Список лекций История Русской Православной Церкви.
Русская Православная Церковь во время и после Второй мировой войны.
Предвоенные период: “общие печали и радости”.
День Всех Святых земли Российской 1941 года. Послание митрополита Сергия (Страгородского) русскому народу. Военные годы. Восстановление в Русской Православной церкви патриаршего управления 8-12 сентября 1943 года. Последние труды и преставление патриарха Сергия.
Поместный Собор Русской Православной Церкви 1945 года. Устав РПЦ 1945 года. Ликвидация Брестской унии (1596 года) Львовским собором 1946 года.
Новая волна “хрущевских” гонений. Архиерейский Собор 1961 года. Поместный Собор 1971 года.
Государственная политика М. С Горбачева в отношении Церкви. Празднование 1000-летия Крещения Руси. Поместный Собор 1988 года.
Предвоенные годы показали, что слова Сергия в Декларации “об общих печалях и радостях” были пророчеством. После 1922 года “процессы церковников” уже не повторялись, но массовые посадки захватывали в свой бредень огромное количество верующих и служителей Церкви[1]. К 1941 году все московское духовенство насчитывало человек! Близость к Местоблюстителю никого не гарантировала от смерти: был расстрелян его келейник архимандрит Афанасий, была арестована и где-то сгинула родная сестра Сергия, живушая при Патриархии и исполняющая обязанности домоправительницы. Но это было характерно и для высших чинов партии: например, расстреляли жену Поскребышева (начальника личного секретариата Сталина), более 20-ти лет сидела жена Калинина, а после войны посадили и жену Молотова. Задача Сталина состояла в том, чтобы никто не чувствовал себя в безопасности; марксистам это было трудно, но верующим легко, ибо, как сказал Апостол: Нам Бог судил быть как бы приговоренными к смерти (ср. 1Кор.4,9). Так РПЦ ощущала себя.
В Москве, как форпосты, оставалось несколько храмов (не более 5-6), которые никогда не переходили к обновленцам и никогда не закрывались, но на всю страну таких храмов было около ста. В 1941 году митрополит Сергий, никогда не терявший веры в милость и помощь Божию[2], обронил такие слова проезжавшему в Прибалтику протоиерею Василию Виноградову: “Церковь в России доживает последние дни. Раньше они нас душили, но выполняли свои обещания, сейчас же они нас душат, но обещаний уже не выполняют”. Но тут Господь снизошел к воплю раба Своего — и в одно мгновение был разорван пакт Молотова-Рибентроппа; и в День Всех Святых, в земле Российской просиявших, началась Великая Отечественная война. В этот день, в воскресенье, митрополит Сергий служил литургию, когда же, придя домой, он узнал о нападении врага, то сел за свою пишущую машинку и выпустил Первое послание Предстоятеля Русской Церкви к русскому народу[3]. В частности, послание заканчивалось словами: “Господь дарует нам победу!” и благословил всех защищать Отечество: “Святая Православная Церковь благословляет вас небесным благословением на предстоящий всенародный подвиг”. Это послание в тот же день было разослано по всей стране.
Надо сказать, что в 1938 году Церкви была запрещена всякая религиозная пропаганда, кроме как за богослужением – объяснение евангельских и апостольских чтений. Обращением Церкви к русскому народу в первые дни войны были сведены на “нет” все инструкции предвоенных лет.
Второе послание Церкви было 14 октября 1941 года, в день Покрова Божией Матери, после пяти месяцев ведения войны. Армия откатывалась неудержимо, а Предстоятель опять говорил о победе и о том, что война несет и доброе с собою: она уничтожает всякие миазмы и очищает души. Эти слова были подхвачены во всех церквах. Протоиерей Смирнов говорил: “Со всеми своими грехами низринемся в безбрежный океан милосердия Божия”.
Третье послание 11 ноября 1941 года – опять предсказание и уверение в грядущей победе. В этом же послании Предстоятель благословил партизанскую войну и партизанское движение. (Существует книга “Русская Православная Церковь и Великая Отечественная война”, Москва, 1948 год).
