К вопросу об отлучении к 180-летию со дня рождения Л.Н. Толстого.

Print Friendly, PDF & Email

Назад к списку Статей

Еще за 20 лет до акта отлучения (о котором ниже) Лев Толстой написал “Евангелие”, точнее сказать, Четвероевангелие он кромсал, что-то заменял и вставлял свое. Это известно всем, хотя редко кто его, это “евангелие”, читал. В случае чего, сразу даю полную ссылку: Полное собрание сочинений Льва Толстого в 96 томах, том 24, Москва, Госиздат, 1957 год.

Толстовское “евангелие” обрывается словами: “испустил дух…”, после этого Толстой дает некое свое послесловие, называется оно так: “Заключение к исследованию Евангелия”. Исследования у него нет, а заключение есть. Там сказано, в частности, следующее: “Для чего же было воскресать, чтобы только сделать и сказать все эти глупости?”.

А “глупости” — так он именует Христовы слова, которые он и приводит довольно точно. То есть, всё, сотворенное и сказанное Господом по Воскресении. Толстой продолжает: “Так что:

  1. Воскресенье, как всякий рассказ о чем-то таком, чего понять нельзя, – ничего доказать не может.
  2. Воскресенье – как всякое чудо, если кто его видел, может доказать только то, что случилось что-то противное законам разума, и что человек, подвергшийся чуду, подвергся чему-то необыкновенному, и больше ничего. Рассказ же о чуде никого убедить не может, так что истинность надо подтверждать чудом, случившимся с рассказчиком”.

Дальше он пытается иронически пересказать само Воскресенье: “…Подтверждение же истинности чуда чудом неизбежно влечет за собой выдумывание для подтверждения истинности рассказчика новых чудес, до нашего времени, в котором мы ясно видим что чудес нет и что как выдумано чудо настоящего времени (о каком – не сказано.— В.Е.), так должно быть выдумано и прошедшее чудо. Рассказ о чуде Воскресения Христова изобличает свою неправду более всего тем, что рассказ этот резко отличается своей низменностью, ничтожностью, просто глупостью от всего прежнего описания жизни Христа… Рассказ же о Воскресении и мнимых действиях и речах после него (то есть, Воскресения. — В.Е.) не имел уже основания жизни, а весь выдуман. Когда в основе описания уже нет ничего действительного, а только одни выдумки писателей, то низменность и грубость их (то есть, Евангельских повествований.— В.Е.) являются во всей своей наготе. Видно, что воскресить-то они воскресили, но заставить Его что-либо сказать или сделать, достойное Его – не сумели.

  1. Чудо Воскресения прямо противно учению Христа. (Кстати говоря, сколько угодно свидетельств о воскресении Самого Христа, но то, что Толстой не принимает, он выбрасывает.— В.Е.) Самое представление о том, что Он мог воскреснуть, прямо противоположно всему смыслу Его учения (опять-таки, не доказывается.— В.Е.). Надо совсем не понимать его учения, чтобы говорить о возможности Его воскресения в теле”. В таком случае, менее всего понимал Христа Иоанн Богослов. Тогда не надо было и в другом на него ссылаться; а как раз в 1-м послании Иоанна Богослова, гл. 4, ст.2-3. сказано: “Духа Божия и духа заблуждения узнавайте так. Всякий дух, который исповедует Иисуса Христа, пришедшего во плоти, есть от Бога; а всякий дух, который не исповедует Иисуса Христа, пришедшего во плоти, не есть от Бога, но это дух антихриста, о котором вы слышали, что он придет и теперь есть уже в мире” (1 Ин. 4, 2-3).

Полному изложению “Евангелия”, как Л. Толстой его называл, еще предшествовало “Краткое изложение евангелия”. А в конце его он как раз дает кое-какие выдержки из Первого послания Иоанна Богослова, но эти строки он, так сказать, использует, а потому и расценивает по-другому.

И вот заключение Л. Толстого.

“Итак, надо совсем не понимать Его учение, чтобы говорить о Его Воскресении в теле”.

И заключение. “Ложь о воскресении Христа была во времена апостолов и мучеников первых веков главным доказательством истинности учения Христа. Правда, эта же басня о воскресении и была главным поводом к неверию в учение. Язычники во всех житиях первых мучеников христианских называют их людьми верующими в то, что их Распятый воскрес, и совершенно законно смеются над этим

Это все двадцать четвертый том, стр. 790-796.

