Список лекций История Вселенской Церкви с элементами агиологии

1. Зарождение доктрины (лжеучения) монофизитов в недрах Александрийской богословской школы (и у Египетских монахов). Предсоборный период перед IV-м Вселенским Собором. 444 – 451 гг.
2. Разбойничий собор в августе 449 г. в Эфесе. Свидетельство святителя Льва Великого – папы Римского.
3. Подготовка и проведение Халкидонского Собора.

444 г. – год кончины Кирилла Александрийского и после его, богодуховенных, уже пошли рассуждения человеческие. Именно после этого ересь и пустила ход. Предсоборный период длился только 6-ть лет.

8 октября (по ст. ст.) 451 г. – открыт IV-й Вселенский Собор.

Святитель Кирилл свидетельствовал о преображении человечества Христова и тела человеческого при принятии Святых Таин и именно с этого момента и начинается новое расхождение. Началось как бы с богословского нечувствия преображения Христова, а поэтому и нашего, человечества, по мере нашего соединения со Христом и освящении Им. Вместо преображения предлагается, что человеческое естество как бы испарялось, поглощалось божеством, не могло соседствовать с божеством. Диоскор, следующий после Кирилла, патриарх Александрийский, говорил: «… из двух естеств я принимаю, а в двух естествах Познаваемого – не приемлю…». Таким образом, до соединения человечество было, а после соединения – оно исчезает, не буквально, но тело человеческое не действенно, пассивно, не самодвижно – не цветет, не раскрывается. Христово человечество они понимают в смысле не — действенности. И в смысле сотериологии, то есть православного учения о спасении, получается, что если человеческая личность во Христе не преображается, а только подавляется, то уж тем более наше, и, следовательно, — нет обожения; и они так и считают.

У монофизитов идет не преображение, а растворение воли и личности человека в аскетическом самоумервщлении; именно поэтому эту ересь поддержали монахи – то есть человеческое естество признается безнадежно греховным, причем несмотря на таинство крещения, на таинство причащения, да и аскетическая практика тоже дает некое основание. Особенно если бесстрастие понимать как пассивность, то тут можно далеко пойти. Монахи Египта оказались оплотом этого лжеучения, а епископы Александрийского диатеза говорят: «…человечество во Христе есть, но пассивно…» при этом отрицают свободу во Христе — и это есть уныние. И так, «человечество во Христе есть, но пассивно».

В это время нет еще христианской антропологии – нет М. Исповедника – это будет только через ~ 200 лет. Максим Исповедник покажет, что воля связана с естеством, а не с личностью и поэтому — во Христе – две естественных воли. У монофизитов нет человеческой свободы во Христе, но как в таком случае быть с Евангельским и Апостольским учением, где говорится о Христовом послушании?

Послушание – это преклонение воли Христовой к воле Отца — «…не якоже Аз хощу, но якоже Ты…». Чья же воля преклоняется, если нет человеческой воли? Если – это воля Слова, то мы впадаем в арианство, а этого вряд ли кто бы захотел. Но на их взгляд это не есть добровольное послушание, — а подавление, то есть внутри одной личности – подавление человечества во Христе. Здесь помогло учение Бл. Августина о непреодолимой благодати – непреодолимая благодать божества делает человеческую волю поневоле послушной, и которая действует — «…как капля воды на сковородке…».

Ни одна ересь не имеет последователей, если ей не присущ пафос исповедания и глубокого убеждения. И дело здесь не сколько в мысленном рассуждении, сколько в религиозном чувстве – «не только в богомыслии, но и в богочувствии».

На Халкидонском Соборе монофизиты получили только предостережение – нет санкций, тем более – нет анафемы, но они сами не покорились и ушли в раскол. Пафос монофизитов – признание внутренней безнадежности в преображении во Христе, но не о спасении. Пафос их – в самоуничижении и в преодолении человечества как такового.

И сейчас еще полно монофизитов, например, когда утверждается, что преображение возможно только монахам, то есть, чтобы спастись – надо идти в монахи.

Из Египта это движение быстро перекинулось на восток в Сирию. Монофизиты – копты, армяне и т.д.

Но это же противоречит оросу III-го Вселенского Собора! Однако, монофизиты, ссылаясь на святителя Кирилла, утверждают, что это только по домостроительству, что это – человекоподобие, а не истинное человечество. И именно в этом человекоподобии недаром православные их обвиняли в докетизме. Докетизм в этом случае – что человечество Христово вот-вот станет кажущимся, оно не действует само – оно только объект!