Вечером, в день Покрова, митрополит Сергий получил приказ Московского горисполкома собираться в эвакуацию. Собирались отправить его в Оренбург, но по его же просьбе ограничились Ульяновском.
Сталинградская битва закончилась в дни Богоявления (1943 год).
В августе 1943 года разрешено было вернуться в Москву. Митрополит к тому времени собрал уже новый Синод – из вновь хиротонисанных епископов и отчасти из освобожденных (как, например, епископ Лука Войно-Ясенецкий). Государством (то бишь, Сталиным) к этому времени было решено, что патриаршество в стране будет восстановлено и Церковь не будет гонима. В ночь с 4 на 5 сентября (Церковь в этот день празднует Отдание Успения Божией Матери) состоялась встреча Сталина с тремя митрополитами. Сталин для порядка спросил: “Что я могу сделать для Церкви?”. Сергий ответил, что Церковь находится без законного возглавления, нужно собрать Архиерейский Собор и на нем избрать Патриарха. Сергиевский же Синод всегда назывался Патриаршим, чтобы в памяти народа и верующих это слово сохранялось. Митрополит Сергий также предложил восстановить исконное название 1589 года – Патриарх Московский и всея Руси. И вскоре, по приказу Сталина, все находящиеся в живых архиереи[4], даже узники ГУЛАГа, были привезены в Москву.
Тут же Сталин подарил Патриархии здание в Чистом переулке – бывшее немецкое посольство. Это самое здание – фактически, усадьбу: с двумя флигелями, садиком и подсобными строениями – Патриархия занимает и по сей день.
Фактически новый статус Русской Православной Церкви в советском государстве был определен Сталиным тогда же – в начале сентября 1943 года (рекомендую прочесть по этому вопросу статью О. Васильевой и П. Кнышевского “Кремлевская вечеря” — журнал “К свету”, вып. 13, М., б/г, с.70-76). Что в данном случае существенно? – Прежде всего, то, что Русская Православная Церковь, даже при жестком государственном контроле, получила статус не просто “господствующей”, а единственной Церкви на территории СССР. Все остальные “конфессии” были записаны в “культы” и для них был организован отдельный “Совет по делам культов”, мало значительный.
Главный же “Совет по делам Русской Православной Церкви”, под председательством Г. Карпова, — орудие личной церковной политики Сталина. Впрочем, уже после войны Сталин допускал известную вальяжность – со следующим патриархом Алексием I он неизменно встречался сам, притом наедине, “без посредников”.
Г. Карпову он дал в ходе той же исторической беседы в ночь с 4 на 5 сентября 1943 года “руководящее указание”: “Только помните: во-первых, что вы не обер-прокурор[5]; во-вторых, своей деятельностью больше подчеркивайте самостоятельность Церкви”.
Фактически, при жизни Сталина председатель Совета по делам РПЦ и был чем-то вроде “общипанного” (с урезанными полномочиями) обер-прокурора; в важных делах, например, при подготовке Львовского собора 1946 года, Сталин использовал других “подручных” – того же Н.С. Хрущева. Лишь впоследствии, после 1957 года, то есть при Хрущеве и Брежневе, — права председателя Совета расширились. Наконец, уже при “обратном ходе” церковной политики советского государства, в 1965 году два Совета были слиты в один “Совет по делам религий”, который и просуществовал до самого роспуска его в октябре 1991 года.
Итак, уже после смерти патриарха Сергия (+ 15 мая 1944 года) новое положение РПЦ предстояло закрепить. Это и было сделано на Поместном соборе 1945 года (28-31 января); на нем был принят новый Устав РПЦ, заключавший в себе элементы и канонического и гражданского устава. Характерные черты гражданского устава рассмотрим.