И, наконец, слово найдено: “выдумка” или “басня” о Воскресении Христа была сочинена в целях рекламы. Кстати говоря, Лев Толстой в этом отношении — пионер. А именно, он ввел в широкий литературный оборот слово “реклама”. До этого такого слова в литературе не знали.

Пишет он так: “В первые века христианства нельзя отрицать, чтобы басни эти не были нужны”. Следует отметить, что Л. Толстой ……написал безграмотно, т.е. запутался в грамматических оборотах: “нельзя отрицать, что не были нужны”, значит, нужно утверждать, что не были нужны. Но он-то хотел сказать, как видно из дальнейшего, что “басни” о Воскресении именно были нужны: “Чудо заставляло обращать внимание, чудо была реклама. А раз обращено внимание, истина его (т.е. учения, подправленного Толстым.— В.Е.) проникает в душу, но чудеса — только реклама. Так была полезная ложь” (там же, с. 796).

Нужно ли говорить, что Господь Бог Иисус Христос – Сама Истина, что Христос возвещал многократно о Своем Воскресении в беседах с учениками, но Толстой “отменяет” эти свидетельства и все, что ему не нравится, объявляет ложью.

Теперь вопрос простой: когда это было написано? Оказывается, в феврале 1881 года. Т.е. ровно за 20 лет до акта отлучения. Ф.М. Достоевский не дожил, но из того, что он узнал из писем Льва Толстого, прочтенных ему Александрой Андреевной Толстой, двоюродной теткой Л. Толстого, он уже получил достаточное понятие и применил у нему единственно верное слово: безбожник, и не в обиходном, а в своем понимании этого слова. “Безбожника человека я, может, и теперь побоюсь; только вот что, безбожника-то я совсем не встречал ни разу… (Дальше идет рассуждение о том, что безбожниками принято называть либо “суетливых”, либо “идолопоклонников”. — В.Е.). Ну, а и безбожнику как не быть? Есть такие, что и впрямь безбожники, только те много пострашней этих будут, потому что с именем Божиим (курсив наш.— В.Е.) на устах приходят. Слышал неоднократно, но не встречал я их вовсе. Есть, друг, такие, и так думаю, что и должны быть они”. (“Подросток”, ч. III, гл. 2)

Но, так или иначе, в другом отношении Л. Толстой оставался вменяемым, и, наконец, все эти наглые кощунства побудили церковное священноначалие употребить власть.

20-22 февраля 1901г.: 20-го – было принято решение Синода, а 22-го оно было опубликовано. Вот его текст.

Милостью Божией
Святейший Всероссийский Синод верным чадам православныя кафолическия греко-российския Церкви.

О Господе радоватися.

Молим вы, братие, блюдитеся от творящих распри и раздоры, кроме учения, ему же вы научистеся, и уклонитеся от них” (Римл. 16:17).

Изначала Церковь Христова терпела хулы и нападения от многочисленных еретиков и лжеучителей, которые стремились ниспровергнуть ее и поколебать в существенных ее основаниях, утверждающихся на вере во Христа, Сына Бога Живого. Но все силы ада, по обетованию Господню, не могли одолеть Церкви Святой, которая пребудет неодоленною вовеки. И в наши дни, Божиим попущением, явился новый лжеучитель, граф Лев Толстой. Известный миру писатель, русский по рождению, православный по крещению и воспитанию своему..,

Священный Синод, конечно, не мог этого знать: на самом деле Льва Толстого никто никогда не воспитывал.

…граф Толстой, в прельщении гордого ума своего, дерзко восстал на Господа и на Христа Его и на святое Его достояние, явно перед всеми отрекся от вскормившей и воспитавшей его матери, Церкви Православной,

Ну что касается Православной Церкви и вообще Церкви, то он утверждал, что вся она возникла по злым интригам апостолов — мошенников, извративших учение Христа.

…и посвятил свою литературную деятельность и данный ему от Бога талант на распространение в народе учений, противных Христу и Церкви, и на истребление в умах и сердцах людей веры отеческой, веры православной, которая утвердила вселенную, которою жили и спасались наши предки и которою доселе держалась и крепка была Русь Святая.