Докетизм (от греч. Dokeo — казаться) – христианин действует не сам, а есть объект для воздействия божества. Мол, тело Христово не похоже на наше, то есть тело Христово не подвержено человеческим страданиям. А что же тогда? А плач над гробом Лазаря? А кровавый пот? и т.д., то есть – Христос актер, что ли? И истинно ли была богооставленность!?

Таков путь антропологического минимализма. И здесь жизнь во Христе оказывается не преображением и соработничеством Господу – «…работайте Господеви со страхом и радуйтесь Ему с трепетом…», а именно — растворение и самоуничижение личности человеческой – аскетика до самобичевания и надрыва – фатализм – подчинение обстоятельствам, трактуемым как воля Божия. Фатализм часто выражается в эсхатологических срывах, то есть в пассивном ожидании конца света. Такая же философия у Франциска (+1226 г.) – будь послушен, как труп, а с трупом делай, что хочешь – «…посади – он сидит, положи – он лежит…».

Монофизитство идет как бы исторически. После Халкидона – разбивается на ряд течений (толков). Часть умеренных монофизитов вернулось после VI Вселенского Собора и решением Трульского Собора в 692 г. их принимают их по 3-му чину, как сейчас католиков, то есть через покаяние и отвержением ложных воззрений.

В 448 г. – постоянный Собор запрещает Евтихия (Константинопольского придворного пресвитера) (постоянный Собор образовался после Халкидонского Собора из членов этого Собора и остался работать при императоре на постоянной основе).

И в 449 г. разбойничий собор (председательствовал патриарх Диоскор Александрийский) восстановил Евтихия и низложил Флавиана – патриарха Константинополя. Все это делалось столь нагло, что ли, что через год от этого скончался патриарх Флавиан; и Диоскора позднее судили не за ересь, а за человекоубийство. В это же время низлагают Феодорита Кирского и посмертно анафематствуют Диодора Тарского. Ороса собор не выпустил.

На соборе уже был свиток папы Льва в форме послания патриарху Константинополя Флавиану – в нем заключено торжественное исповедание в противовес монофизитству, но на него не обратили внимания. Начинает Лев Великий прямо с сотериологии. «… Если человечество Христа не подлинно, то, что такое наше спасение, ибо, что не воспринято, то не спасено» (он прямо ссылается на Григория Богослова). Не только образ человека, но и бытийно человечество, воспринятое Христом от Девы Марии, — только оно позволяет Христу вознести на крест наши грехи. И если мы читаем в послании к Фил. (Фил.2,8) «… смирил Себя, быв послушным» – то это есть волевой акт.

Послушание не есть подавление и в послушании есть свобода и остается действенной (и наша тоже), но, соединенная по любви с Божественным Промыслом, она преображается светом Христовым.

Лев Великий торжественно исповедал евангельские места, которые свидетельствуют о человеческой плоти, человеческой душе, человеческом духе в Господе Иисусе Христе. Усталость, жажда, сон – все это принадлежит Господу и душевные страдания — «… Душа Моя скорбит смертельно…».

(Мк.14, 33-36) – о молитве в Гефсимании – ужас, тоска и страх — принадлежат Господу, ибо истинное человечество Он принимает в Себя. И дух человеческий — тоже принимает «…ибо дня Судного не ведают ни ангелы, ни Сын Человеческий…» – это-то и есть исповедание человеческого духа. Равно как «… и Отец более Меня есть…» – это тоже человеческий дух свидетельствует о Нем.

Отцами Халкидонского Собора свиток Льва был воспринят с восторгом – Лев де смотрит, как Кирилл.

Свиток был написан на латыни, но на Соборе был Феодорит Кирский, известный тем, что написал сочинение против 12-ти анафематствований Кирилла Александрийского. Епископы Египта не хотели с ним заседать, но вступились императорские чиновники, заявив, что он явился на Собор, т.к. несправедливо низложен разбойничьим собором и приехал восстанавливать свое достоинство. На 8-м заседании Собора Феодорит Кирский был принят в общение, принеся на лжеучение Евтихия вполне искреннее осуждение. Феодорит Кирский и сделал необходимые богословские выводы из свитка Льва Великого – латынь он знал в совершенстве. И он же указал, что фундамент послания Льва глубже, чем просто комментарий к Кириллу Александрийскому – это есть раскрытие положения Григория Богослова – что не воспринято, то не спасено.