Возможность вмешательства государства была предусмотрена Уставом РПЦ 1945 года: при наличии злоупотреблений ревизионная комиссия (постоянная, избираемая Приходским собранием) составляет акт, который препровождается в местный совет или исполком. Отчасти это было вызвано тем, что движимое и недвижимое имущество храма все еще считалось государственной собственностью, а мастерские и свечные заводы при Патриархии и епархиальных управлениях, кроме свечей, производили только крестики, венчики, покровы на покойников, разрешительные молитвы. Священные сосуды так и оставались собственностью государства.
Но, начиная с 1945 года, пожертвования на нужды храма были не ограничены – потихоньку происходило “сворачивание” декрета 1918 года “Об отделении Церкви от государства”, в котором было сказано, что запрещаются всякие “насильственные” сборы Церкви. Суммы пожертвований на нужды Церкви клались в Сбербанки и выдавались по чекам за подписью настоятеля и казначея прихода.
На Соборе 1945 года был принято постановление об обязательном венчании православных людей.
Размеры епархий совпадали с размерами административных областей, а размеры благочиний совпадали с размерами районов. В случае незаконных действий исполнительного органа (“двадцатки”) настоятель делал представление епархиальному архиерею, а тот был обязан уведомить уполномоченного, каковой обладал совещательным голосом; и после разбора дела на приходском собрании самолично предлагал приходской общине избрать другой исполнительный орган, иначе – “двадцатку”. К монастырям это не относилось. Они управляются Уставом, утвержденным Патриархом.
Сколько тогда было монастырей на территории Союза? Пюхтицы; Духовской монастырь в Вильнюсе; Рижский Троицкий монастырь, приписная к нему Преображенская женская пустынь – это все в Прибалтике, в ней все было цело; Псково-Печерский монастырь (был в составе “буржуазной Эстонии”); в 1946 году была открыта Троице-Сергиева Лавра, а во время войны в Киеве были открыты три монастыря: два женских (Покровский и Флоровский) и один мужской (Киево-Печерская Лавра), в Курской епархии возникла Глинская пустынь; на западе Украины – Почаевская Лавра.
Период с 1945 года по 1955 год можно назвать как бы “благополучным” для Церкви. В 1952 году Сталиным лично было подарено Патриарху Переделкино, как бы на вечный помин души.
Возглавителя государства поминали за литургией по формуле: “О богопоставленном вожде Иосифе Виссарионовиче”. При его похоронах (отпевали Сталина очно, в Кремле, официально в узком кругу – были только высшие иерархи, некоторые официальные представители и ближайшая родня) во всех церквах служили панихиды. Формулу для панихиды разрабатывали совместно Патриарх с Карповым и избрали уже другой титул: “о новопреставленном генералиссимусе Иосифе”.
В последние 10 лет Сталин существовал в стране как фактический царь, только не помазанный. Ему вполне подходило, что есть у него Патриарх, с которым Сталин регулярно виделся лично. Из очень достоверных источников мне известно, что Сталин и причащался раз в год. Сталин как бы для одного себя “восстановил Церковь”.
Обязанность Патриарха “печалования” за народ тоже была записана в Уставе 1945 года, но фактически печалования принимались только об узкоцерковных нуждах. Отделение Церкви от государства сохранялось не в смысле церковного управления, а в смысле авторитета церковного предстоятеля. Авторитет был ограничен клиром. Но и это время кончилось.
1953 — 1957 годы — так называемый период “семибоярщины”.
1957 год – приход к полной власти Хрущева, последнего партийца, свято верующего в светлую победу коммунизма. 1958 год – начало новой церковной политики, которую правильно было бы назвать травлей Церкви, прежде всего травлей служителей Церкви. Началась кампания по закрытию Церквей – 2/3 их было закрыто, включая и те, которые были открыты после 1943 года. Были закрыты все пустыни и Киево-Печерская Лавра. Троице-Сергиева и Почаевская Лавры уцелели. Тогда как вся кампания по ликвидации Унии в 1946 году (Львовский собор – только часть этой компании) прошла по государственной инициативе Сталина и была разработана Хрущевым (он был абсолютно беспрекословным исполнителем воли вождя): в отношении Унии был сохранен status-quo.