В своих сочинениях и письмах, в множестве рассеиваемых им и его учениками по всему свету, в особенности же в пределах дорогого Отечества нашего, он проповедует с ревностью фанатика ниспровержение всех догматов Православной Церкви и самой сущности веры христианской; отвергает личного Живого Бога, во Святой Троице славимого, создателя и промыслителя Вселенной, отрицает Господа Иисуса Христа — Богочеловека, Искупителя и Спасителя мира, пострадавшего нас ради человек и нашего ради спасения и воскресшего из мертвых, отрицает божественное зачатие по человечеству Христа Господа и девство до рождества и по рождестве Пречистой Богородицы, Приснодевы Марии, не признает загробной жизни и мздовоздаяния, отвергает все таинства Церкви и благодатное в них действие Святого Духа и, ругаясь над самыми священными предметами веры православного народа, не содрогнулся подвергнуть глумлению величайшее из таинств — святую Евхаристию. Все сие проповедует граф Толстой непрерывно, словом и писанием, к соблазну и ужасу всего православного мира, и тем не прикровенно, но явно пред всеми, сознательно и намеренно отверг себя сам от всякого общения с Церковью Православной.

Бывшие же к его вразумлению попытки не увенчались успехом. Посему Церковь не считает его своим членом и не может считать (выделено нами. — В.Е.), доколе он не раскается и не восстановит своего общения с нею. Ныне о сем свидетельствуем перед всею Церковью к утверждению правостоящих и к вразумлению заблуждающихся, особливо же к новому вразумлению самого графа Толстого. Многие из ближних его, хранящих веру, со скорбию помышляют о том, что он, в конце дней своих, остается без веры в Бога и Господа Спасителя нашего, отвергшись от благословений и молитв Церкви и от всякого общения с нею.

Посему, свидетельствуя об отпадении его от Церкви, вместе и молимся, да подаст ему Господь покаяние в разум истины (2 Тим. 2:25). “Молимтися, милосердный Господи, не хотяй смерти грешных, услыши и помилуй и обрати его ко святой Твоей Церкви”. Аминь.

Подлинное подписали:

Смиренный АНТОНИЙ, митрополит С.-Петербургский и Ладожский.
Смиренный ФЕОГНОСТ, митрополит Киевский и Галицкий.
Смиренный ВЛАДИМИР, митрополит Московский и Коломенский.
Смиренный ИЕРОНИМ, архиепископ Холмский и Варшавский.
Смиренный ИАКОВ, епископ Кишиневский и Хотинский.
Смиренный ИАКОВ, епископ.
Смиренный БОРИС, епископ.
Смиренный МАРКЕЛ, епископ.
20 февраля 1901 года.

Само понятие “отлучения” восходит к апостолу Павлу, (1-е посл. Коринф, гл 5, ст. 4-5): “В собрании вашем во имя Господа нашего Иисуса Христа, обще с моим духом, силою Господа нашего Иисуса Христа,  5 предать сатане во измождение плоти, чтобы дух был спасен в день Господа нашего Иисуса Христа”.

Значит, “предание сатане” есть прежде всего отнятие благословения на земную жизнь, отнятие благодатного укрепления и особенно отнятие ангельской защиты, потому и “предать сатане”. Теперь рассмотрим синодальный акт в его существе, как это явствует из текста, Церковь не считает его своим членом и не может считать; но далее сказано, что “он сам себя отверг от всякого общения с церковью православной” и затем “свидетельствуем об отпадении его от церкви”.

То есть разнообразные кощунства Льва Толстого, образчик которых мы видели, продолжавшийся в течение 20 лет, в конце концов были приняты к сведению и естественно, что он был вычеркнут из числа членов Церкви.

Как отнеслись к этому постановлению Синода в ближайшем окружении Л. Толстого, мы будем говорить отдельно; но нас в данном случае интересует русская интеллигенция, из числа “ищущих”, которая еще как бы только входила в церковное средостение, топталась у ограды церковной, особенно участники Религиозно-философских собраний, которые как раз открылись осенью того же 1901 года, и до марта 1903 года проходили неизменно по вторникам, пока их не закрыл Победоносцев. Но на двух заседаниях обсуждалось это Синодальное постановление, говорилось много pro- и contra-, но главный аргумент был тот же, какой высказывал Лев Толстой в ответ на Синодальное послание, а именно: какой же образованный человек во все это верует? (Иначе говоря, кто же из образованных людей исповедует Православную веру?).

