Список лекций Новейшая история Русской Православной Церкви (1917-2000)
Заграничные пути. Церковное собрание в Сремских Карловцах – “Всезаграничный карловацкий собор”.
- Собор или собрание? Признаки самочинного сборища.
- Состав “собора” (89 человек). По какому принципу собирались? Организация собора и принцип голосования.
- Задачи “собора”.
- Начало бесчинства: обращение к русскому рассеянию.
Первое правило Василия Великого различает разные уклонения от церковного пути: “иное дело есть ересь, иное – раскол, иное – самочинное сборище”.
“Ересь (согласно Василию Великому) есть осужденное церковной полнотой лжеучение: “отчуждение в самой вере”. Раскол есть разделение (вплоть до разрыва канонического и литургического общения – В.Е.) в мнениях о предметах церковных и о вопросах, допускающих уврачевание. Самочинное сборище — это есть собрание, составляемое непокорными пресвитерами или епископами или ненаученным народом”.
“Ненаученный народ” – это народ, который не может разобраться в действиях своих пастырей, которые могут сбиться с пути и становятся лже-пастырями; ненаученный народ – это те, которые не могут проверить правильность действий церковно-полномочных лиц; то есть не отличают правой руки от левой. “Ненаученный народ” – это всегда большинство церковного собрания.
Онтологическая характеристика раскола, по Василию Великому – в том же первом правиле: “отступившие от Церкви через раскол, уже не имеют на себе благодати Святого Духа”.
До 1934 года карловчане были самочинным сборищем и только после 1934 года они стали сборищем безблагодатным.
Карловацкое собрание собиралось только как собрание (в своих мемуарах митрополит Евлогий его именовал “Церковный съезд”). Оно и было действительно церковным съездом, максимум – рабочим собранием, каким – дело другое.
И только 30 ноября, за два дня до окончания работы, собрание было переименовано в “собор”, да ещё и “Всезаграничный”, то есть, наспех в рабочем порядке. И только 29 ноября на этом “соборе” наспех был организован отдел “Духовного возрождения России”. Это решение Иринарх Стратонов, канонист, комментировал так: “Ситуация напоминала ту, когда слепой намеревается вести прозревшего”.
Таким образом, не умея управить ни себя, ни свою беженскую массу, “карловчане” поставили себя учителями для России. Это деяние карловацкого “собора”, в котором покаялись отдельные иерархи, но всё карловацкое собрание (in corpore) не покаялось.
Инициатором карловацкого собрания был Вениамин Федченков[1]. В своих мемуарах “На рубеже двух эпох” он иногда к себе чрезмерно снисходителен. В частности, описывая свою подготовительную деятельность 1920-1921 годов (ему было около 40 лет), он пишет так, что “я ещё в ту пору не изжил своей энергии”. Поэтому от избытка энергии он и дал первые импульсы абсолютно беззаконному, безбожному и со вредными последствиями делу.
Вениамину Федченкову пропели многолетие 2 декабря 1921 года, хотя он в это время глубоко раскаивался (по его словам), что затеял это собрание, но у него не хватило характера покинуть этот “собор” в первый же день.
В определении Василия Великого сказано о самочинном сборище, что это есть собрание, составляемое непокорными архиереями – оно абсолютно относится к карловацкому собранию.
Ранее Константинопольским Патриархатом была разрешена опека (эпитропия) русского беженства под высшим управлением Вселенской Патриархии.
Причем, перед тем, как встать под омофор Вселенского патриарха, иерархи Русской Православной Церкви не получили у Московского патриарха канонического отпуска – это и есть первый пункт непокорности, то есть, церковного бесчинства.
В июле 1921 года беженцы переехали в Сербию в Сремские Карловцы – резиденцию Сербского патриарха. Само собрание собиралось с разрешения Сербского патриарха. У Константинопольского патриарха Василия благословение не было взято – второе нарушение.
