Белков без воли своего митрополита направились в Москву, приняв там на себя высшее управление Церковью. И один из них, протоиерей А. Введенский, по возвращении из Москвы, объявляет об этом всем, не предъявляя при этом надлежащего удостоверения Святейшего патриарха. Этим самым по церковным правилам (Двукратного собора и правила Василия Великого) они ставят себя в положение отпавших от общения со святой Церковью, доколе не принесут покаяние перед своим епископом[19]. Такому отлучению подлежат и все, присоединяющиеся к ним.
О сем поставляю в известность протоиерея Введенского, священника Красницкого и священника Белкова, чтобы они покаялись, и мою возлюбленную паству, чтобы никто из них не присоединялся к ним и через это не отпал от общения со святой Церковью и не лишил себя ее благодатных даров.
Слушайтесь Пастыреначальника нашего Господа Иисуса Христа, да будете все едины со своим архипастырем, чтобы никто из вас не погиб! Слушайтесь своего епископа по слову Господа “Слушающий вас, Меня слушает” (Лк.10.16). “Блюдите единение веры в союзе мира” (Еф.4.3) и Бог любви и мира да будет с вами”.
Вениамин, митрополит Петроградский
15/28 мая 1922 года
На другой день в понедельник 29 мая митрополит Вениамин был арестован.
[1] Высшее Церковное Управление.
[2] 11 священников: 7 протоиереев, 4 иерея; и один дьякон.
[3] Каноны, конечно, не приводятся. А они в феврале были приведены в послании патриарха. Послание патриарха вышло 28 февраля, а месяц спустя они заявляют властям, что не все православные священники думают так же, как патриарх.
[4] “Голодающие – это Христос” и ссылка на Евангелие от Матвея гл.25, ст. 31-46, то есть место, которое читается в неделю о Страшном Суде.
[5] Настоятель Захарьино-Елизаветинской церкви в Петербурге.
[6] Второй священник Князь-Владимирского собора в Петербурге.
[7] Внутрипартийная кличка “Игумен”.
[8] Февральское.
[9] Так мог написать только Введенский.
[10] По поводу расстрела 5-х.
[11] Полное нарушение 11-го правила Антиохийского собора.
[12] Настоятель Гребневской церкви на Лубянке (взорвана) и ближайший помощник Иоанна Восторгова (расстрелян в 1918 году); Калиновский — бывший священник “Союза русского народа”. Через некоторое время станет пропагандистом-антирелигиозником.
[13] Фигурировал на московском процессе 54-х.
[14] Синод, избранный Собором, продолжает действовать; на местах действуют законно поставленные епископы.
[15] Вся синодальная эпоха – это эпоха канцелярщины, что фактически начальник тот, у кого бумаги в руках.
[16] Митрополит Агафангел согласие дал, но задержал его приезд в Москву.
[17] Анемподист был арестован в числе 11-ти, приговорен к смертной казни, но казнь была заменена. Патриарх просит его отпустить в качестве келейника, так как патриарх должен был переехать в Донской монастырь.
[18] Они ему объявили, что теперь они будут назначать архиереев на все кафедры.
[19] То есть, из сана не извергнуты, но в священнослужении запрещены. Если такой священник хоть один раз коснется служения, как по 28 Апостольскому правилу становится чуждым Церкви, т.е. отлученным.