Ну, тут вопрос двоякий. Во-первых, как раз религиозно-философские собрания вскрыли оголтелое религиозное невежество нашего так называемого образованного общества. Даже среди ищущих веры, вроде В.В. Розанова. А средняя “чеховская” интеллигенция вообще болталась между религиозным равнодушием и религиозным невежеством.

Во-вторых, одно дело – пассивное невежество, непробужденность религиозного сознания, и совсем другое – хулы и наглые кощунства, которые изливал Толстой на Церковь и православную веру.

Пожалуй, самое четкое определение высказал на Собраниях Валентин Александрович Тернавцев, что “по крайней мере остальные россияне, по крещению записанные в члены Церкви, не писали своего Евангелия”.

Но еще любопытный штрих: что такое “свидетельство” о отпадении? Лев Толстой впоследствии напишет, что, мол:

“Постановление Синода вообще имеет много недостатков: оно незаконно или умышленно-двусмысленно, оно произвольно, неосновательно, неправдиво и, кроме того, содержит в себе клевету и подстрекательство к дурным чувствам и поступкам.

Оно незаконно или умышленно-двусмысленно — потому, что если оно хочет быть отлучением от Церкви, то оно не удовлетворяет тем церковным правилам, по которым может произноситься такое отлучение…;

(Какие это правила – ни одно из них не упомянуто и не приведено. — В.Е.)

…если же это есть заявление о том, что тот, кто не верит в Церковь и её догматы, не принадлежит к ней…,

Существует долготерпение Божие, и люди неверующие, но крещеные, хотя и не находящиеся в общении Святой Чаши, по-прежнему считаются членами Церкви. Поэтому, смертного часа ради, священник приходит, чтобы предложить им покаяние и причащение Св. Таин, и в результате они воцерковляются, а потому и хоронятся именно как члены Церкви.

…то это само собой разумеется и такое заявление не может иметь никакой другой цели, как только ту, чтобы, не будучи в сущности отлучением, оно бы казалось таковым, что собственно и случилось, потому что оно так и было понято.

Вот насчет того, как понято – это уже другой вопрос. А вот теперь мы с вами рассмотрим не “как понято”, а как об этом свидетельствует священноначалие Русской Православной Церкви. Как вы знаете, председателем религиозно-философских собраний был не по избранию, как впоследствии было, и по назначению правящего архиерея Петербургского и первенствующего члена Святейшего Синода, то есть митрополита Антония (Вадковского), — бессменным председателем был назначен епископ Сергий (Страгородский), на тот момент ректор Петербургской Духовной Академии и будущий Патриарх Сергий. И вот как в данном случае он комментирует этот казус. Вот на эту претензию Льва Толстого, что не будучи в сущности отлучением, оно камуфлируется (современным языком говоря) под отлучение, он и отвечает:

“Я хотел сделать несколько замечаний относительно самого слова “анафема”, которая произнесена над Львом Толстым. В прошлый раз у нас было некое недоумение: что такое сделано со Львом Толстым? Отлучен он от церкви или только объявлено, что сам отпал от церкви? Некоторые думают, как мне кажется, что если мы установим то положение, что Святейший Синод только засвидетельствовал об отпадении, а не отлучил, то это будет не так страшно: не такой ужасающий факт, каким представляется отлучение. Мне думается, что тут некоторое недоразумение.

Отлучение страшно по своей, так сказать, обстановке (см. Ап. Павла I Кор. 5, 4-5). Но в существе дела объявление об отпадении от веры более страшно. Отлучением называется некоторое насильственное удаление человека из Церкви. Например, когда кто не желает прерывать связи с Церковью и считает себя полноправным ее членом, но вследствие того, что учение его не православно, вследствие его просто безнравственного поведения Церковь лишает его общения с собою с различными последствиями этого решения, относительно погребения, участия в таинствах” (см. “Записки Петербургских религиозно-философских собраний 1901-1903 гг., М., “Республика”, 2005, с. 72).