На первом заседании собрания было заявлено о всяческом послушном поведении, о покорности Московскому патриарху — и не послали ему не только отчета о своем собрании, но даже оповещения (патриарх был вынужден в марте 1922 года узнавать об этом из газет) – третье нарушение.
Итак, непокорные архиереи, пресвитеры и миряне (не наученные) собираются в Сремских Карловцах на съезд. Состав съезда лучше всего описывает митрополит Евлогий в книге “Путь моей жизни”.
- В Карловацкий съезд вошли по должности все члены ВЦУ-загран, организованного в Константинополе.
- Все члены Всероссийского Церковного собора, ушедшие в эмиграцию (in corpore, то есть целиком).
- Делегаты от русских православных приходов в разных странах.
Эти приходы были в основном при посольствах, которые были слабо организованы как приход. Появление беженцев, да еще и со своими священниками, в этих приходах вызывало сумятицу. Когда явилась делегация беженцев со своим священником Лелюхиным в посольскую церковь в Лондоне, то настоятель посольской церкви отец Евгений Смирнов был совершенно ошарашен – «большевики какие-то наехали» (так и выразился). В течение месяца отец Евгений пытался с ними разобраться, но не выдержал и с горя умер. Поэтому, “делегаты от приходов в разных странах” представляли, в сущности, не приход, а представляли эмигрантскую массу, которая, так или иначе, оказалась в определенной посольской церкви.
На Карловацком съезде делегаты подразделялись на:
3а. делегаты от русских православных приходов в разных странах;
3б. делегаты от военно-морских церковных кругов. Здесь, фактически, имеется в виду военное духовенство: полковые и корабельные священники.
Среди этих делегатов только номинально числился протопресвитер Георгий Шавельский, который много лет был протопресвитером Армии и Флота.
3в. делегаты от штаба Главнокомандующего русской армии Врангеля, то есть, это как бы беженская мирская власть, правительство.
Эту группу представлял жандармский генерал Батюшин и заместитель Врангеля генерал Никольский.
3г. делегаты от монашествующего духовенства (малочисленного).
3д. лица, приглашенные по личному усмотрению четырех иерархов (самый многочисленный, крикливый и агрессивный контингент): Антония, как заведующего православными приходами в Сербии (8 приходов; привел с собой целый ВМС[2]); Евлогия, как управляющего западными церквами в Европе[3]; Анастасия (Грибановского), управляющего православными общинами в Константинополе; Вениамина, управляющего военно-морским духовенством.
ВМС был приглашен Антонием в полном составе с участием Маркова Второго (“Медный всадник”[4]), Крупенского (товарищ председателя), Локотя.
Все собрание было не законным, а единственный человек, имевший полномочия от патриарха Тихона, был Евлогий.
Два иерарха из русской эмиграции не запятнали своей архиерейской совести участием в этом самочинном сборище: Платон Рождественский и Феофан Быстров.
Платон Рождественский в будущем – устроитель православной церкви в Америке, а Феофан Быстров вскоре удалился в затвор, в котором и пребывал около 20 лет (его иногда называют “Новый Затворник”).
Евлогий был поставлен патриархом Тихоном управляющим западными церквами в Европе, которые были расширением Петроградского викариатства и подчинялись митрополиту Петроградскому. Но в условиях эмиграции (многочисленность, неразбериха) Вениамин Петроградский не имел возможности управлять этими церквами; и сам, по благословению Тихона, обратился с личным письмом к Евлогию.
Евлогия (по Вениамину Федченкову) отличало свойство умеренности, которое он проявил, работая в Государственной Думе II и III созывов, в которых «он был правым, но не очень, а где-то между октябристами и националистами». Евлогий управлял Волынской епархией во время ее оккупации австрийцами. Именно такого человека, который мог ладить с самым разным контингентом, и выбрал патриарх Тихон.