Господь воспринял человечество в полноте, ибо и спасает его в полноте. И только такое восприятие, и исповедание нашего естества в полноте дает нам реальную возможность, а не декларированную, победы над грехом и смертью.

Таким образом, пафос послания Льва Великого имел сотериологическую подоплеку. Пишет так: «…И одинаково опасно исповедать Господа Иисуса Христа только Богом без человечества и только человеком без божества» — это против несториан. Ибо тогда Его подвиг не имеет к нам отношения, мы не сможем идти следом за Ним. Но в воплощении, продолжает Лев, Он истинно един и нет в этом единстве никакого обмана.

У Льва были еще огрехи, как бы связанные с огрехами латинского языка. Например, он употребил слово «персона» – лицо и нигде эта персона не названа ипостасью Слова, поэтому по некоторым свидетельствам, Несторий, не доживший до Халкидонского Собора, но переживший разбойничий собор, так и воспринял – «а я что говорил?».

Халкидонский Собор был длительный. И там, например, Феодорит Кирский сказал: «…Анафема на еретика еще не говорит о православии отлучающего».

Халкидонскому оросу присуща явная асимметрия, т.е. лицо – ипостась – одно, а природы две.

Природа божественная имеет конкретное раскрытие в лице Слова, а природа человеческая, ипостаси не имеет, по крайней мере – эта ипостась выявлена не была и что там вместо ипостаси.

На Соборе и не могло быть полного восстановления церковного общения, т.к. оставались провалы. Но это для православных было то, что еще не раскрыто, еще не познано, еще не принято.

Пафос Собора – его исповедование – Господь Бог Слово стал человеком, но Он не человек, а Бог – это Его лицо – Ипостась Слова. Есть человеческие свойства, а человеческой личности нет.

После раскола на Халкидонском Соборе монофизиты сразу распадаются на толки (так всегда бывает с любой ересью) и, главное, не приемлют ни Халкидонского апофатизма (о способе соединения божества и человечества во Христе) – не слитно, не разлучно, не раздельно, не изменно, ни Халкидонского парадоксального исповедования – вопрос поставлен и оставлен без разрешения.

А дело в том, что в это время Церковное сознание смешивало естество и ипостась.

Естество – природа – физис

Ипостась – юпостасис

Природа – общее, ипостась – конкретика (Максим Исповедник). Максим Исповедник только через 200 лет как бы спросит – как возможно безипостасное существование? И ответит – да никак. Но только Максим Исповедник сформулировал, что существует ипостасность – самостоятельное существование и существует небезипостасность (как в математике – неотрицательная величина).

Впоследствии Леонтий Византийский (VI-й век – Юстиниановы времена) разработал термин воипостасность – то, что имеет свое бытие в другом, на другом, благодаря другому.

Если по Павлу, то это будет «природное» и «привитое», привитая ветвь не имеет корня, но прививается к стволу; к стволу божества Христова – привито Его человечество, но оно отнюдь не пассивно. Также как привитая ветвь цветет своим цветом, так и Христово человечество, преображенное и обоженное, выявляет во Христе свои человеческие свойства. (Бывают растения, например, орхидея, которая не имеет корней, но цветет на других деревьях).

Попытка преодолеть недосказанность Халкидонского ороса приводит к тому, что монофизиты пытаются найти решение прежде времени. Например, идеолог умеренного монофизитства Севир предлагает термин и понятие – «составного естества», чтобы не признавать нам единосущного по человечеству.

Но зато, когда Максим Исповедник разработал в полноте и довел до конца все эти вопросы, то только окраина империи – Армения, Африка – копты, часть Сирии, отказавшись от присоединения, формулируют это только как отказ от греческого богословия – от греческого богословского напряжения. И предпочтут жить – как повелось и как они привыкли.

Фактически после раскола некоторое время в Церкви не разгорается напряжение, благодаря присутствию святых патриархов на Константинопольской кафедре – председательствует на Халкидонском Соборе – Анатолий Константинопольский и сопредседатель – император Маркиан.

Монофизитство в греческом ареале оказались сравнительно не долговечно, но окраины империи оказались зараженными надолго. Поэтому будущая униональная политика византийских императоров вплоть до Юстиниана имеет не только Церковную, но и государственную подоплеку, то есть императоры опасались, что Церковное разномыслие может привести к разномыслию гражданскому и, поэтому, монофизиты не будут достаточно энергично защищать границы империи.