Если мы обратимся к событиям XX века, то какое отлучение, или хотя бы опасность оного приходит нам в голову по этому описанию? Конечно, все сразу вспоминают Тейяра де Шардена. Вот его “казус”, ставший прецедентом, по крайней мере в католичестве. Он получил предупреждение от Святого престола, от Папы Римского, что Католическая Церковь категорически запрещает ему публиковать свои сочинения об эволюции Вселенной, как несовместимое с учением Церкви. То есть то, что противоречит учению Церкви о творении Божием мира из ничего, т.е. креационизму, в его церковной концепции; так вот, если он свои сочинения по эволюционизму не станет при жизни распространять и публиковать, то он останется в лоне католической Церкви. Если же нет, то он будет от нее отлучен. То есть, именно нецерковное, некатолическое его учение препятствует ему оставаться в Церкви Как мы знаем, Тейяр де Шарден совершенно покорился, никаких поползновений к распространению соответствующих сочинений не было, и таким образом он остался в лоне католической Церкви.

Что же касается отлучения от церкви в декабре 1959 года людей бывших церковных, но похуливших имя Христово, то есть, Александра Осипова, Евграфа Дулумана и некоторых других – эти были от Церкви отлучены, сами того не желая, но за безнравственное свое поведение и выступление в газете “Правда” с кощунственным заявлением.

Впоследствии, как мы знаем, Александр Осипов, сделавшись тяжко болен, написал патриарху Алексию I, на тот момент еще здравствующему, умоляя его снять оное отлучение и смертного часа ради принять его в общение. Патриарх отвечал, что условием для принятия в церковное общение должно служить его заявление, которое ему надлежит послать в ту же газету “Правда” с раскаянием и полным отказом от своих прежних заявлений. Таковое заявление в “Правду” послано не было и Осипов так и остался и умер отлученным.

Итак, Сергий продолжает: “Тут мы имеем дело с человеком, который хочет и усиливается стоять на церковной почве, но Церковь говорит, что он к ней не принадлежит.

Теперь другой случай: вопрос об отпадении от Церкви. Здесь уже имеется в виду факт более важный, более решительный, говорится уже об отпадении сознательном от Церкви. В этом случае об отлучении не могло быть и речи, потому что раз человек отпал сам, то он уже к Церкви не принадлежит, и со стороны последней придется только засвидетельствовать это”. То есть, в данном случае Синодальный акт не следует называть отлучением, но следует называть свидетельством о сознательном отпадении, совершенном в здравом уме и твердой памяти.

Например, «в древности, во времена гонений была масса людей, отошедших от веры, под влиянием гонений изменивших вере». (Будет и в России много таких в 20-х, 30-х годах – как раз в предстоятельство Сергия. Но были и в конце 50-х– начале 60-х.)

И характерное замечание Сергия: “Собственно, вопрос об отлучении их никогда по существе дела не поднимался, поднимался только вопрос каким способом отлученных можно принять опять в церковь”.

Конечно, если они будут порываться туда, стучаться и умолять.

“Юлиана Отступника не судил никакой собор, он ни на каком соборе не был отлучен, но был просто отступником от христианства. И вот случай с Толстым, по моему мнению, представляет то же самое. Его не нужно было отлучать, потому что он сам сознательно отошел от церкви. У нас это смешали с отлучением потому, что у нас привилегия членов церкви перестала быть привилегией, обратившись, скорее, в обязанность каждого человека, каждого гражданина государства” (Там же).

Ну, а государство, как вы знаете, объявляло себя православным, хотя бы относительно поведения и даже относительно приобщения.

Относительно приобщения мы имеем два громовых свидетельства.

Первое принадлежит прп. Серафиму Саровскому. А именно: каждого крещеного православного полагалось ежегодно приобщать, а тем более – перед смертью. И часто — “по обязанности”, независимо от веры и желания. Здесь уместно привести эпизод из романа Тургенева “Отцы и дети”. Базаров ведь заведомый, убежденный безбожник, в будущей жизни он видит для себя один “лопух”. Но отец его уговаривает “исполнить долг христианина” (курсив наш – В.Е.) – причаститься. Базаров и согласен (“если это может вас с матерью утешить”, как он выражается), но с одним условием: чтобы он уже в это время был в беспамятстве, т.е. чтобы его свободная воля в этом уже не участвовала, и чтоб уж заведомо на последнем издыхании, а пока есть надежда на выздоровление — “я еще подожду”. И вот местный священник, отец Алексей, совершает над заведомым безбожником “обряды религии”. (Заметим – не таинства Церкви! Тургенев бессознательно высказал правду!).