Архиепископ Евлогий к началу съезда опоздал, а когда появился на нем, то в президиуме съезда в качестве товарищей председателя были ВМС-овец Крупенский, Анастасий Грибановский, Ширинский-Шихматов, когда-то бывший обер-прокурором Синода.
Все члены съезда (89 человек) имели право решающего голоса. Вениамин Федченков (председатель предсоборных совещаний) предложил устроить трехпалатное голосование: первыми голосуют все члены “собора”; потом, предварительное решение поступает на обсуждение духовенства (пресвитериата) и после этого, обсужденное и с мнением духовенства, решение поступает на епископское совещание. Епископов 12 человек.
Собрание началось 20 ноября (н.ст.) 1921 года. Первым выступил граф Апраксин и стал агитировать, что мы ни в чем не должны нарушать наказа или порядка Всероссийского Поместного Собора, хотя сам Всероссийский Собор для организации будущих церковных собраний предоставил право менять распорядок и решать заново, то есть действовать по запросу нынешнего дня.
Вопрос был поставлен на голосование и агрессивная, орущая масса “задавила” этот вопрос большинством и Антоний сдался.
Конечно, было бы лучше, если бы на съезде голосование было бы трехпалатным, так как не надо было отбрасывать среднее духовенство в число мирян.
На первом заседании собрания происходит и первый скандал. В качестве члена Всероссийского Поместного Собора в съезде в Сремских Карловцах принял участие Михаил Владимирович Родзянко – бывший Председатель Государственной Думы всех созывов. На него напустились, как коршуны, Марков Второй, Крупенский и прочие, обвиняя его как главного виновника революции в России.
Дело это спорное, Родзянко оставался законопослушным до последнего дня и последнее распоряжение царя от 28 февраля 1917 года – назначение Родзянки главой правительства после отставки князя Голицына. Родзянко был уже после революции участником Поместного Собора и участвовал в его работах до конца. В конце концов, Родзянко с совещания удалился.
Затем, профессор Яницкий (член Всероссийского Собора) подал мотивированное заявление об уходе со съезда, потому что “на нем нарушаются элементарные нормы”. Скандал прошел не замеченным: Антоний просто объявил, что профессор Яницкий покинул собрание. Вениамин заметил этот инцидент и раскаивался в том, что он не сложил с себя своих полномочий, так как в этом случае скандал замолчать было бы труднее.
Выступил Марков Второй с заявлением от имени всего русского народа, что дом Романовых продолжает царствовать. (“От имени русского народа” только потому, что тебе удалось унести благополучно ноги и избежать расстрела и тиф тебя не взял, как Пуришкевича).
Задача “собора”: построить церковную организацию для окормления беженской массы. Как строилась эта церковная организация?
- Управляет наместник Всероссийского патриарха. Наместником был избран митрополит Антоний без ведома самого патриарха и патриарха не оповестили, кто ему наместник.
- Надо было как-то трудоустроить епископов-беженцев, а их, не считая Платона и Феофана Быстрова, 12 человек – надо найти 12 церковных округов, а столько не было. Было принято, совершенно искусственно, что каждый епископ возглавляет свой церковный округ и управляет с помощью епископского совета (аналог епархиального совета).
Съезд в Сремских Карловцах заседал 10 дней и был полностью бесплоден. Даже Украинский поместный собор, решивший главную задачу отказа от автокефалии, все-таки выдержал три сессии по три недели. А тут только 10 дней.
В съезде принимали участие, кроме епископов, которые убежали вместе с Врангелем (Антоний Храповицкий, Анастасий Грибановский, Вениамин Федченков, Гавриил Ченур, бывший Челябинский), епископы, которые эмигрировали раньше: Евлогий Георгиевский, Аполлинарий (Кошевой), бывший Белгородский).
Съезд пытался подчинить и распространить свою власть на Сергия (Тихомирова) Японского.
Все епископы в вопросе о династии и о монархии на “соборе” разделятся пополам. Епископское совещание на собрании не получило независимого голоса, в отличие от Собора 1917-1918 года.