В 1958 году начался сильнейший “откат” государственной политики и самая разнузданная газетная травля Церкви – как бы агония советского безбожия. В ходе этого процесса 18 июля 1961 года, без предварительного объявления, был собран Собор, на котором был поставлен вопрос о реорганизации приходской жизни, то есть опять все вернулось к довоенному статусу Церкви.
А именно, все имущественные дела прихода были вновь переданы “двадцатке”, а фактически – “тройке” (церковный староста, его помощник и казначей), которая, как правило, назначалась “государственным контролем”. Полномочия приходского собрания были сведены к нулю, а в большинстве храмов оно просто перестало существовать; к началу 70-х годов пресловутые “двадцатки” состояли наполовину из “мертвых душ”, вовсе не являвшихся прихожанами храма. Что касается храмового причта, он весь, включая настоятеля, устранялся от участия в приходском собрании и становился наемником приходского совета, с которым и заключался “трудовой договор”, который мог быть расторгнут в одностороннем порядке: по инициативе “прихожан”, — фактически же – уполномоченного Совета по делам РПЦ (в дальнейшем – Совета по делам религий) по данной области[6].
Итак, с 1961 года Церковь в России вновь зажата в тиски. Священники проходят обязательную государственную регистрацию, но только получившие правильное каноническое рукоположение в РПЦ. Никакие иные “юрисдикции” не допускались (первый “суздальский прецедент” с В. Русанцовым произошел только в 1989 году).
Поэтому, строго говоря, возвращение к статусу 20-х – начала 30-х годов оказалось и невозможным, да и для государства – нежелательным.
В 1964 году в день Покрова Божией Матери произошел государственный переворот и Хрущева сняли без большого шума. Брежневская политика по отношении к Церкви была лишь смягчением хрущевской.
17 апреля 1970 года скончался (на 93-м году жизни) патриарх Алексий I. Незадолго до своей кончины (по некоторым данным, во второй половине 1969 года) он призвал почитаемую им Христа ради юродивую схимонахиню Марию (Маковкину; + 1971 г.) и просил ее молитв, в надежде, что она получит извещение свыше: кого назначить в завещании “местоблюстителем”, то есть фактическим предстоятелем РПЦ до канонического избрания патриарха. И вот она действительно получила откровение, и назвала – Гермогена, то есть архиепископа Гермогена (Голубева), уже тогда пребывавшего “на покое” (с 1965 г.), а с 30 июля 1968 года – под домашним арестом в Успенском монастыре близ города Жировицы; иными словами, “мятежного архиерея”. Ясно было, что его могут не выпустить из-под домашнего ареста и до патриаршего служения – не допустить. Патриарх просил матушку Марию молиться вновь и ждать нового откровения.
Она, после молитвы, и назвала новое имя: митрополита Антония (Блюма), ныне еще здравствующего. Но он не был советским гражданином; его могли просто не пропустить на территорию СССР.
И только в третий раз, тоже после новой молитвы, она сказала: “Тогда Пимена”. По завещанию патриарха Алексия I Пимен (тогда митрополит Крутицкий и Коломенский) вступил в права местоблюстительства, и под его председательством состоялся Поместный собор 1971 года.
Новый Поместный собор РПЦ (с участием – с совещательным голосом – двух восточных патриархов) проходил в Троице-Сергиевой Лавре с 30 мая по 2 июня в праздник Святой Троицы. Подготовка же к Собору требовала значительного времени и предварительного архиерейского совещания (28 мая 1971 года). В результате положение 1961 года об управлении приходами было подтверждено, несмотря на разногласия внутри самого епископата.
Основные деяния Собора:
- Утверждение автокефалии Польской Православной Церкви (фактически признанной еще в 1948 году), Православной Церкви Чехословакии (фактически признанной еще в 1951 году) и, наконец, Православной Церкви Америки (подготовительная работа проходила в 1969-1970 годах и закончилась только 10 апреля 1970 года, незадолго до кончины патриарха Алексия I), а также утверждение автономии Финляндской Православной Церкви и Православной Церкви Японии.