Серафим Саровский и свидетельствовал, что “многие из таковых видимо причащаются, но у Господа остаются неприобщенными”. Наоборот, если человек хочет и стремится причаститься, но почему-нибудь это не совершается (таких случаев было много, в советский период), то таковые, сказано, невидимо причащаются через ангела.

Конечно, такие, как Лев Платонович Карсавин, который исповедался в лагере католическому священнику (за неимением православного) – уже он-то, веруем, сподобился ангельского причащения.

И второе свидетельство — архиепископа Иоанна Шаховского, уже нашего современника, скончавшегося в 1989 году. Он писал так, что благодаря “недолжной, тяжкой для самой Церкви, связанности с государством” “тысячи (на самом деле сотни тысяч – В.Е.) безбожников считались “православными”, а офицеры, солдаты, чиновники, учащиеся” обязаны были раз в год говеть. Таковые причащались часто совсем безверно, “в суд и во осуждение как себе, так и тем священникам, которые поведали тайну Христа врагам Его истины” (“Революция Толстого”, гл. 3).

А каково безверное причащение — как раз превосходно описал Лев Толстой: причащение Левина перед свадьбой. Помните, Стива Облонский его спросил, есть ли у него свидетельство о говении? Конечно – не было. Тот говорит: “Без этого не будут венчать”. Сказано: “Степан Аркадьевич устроил и это. И Левин стал говеть”.

На исповеди он сказал, что не верит в Бога, и священник со своим владимирским говорком пытался его урезонить, что “когда у вас родится ребенок и спросит вас: “Папаша, кто облек землю в красоту ее?” Что вы скажете? Не знаю?” И продолжал: “Молитесь Богу”, которого, конечно, Левин не признает. Что такое молитва – и самому Толстому было невдомек. Вот его дневниковая запись от 1 февраля 1860 г., т.е. за 40 с лишним лет до отлучения: “Я… машинально вспомнил молитву. Молиться кому? Что такое Бог, представляемый себе так ясно, что можно просить Его, сообщаться с Ним? Ежели я и представляю себе такого, то Он теряет для меня всякое величие. (курсив наш. – В.Е.) Бог, которого можно просить и которому можно служить, есть выражение слабости ума”. (курсив наш. – В.Е.).

Так вот, собственно, человек не только имеет право приступить к Таинству причащения, но даже должен быть причащен, как православный христианин, независимо от веры и желания, по обязанности. Люди, более добросовестные, например, А.И. Куприн, просто покупали такое “свидетельство о говении”, как необходимый для свадьбы документ. Вот свидетельство его первой жены М.К. Куприной-Иорданской: “Столичный дьячок был человек понимающий. – Вы как хотите, говеть или так? (Поневоле вспоминаешь Достоевского: “Русское словцо это: так – прелестно”. (курсив Достоевского – В.Е.).) Свидетельство я могу вам выписать сейчас. Это будет стоить 10 рублей”. Т.е. служитель Церкви, пусть низшего клира, берет взятку (10 рублей 1901 г. – виттовские!) за уклонение от православной “обязанности”, за отказ “исполнить долг христианина”. – Тут уж и Островский придет на память: “Как Богу-то не разгневаться!” (“Не было ни гроша, да вдруг алтын”, действие 5).

Сергий продолжает: “Эти привилегии истинного члена Церкви принадлежат ли ему? Пришлось поставить вопрос о лишении его этих церковных привилегий. Это внешнее подобие (курсив Сергия – В.Е.) отлучения и заявления об отпадении (с одной стороны – отлучения, с другой – заявления об отпадении – В.Е.) и было причиной недоразумений.

Отлучение, собственно говоря, по своему внутреннему смыслу гораздо менее трагично, чем простое заявление об отпадении, хотя последнее по форме представляется весьма мягким.

Отлучение никогда не имеет смысла мести человеку за то, что он не служит Церкви. Это с одной стороны, педагогический прием, чтобы дать человеку одуматься. Церковь говорит: Ты утверждаешь, что принадлежишь к Церкви, хочешь быть православным; но тогда ты должен то-то и то-то оставить. (Вот в католической церкви в случае Тейяра де Шардена так и вышло – В.Е.).