Третий пункт работы “собора” — разработка приходского устава, но этот устав полностью повторял устав, разработанный на Всероссийском Поместном Соборе, то есть опять полная бесплодность. В уставе была добавка, по которой приходским батюшкам вменялось в обязанность готовить свою паству к возвращению в Россию.
Этот устав был переработан спустя 30 лет после собрания, то есть в 1951 году и получил название “Нормального приходского устава”.
29 ноября 1921 года был организован особый отдел, который призван был заниматься духовным возрождением России. Этот отдел выработает обращение к русскому рассеянию.
Иоанн Шаховской писал об открытии впоследствии Сергиевского подворья и Богословской академии, что как раз организация Сергиевского подворья и Богословского института был знак, что «раскрытые чемоданы пора убрать».
Когда начался Кронштадский мятеж, то карловчане подумали, что вот-вот будет им возвращение в Россию.
Миссионерский отдел выработает бумагу, в которой ополчится на молодежное христианское движение “ИМКА” – на русский язык было переведено как “Студенческое христианское движение”. Это движение было обще‑христианским, так как были там и католики, и протестанты разных толков, и просто ищущие веры. Русскую часть “Студенческого христианского движения” возглавлял митрополит Евлогий (единственный законный иерарх). Можно сказать, что “Студенческое христианское движение” – это начало экуменистического движения, которое все шло по благословению митрополита Евлогия; духовником движения был священник Сергий Четвериков. Митрополит Евлогий принимал участие во всех съездах движения.
Миссионерский отдел утверждал, что это, мол, масонское учреждение. Поэтому, когда позднее будут травить Иоанна Шаховского, то будут утверждать, что он, мол, пропагандист “имковской” веры.
У апостола Павла сказано (Гал.5.15).
15Если же друг друга угрызаете и съедаете, берегитесь, чтобы вы не были истреблены друг другом.
Это угрызание, причем самое агрессивное, началось прямо на этом самочинном карловацком собрании.
На “соборе” было принято положение о епархиальных управлениях, хотя епархий еще и не было.
Отдел духовного возрождения России выработал обращение Всезаграничного “собора” к русскому рассеянию. В обращении сказано так:
“Милосердие Божие на грани отчаяния оставило обезумевшему от ужаса и скорби народу неугасимый светоч – Церковь православную”.
Комментируя этот текст, митрополит Евлогий писал, что “уж столько напакостить этому светочу, сколько они сделали на своем карловацком собрании, было трудно”.
Утверждение, что народ русский “обезумел от ужаса и скорби” – это далеко не верно. Сами беженцы — возможно, но не русский народ, так как победить в гражданской войне люди, обезумевшие от ужаса и скорби, не могли. Ведь вся Белая Армия и все ее помощники были разбиты. Да и по работе Всероссийского Поместного Собора видно было, как относились рабочие к заказам Собора – они сказали, что не отказываются набирать и печатать материалы Собора, но если это позволят народные комиссары[5]. Рабочие больше ценили мнение других рабочих, чем благословение Собора.
Заграничное собрание имело склонность преувеличивать численность беженцев. Беженцев по разным оценкам было от 700 до 800 тысяч человек, но никак не 3 миллиона.
В обращении к русскому рассеянию есть и такие строки.
“Издревле спасалась и в веках строилась русская земля верою, молитвами святителей и подвижников, трудами царственных помазанников своих. И ныне пусть неусыпно пламенеет молитва наша; да укажет Господь пути спасения и строительства родной земли; да даст защиту вере и Церкви и всей земле русской и да осенит он сердце народное;[6] да вернет он на всероссийский Престол Помазанника, сильного любовью народа, законного православного Царя из Дома Романовых”.