- Наконец, важнейшее деяние Собора – “снятие клятв со старых обрядов и с придерживающихся их православно-верующих христиан”; вся подготовительная работа была совершена еще в апреле 1929 года: постановление “Сергиевского” Патриаршего Синода в данном случае имело значение предсоборного совещания; сами же формулировки, безусловно, принадлежали митрополиту (впоследствии патриарху) Сергию.
Поместный собор 1971 года прошел, – а в Церкви начался процесс, неожиданный для властей и мало ожиданный для церковной иерархии – приток в Церковь свежих сил интеллигенции, притом “первого эшелона”: гуманитарной и так называемой “научной” (не “технической”). Униженные и оскорбленные ложью и фальшью советской системы, убедившись в идейном тупике “полинявшей” советской идеологии, люди (мыслящие одиночки) шли к униженному и оскорбленному русскому православному духовенству; и оставались в Церкви, права которой попраны, а имя – в поношении. И этот процесс во все 70‑е годы и в первую половину 80-х постепенно расширялся и набирал силу.
Поэтому новая церковная политика М.С. Горбачева, официально провозглашенная в апреле-мае 1988 года, и нашла такой широкий отклик. Дверь приоткрылась: за нею стоял Тот, “Который отворяет – и никто не затворит” (Откр.3,7).
На гребне этих событий и состоялся Поместный собор 1988 года – года Тысячелетия Крещения Руси. Патриарху (тогда — митрополиту) Пимену, который был когда-то организатором архиерейского собора 1961 года, Господь благоволил дожить и до 1000-летия крещения Руси. Собор 1988 года уничтожил эти вредные для Церкви положения 1961-1971 годов (положения об управлении приходами). Опять были приняты изменения в Уставе РПЦ.
- Местоблюститель – уже не старейший по хиротонии иерарх, а избирается на собрании Синода под председательством предстоятеля старейшей кафедры – Киевской.
- Патриарх подотчетен архиерейскому и поместному Соборам. Поместный собор созывается не реже 1 раза в 10 лет и архиерейский собор не реже одного раза в 5 лет.
- Право суда над патриархом принадлежит Поместному собору, как и вопрос об уходе Патриарха на покой.
На “сталинский” вопрос Раисы Максимовны Горбачевой: “Что мы можем сделать для Церкви?” — патриарх Пимен ответил: “Только не мешайте”. Это была по своему большая мудрость: то, что дается государственным распоряжением, – не столь прочно. Именно в конце 80-х годов развернулось могучее движение “снизу” в пользу открытия храмов, сплачивания верующих, стояния друг за друга и движение стояния в вере. Началась новая эпоха в истории Русской Православной Церкви, которая продолжается и по сей день.
[1] Я проверяла по данным Ленинградской епархии, когда изучала тему правых расколов. В конце 1928 года – в начале 1929 года шли массовые посадки и правых раскольников, и нормальных православных и послушных клириков Церкви. Формальный повод: “разгром троцкистско-зиновьевского блока” (не существующего), а церковников “гребли” заодно. Дальше – еще хуже: при сборе материалов ГПУ (на всех “церковников”) митрополита Сергия обвиняли в “английском шпионаже” (“японский шпионаж” ему почему-то не вменили, хотя он был архипастырем в Японии), Алексия (Симанского) обвиняли, что он – сын помещика, имел дворянское происхождение и отец его был в чине камергера. Но, в конечном счете, как раскольники, так и послушные пастыри РПЦ оказывались в одних и тех же телячьих вагонах и на общих работах.
[2] В 1934 году он написал Акафист Воскресению Христову.
[3] Обратите внимание: обращение к русскому народу, а не только лишь к верующим.
[4] Разумеется, те архиереи, которые находились в общении с Русской Православной Церковью и митрополитом Сергием до посадки.
[5] Синодальную структуру управления Сталин, конечно, знал и помнил.
[6] Как я упоминала, границы епархий совпадали с границами областей. Но фактически многие епархии годами оставались “вдовствующими”.