Ему прямо ставится вопрос: или продолжать жить как хочет, или изменить свое учение или мнение и остаться в церкви. Таким образом, по внешней форме это как будто некоторое наказание, но в сущности это только педагогическая мера. Поднимался вопрос: ведет ли отлучение от Церкви к отлучению от вечной жизни? (Потому что есть свидетельство Игнатия Богоносца, что анафема совершенно отлучает от Христа. – В.Е.).

По моему мнению, когда Церковь произносит отлучение, она всегда ясно сознает, что она выражает именно волю Божию, обязательно волю Божию. На чем это основано? Основано это не на том, что Церковь берет, так сказать, слишком много на себя, узурпирует власть божественную.

(Ниже я помещаю ответ Софьи Андреевны на Синодальный акт. — В.Е.)

Это основывается на твердой вере Церкви в то, что она произносит анафему вполне справедливо, т.е. что человек свои учением, своим поведением отпал от вечной жизни”. (Речь м. Сергия (Страгородского) на IV заседании Религиозно-философских собраний. – Цит. соч., с. 72-73.)

Действительно, если мы посмотрим анафематствование Ария, Нестория, и тем более Павла, Пирра Константинопольских, Кира Александрийского, мы увидим, что, конечно все эти люди усиливались быть в Церкви, держались за нее, желали остаться в ней и только в ней. Но в то же время не желали отказаться от своих вероучений; вот тогда они были отлучены, конечно, справедливо.

Далее. “При этом все равно, отлучает ли собор или епископ, раз он действует во имя Церкви”. Что касается толстовской претензии о законности синодального акта, то это чистая демагогия. Отлучить его от Церкви, конечно, во имя Церкви, вполне мог епархиальный архиерей Тульский. Потому что по 12 правилу Карфагенского собора диакона судят 3 архиерея, пресвитера судят 6 архиереев, плюс свой епархиальный, и, наконец, епископа судят 12 архиереев, но утверждено это решение церковного суда должно быть предстоятелем той поместной церкви. Отлучение же мирянина может совершить правящий архиерей той епархии, на территории которой тот мирянин проживает. (Ясная Поляна находится в Тульской губернии и епархии).

Итак, 22 февраля 1901 года Синодальный акт вступил в силу. Осталось привести “ближайшие последствия” его – Протест (так его назовем) С.А. Толстой и следующие события.

Письмо графини С. А. Толстой к Митрополиту Антонию

ВАШЕ  ВЫСОКОПРЕОСВЯЩЕНСТВО

Прочитав вчера в газетах жестокое распоряжение Синода об отлучении от Церкви мужа моего, графа Льва Николаевича Толстого, и увидав в числе подписей пастырей Церкви и вашу подпись, я не могла остаться к этому вполне равнодушна. Горестному негодованию моему нет пределов. И не с точки зрения того, что от этой бумаги погибнет духовно муж мой: это не дело людей, а дело Божие. Жизнь души человеческой, с религиозной точки зрения, – никому, кроме Бога, неведома и, к счастью, не подвластна. Но с точки зрения той Церкви, к которой я принадлежу и от которой никогда не отступлю, – которая создана Христом для благословения именем Божиим всех значительнейших моментов человеческой жизни: рождений, браков, смертей, горестей и радостей людских… – которая громко должна провозглашать закон любви, всепрощения, любовь к врагам, к ненавидящим нас, молиться за всех, – с этой точки зрения для меня непостижимо распоряжение Синода.

Оно вызовет не сочувствие (разве только Моск. Ведомостей) (* Ежедневная газета, выходившая в 1756–1917 гг.; в 1863 – 1887 гг. гл. редактор — М. Н. Катков), а негодование в людях и большую любовь и сочувствие Льву Николаевичу. Уже мы получаем такие изъявления — и им не будет конца — от всего мира.

Не могу не упомянуть еще о горе, испытанном мною от той бессмыслицы, о которой я слышала раньше, а именно: о секретном распоряжении Синода священникам не отпевать в церкви Льва Николаевича, в случае его смерти.