Здесь – что ни слово, то самообман, а вслед за самообманом идет попытка обмана других. Самообман заключается в том, что члены собрания были участниками Всероссийского Собора и немножко Россию-то видели во время начала гражданской войны, во время штурма Кремля, во время похорон и отпевания тех и других, то есть они должны были помнить, как настроен народ. Поэтому говорить о “помазаннике, сильным любовью народа” – это откровенная ложь.
Хотя, надо отметить, что часть беженцев, конечно, жила совершенно отъединенно от народа и, видимо, так ничего и не знала. В какой-то степени это есть последствия петровщины, так как по инструкции 1716 года запрещено архиерею посещать паству более двух-трех раз в году.
Но на Поместном Соборе все-таки были представители народа и ни для кого не было секретом, что отречение Николая II от престола (прошло 20 лет после помазания и 22 года после воцарения) не вызвало ничего, кроме всенародного ликования.
Расстрел царской семьи с невинными детьми прошло как глухой эпизод гражданской войны – возмутились тихо, но гласно — только патриарх Тихон, да Марина Цветаева.
Было хорошо известно, сколько человек из дома Романовых избежало участи расстрела и вылилось на берега европейской эмиграции. Из них двое (наиболее вероятных) будущих “помазанников, сильных любовью народа”: великий князь Николай Николаевич, который коленопреклоненно умолял царя отречься от престола, и Кирилл Владимирович, который в феврале явился с красным бантом приветствовать революционную Думу.
Чем вызвано такое поведение беженцев? В сущности, все иерархи были иерархами синодального периода, слишком они привыкли к тому, что Церковь – это государственное учреждение. Отрешиться и понять полное беззаконие, осознать синодальный период, как Вавилонское пленение Русской Православной Церкви, могли очень не многие. По-настоящему, все иерархи, как выразился позднее Вениамин Федченков, — это “овцы, сжевавшие зубы на старом корму”.
Для беженцев Церковь была не Христовым телом, а национально-государственным учреждением, навсегда соединенным с властью царя-помазанника. Поэтому хоть какой-то, но чтобы у них был кандидат на помазание.
Поэтому после смерти Николая Николаевича в 1929 году в Сент-Бриаке провозгласили императором Кирилла Владимировича, то только Анастасий Грибановский[7] в этом Синоде не признал этот факт.
Надо отметить то, что даже начиналось карловацкое собрание с панихиды по убиенным членам царской семьи. Почему панихида открывает церковное рабочее совещание?! – никому не понятно, но впоследствии это дело станет практикой до такой степени, что в карловацких “Церковных ведомостях“ так и будут писать: “Состоялась панихида протеста”. Сергий Тихомиров откомментирует это так: “То-то до Бога дойдет”.
В сущности, они были иерархами церкви с забытым Христом. Как выразится в 70-е годы Иоанн Шаховской, что “Христу негде было голову приклонить” в Русской Православной Церкви синодального периода.
Карловацкие иерархи, в сущности, оказались наследниками этого, Богом осужденного, национально-бытового сознания, а вовсе не пастырями Христовой Церкви. Французская пословица: “все понимать, это все простить”, — здесь абсолютно не применима, но изнутри понять (психологически) карловацкое собрание необходимо.
Русская эмиграция как бы оказалась продолжением синодального периода. Строить новую церковную жизнь и новую Россию достанется другим, а у них останутся только пустые и бесплодные претензии на руководство Россией из беженства. Карловчане не смогут управиться даже с беженской массой: начнется массовый отход от Церкви, начнутся самоубийства (от пустоты жизни), начнется пьянство; и посещать этих опустившихся людей пойдет Мария Скопцова, а не Антоний Храповицкий.
Во всяком случае, никакого окормления беженской массы Карловацкий собор выработать не мог.
Более или менее на месте окажутся люди, которые как-то встроятся в Поместные Церкви, например, Серафим Соболев, который сразу же как-то стал сотрудничать с Болгарской Православной Церковью, или Георгий Шавельский.