Кого же хотят наказывать? – умершего, не чувствующего уже ничего, человека (Уж это по принципу: с кем поведешься, того и наберешься. Душа, вышедшая из тела, утратив его покров, – еще как чувствует!), или окружающих его, верующих и близких ему людей? Если это угроза, то кому и чему?

Неужели для того, чтобы отпевать моего мужа и молиться за него в церкви, я не найду – или такого порядочного священника, который не побоится людей перед настоящим Богом любви, или непорядочного, которого я подкуплю большими деньгами для этой цели? (А ответ мы видели – Сергия. Молитвы священника действенны, когда он действует как единица Церкви и в единстве с ней. Впрочем, София Андреевна, видимо, забыла, что, кроме Л. Толстого и Церкви, существуют еще и толстовцы, от Церкви не отлученные; и они строго соблюли завещание своего учителя, так что подкупать “непорядочного священника” ей не пришлось: не только очного, но и заочного отпевания так и не было).

Но мне этого и не нужно. Для меня Церковь есть понятие отвлеченное, и служителями ее я признаю только тех, кто истинно понимает значение Церкви.

Если же признать Церковью людей, дерзающих своей злобой нарушать высший закон – любовь Христа, то давно бы все мы, истинно верующие и посещающие Церковь, ушли бы от нее.

И виновны в грешных отступлениях от Церкви – не заблудившиеся люди, а те, которые гордо признали себя во главе ее, и вместо любви, смирения и всепрощения, стали духовными палачами тех, кого вернее простит Бог за их смиренную, полную отречения от земных благ, любви и помощи людям, жизнь, хотя и вне Церкви, чем носящих бриллиантовые митры и звезды, но карающих и отлучающих от Церкви – пастырей ее.

Опровергнуть мои слова лицемерными доводами – легко. Но глубокое понимание истины и настоящих намерений людей никого не обманет.

Графиня София Толстая

26 февраля 1901 г.

Заключение

Итак, дело было сделано. Синодальный акт от 20-22 февраля 1901 г. лишил возможности поминовения Л. Толстого на проскомидии – “лишил всякого касания любви” (П. Иванов), “лишил благословения на земную жизнь” (архиеп. Иоанн Шаховской). В “Ответе” на Синодальный акт Л. Толстой хвастливо заявил, что он “спокойно и радостно живет” и “спокойно и радостно приближается к смерти”.

Но “спокойная и радостная жизнь”, переполненная скандалами, в том числе с Софьей Андреевной в яснополянском доме, “зашарканном” толстовцами и просто любопытствующими посетителями, привела к бегству из собственного дома, из родового имения, от жены и семейства, — в никуда. Да и не было для него места, где он мог бы жить: можно было только бежать (“удрать, удрать” — бредил он на смертном одре), не имея ни повеления свыше, подобно Аврааму, ни зовущего, ни ждущего. А “гонителя” он имел внутри себя, как Святополк Окаянный.

Для сравнения. Даже В.И. Ульянов-Ленин ведь не получил подобного “акта об отпадении”: анафема от 19 января ст.ст. 1918 г. была безымянной. И впоследствии молитва о нем была и при жизни: версию о посещении Ленина в 1923 г., окончательно отстраненного и вторично разбитого параличом, митрополитом Трифоном (Туркестановым) я считаю вполне заслуживающей внимания; и после смерти, не только у нас, но и в эмиграции (такие случаи известны и люди, возносившие молитву о упокоении, — известны. Напр. С.В. Яблоновский, журналист, художественный критик). Таким образом, в глазах Церкви преступление “безбожника с именем Божиим пришедшего” — хуже, чем прямого гонителя веры.

Впоследствии была попытка “снять отлучение” со стороны обновленческого ВЦУ в августе – сентябре 1923 года; но эта попытка со стороны раскольников и попросту церковных мошенников, разумеется, не была актом церковным, сделанным во имя Церкви; а была своеобразной “идеологической диверсией” и, конечно, кончилась провалом.

Что касается потомков Толстого, оставшихся верующими и верными Церкви, как Никита Ильич Толстой (+1991) или ныне здравствующий (?) Владимир Толстой, то здесь, как бы ни смотреть на Синодальный акт, подчинение ему в духе смирения и покорности остается нравственной нормой.

В.М. Еремина

(По материалам доклада, сделанного автором на традиционных чтениях в музее Ф.М. Достоевского в ноябре 2008 года)