Обращение к русскому рассеянию было зачитано на “соборе” и 34 члена собора из 85 голосовавших написали так: “Мы, нижеподписавшиеся, заявляем, что данная большинством Отдела духовного возрождения России постановка вопроса о монархии, с упоминанием притом и династии, носит политический характер и как таковая обсуждению церковного собрания не подлежит. Посему мы в решении этого вопроса голосованием не считаем возможным принять участие”. (Впоследствии патриарх Тихон объявит, что “мы нашли необходимым присоединиться к 34 членам”).
Возражая Евлогию, Антоний Храповицкий будет говорить о том, что если мы отменяем Российские законы имперского периода и, следовательно, династию Романовых, то мы тем самым соглашаемся с так называемыми “завоеваниями революции”.
Но, даже Всероссийский Поместный Собор есть, прежде всего, завоевание революции (февральской). Да и сам Антоний прошел в митрополита Киевского на епархиальном собрании Киевской епархии – этот способ совершенно не мыслимый в синодальный период. Дом Романовых был уничтожен тоже февралем.
Если Церковь – национально-государственное учреждение, то напрасна вера наша. Как сказал Филипп Московский: “Тогда напрасна была бы вера наша и апостольское учение и самое вочеловечение Господа”. Для того, чтобы организовать национально-государственное учреждение, не надо Боговоплощения, Христова подвига и Искупление рода человеческого.
Антоний Храповицкий пишет: “Сверх того, среди эмигрантов тысячи верных совести калмыков буддистов (то есть, калмыки принципиально от других белых войск не отличаются)”.
И дальше. “Народ русский лишен голоса, но не лишена голоса русская эмиграция, которая – тоже народ русский, выступивший в свое время с оружием в руках в рядах Добровольческой армии”.
“Эта эмиграция, в которой воплотились интеллект и активная воля русского народа, объединилась за границей” и так далее.
Все это по-русски называется – сам себя не похвалишь, как оплеванный стоишь. (Говорить о себе, что в нас “воплотился интеллект и активная воля русского народа”).
Несмотря на свое уверение о верности патриарху Тихону и сыновней покорности, патриарх не дождался даже простого оповещения, что это собрание прошло.
Первые сведения патриарх Тихон получил в феврале 1922 года и в феврале же эти все эмигрантские иерархи были уволены на покой и их кафедры были замещены полноправными архиереями.
Таким образом, титулы Киевский и Галицкий, Кишиневский и Хотинский и другие, начиная с февраля 1922 года, стали самозванными[8]. Все эмигрантские иерархи стали бывшими и именно как бывшие эмигрантские епископы подпадают под 16 правило Двукратного Собора. То есть, это архиереи, поставленные на то, чтобы пасти, бросившие свою паству, теперь теряют не только епархию, но и честь и достоинство епископа.
Состав 34-х человек, подавших на карловацком собрании особое мнение.
6 епископов — за обращение и 6 подали особое мнение; две трети голосов среднего духовенства оказались против и подали особое мнение; то есть это обращение прошло голосами “народа ненаученного” – голосами мирян.
Это лишний раз свидетельствует, что трехпалатное голосование на этом собрании было бы полезно.
[1] Тогда епископ Белой армии.
[2] Высший Монархический Совет.
[3] Евлогий уже имеет полномочия от патриарха Тихона.
[4] Марков Второй был из рода Нарышкиных и до странности был похож на Петра I.
[5] Комиссары задержали только один документ – от 19 февраля (с анафематствованиями), а так все документы печатались беспрепятственно.
[6] Господь: «Он» – в обращении написано со строчной буквы.
[7] Анастасий Грибановский в 1948 году в Пасхальном послании будет призывать сбрасывать на СССР атомные бомбы. Он уже к тому времени сильно переменился.
[8] Патриарх внес предложение на соединенное присутствие Священного Синода (более 12 епископов) и Высшего Церковного Совета, состоящего из епископов, пресвитеров и мирян. Документ был послан митрополиту Евлогию.