История Русской Православной Церкви. Лекция №26

Print Friendly, PDF & Email

Список лекций История Русской Православной Церкви.

Положение РПЦ в “эпоху реформ”: 1855 – 1880 годы.

  1. Положение “духовного сословия” к 1855 году и церковно-государственные меры, направленные к его изменению.
  2. Плоды церковно-государственной деятельности 1855 – 1880 годов.

  1. Становление московского старчества (60-е годы XIX-го века). Служение прп. Варнавы Гефсиманского.

1855 год – начало царствования Александра II. Шла Крымская война[1], поражение при Евпатории. Русское общество вдруг отрезвело – все захотели думать: как, что, почему?

За два месяца до смерти Николая I скончался обер-прокурор Синода граф Протасов. Духовенство отреагировало так: вспомнив смерть Петра I, достали известную лубочную картинку “Как мыши кота хоронили”, и по епархиальным управлениям она быстро разошлась. Деятельность графа Протасова была явно антиклерикальной и имела целью государственное закрепощение церковного управления. Но деятельность этого обер-прокурора оказалась, как выяснилось, недолговечной и непрочной.

Начало 1856 года – амнистия декабристам. Август 1856 года – коронационные торжества[2], на которых известный церковный уставщик, знаток и когда-то сотрудник канцелярии обер-прокурора Синода Андрей Николаевич Муравьев (автор книги “Путешествие по святым местам”) подал на высочайшее имя записку “О положении ортодоксальной[3] церкви в России”, в которой он предлагал ограничить власть обер-прокурора Синода и восстановить патриаршество![4] Одновременно министр внутренних дел Валуев тоже подал докладную записку с предложением ввести в Государственный совет представителей духовенства для отстаивания интересов Церкви. Это, конечно, еще не отмена закрепощения, но это уже преодоление антиклерикальной политики Протасова.

19 февраля (ст.ст.) 1861 года – день отмены крепостного права (день памяти апостола от 70-ти Филимона – ср. Филим.1,15-20). Мы говорили о секуляризации церковных вотчин в 1764 году. Очень скоро практикой жизни это преобразование было сведено на нет, к 1861 году из 10 млн. крепостных крестьян одним миллионом владела Церковь. При подготовке крестьянской реформы было решено, что манифест будет составлять митрополит Филарет Московский, и что этот манифест должен быть прочитан в церкви, а не на крестьянских сходках или иных представительских собраниях. Манифест начинался словами: “Осени себя крестным знамением, православный русский народ…”. Начиная с Петра I, это было, пожалуй, в первый раз, когда государство обращалось к Церкви Христовой на равных и действительно, а не номинально, просило у нее духовной помощи.

Дальше начался новый период церковно-государственных отношений, кстати, слабо описанный в литературе.[5] 1862 год: создано так называемое “Особое присутствие по изысканию способов улучшения быта духовенства”. Откроем рассказ Чехова “Кошмар”, а еще лучше Лескова[6] “Русское тайнобрачие” – где увидим, что условия жизни духовенства были просто ужасны. Однако заметим, что в эмигрантской литературе сплошь воспоминания о “хорошей жизни” до революции. Отчасти это верно по двум причинам:

  • Россия 1860-х годов сильно отличалась от России начала XX века.
  • в эмигрантском Париже было совсем голодно, поэтому сравнения с сытой родиной были не случайны. Надо иметь в виду, что в воспоминаниях эмигрантов было перемешано слишком много всяких других чувств, основное из них – ностальгия, а всякое романтическое сознание всегда склонно воспринимать прошедшее в розовом свете. Но, заметим, романтическим сознанием отличались не все; Вениамин Федченков и Иоанн Шаховской (скончался в 1989 году, уже после празднования 1000-летия крещения Руси), например, представляют счастливое исключение.

Маленькое отступление: сословие духовенства сложилось очень давно – в эпоху татаро-монгольского ига, когда дети духовенства стали пользоваться льготами по ханскому ярлыку. Но окончательное закрепощение в одном сословии началось с Петра I: почти не было прецедентов, чтобы дети духовенства выходили на иные поприща. Первым знаменитым человеком из духовной среды был Сперанский, но это уже XIX-й век, время Александра I. Любая кастовая замкнутость всегда есть результат государственной или очень жесткой теократической политики. Господь дал свободу всем, и личность каждого неповторима, ведь не каждый сын священника призван к священству.

Рассматривая меры для улучшения быта духовенства второй половины XIX‑го века, я по необходимости буду сравнивать, что было и что стало. Председателем “Особого присутствия”, по должности, стал Петербургский митрополит, первенствующий член Синода Исидор. Состав: все члены Синода; два министра – внутренних дел и государственных имуществ; обер-прокурор Синода граф А.П. Толстой[7]; шеф жандармов; директор духовно-учебного управления при Синоде; статс-секретарь Государственного Совета. Их принятые меры:

1863 год: происходит постепенное раскрепощение духовного сословия. Студентам духовных семинарий разрешили поступать в университеты. К 1875 году из всех студентов 46% составляют бывшие семинаристы. То есть, все способные юноши отказываются от отцовской стези священства, а стремятся получить высшее светское образование[8].

Классический пример судеб бывших семинаристов, ринувшихся в науку: И.П. Павлов, Д.И. Менделеев, В.О. Ключевский и многие другие, впоследствии знаменитые, люди. В 1879 году Духовное ведомство, испуганное таким оттоком способных учеников, добилось отмены такого разрешения, но этот запрет семинаристы стали очень легко обходить. Люди, не доучившиеся в семинарии, покидали ее и поступали в университеты на общих основаниях (классический пример – В.О. Ключевский).

1864 год: детям духовенства обоего пола было разрешено поступать в гимназии на общих основаниях. До этого мальчиков обучали в семинариях, неспособные зачислялись в псаломщики и дьячки, девочки учились в филаретовских училищах[9]. С 1866 года детям духовенства разрешалось поступать и в военные училища. В этом же году было принято положение “О приходских попечительских советах и церковно-приходских школах”. Отчасти это аналог нашей двадцатки, но не совсем, имущественные дела прихода вверялись таким попечительским советам, состоящим из состоятельных и благочестивых людей. Они же держали церковно-приходские школы на свои средства. Одновременно священник перестал быть распорядителем приходского дохода.

1867 год: окончательное разрушение “касты” духовенства. Правом поступления в семинарию стали пользоваться все без исключения православные[10]. (Но по-настоящему воспользовались этим правом либо в эмиграции, либо после революции). В том же году ликвидирована наследственность прихода! Например, ещё в 1851 году знаменитый протоиерей святой Иоанн Кронштадтский свой Андреевский собор взял в приданое за своей женой Елизаветой Константиновной.

1869 год: была проведена полная ревизия состава духовного сословия; исключались из духовного звания лица, не имеющие священного сана (трех ступеней иерархии) и не входящие в низший клир. Это: певчие, церковные сторожа, звонари, сверхштатные псаломщики и дети духовенства. Дети духовенства исключались из духовного звания не на улицу: если они хотели выйти из духовного звания и строить жизнь на гражданском поприще, то получали по выбору права личного дворянства или потомственного почетного гражданства[11]. До судебной реформы 1864 года священника, например, можно было безнаказанно сечь или травить собаками. Дети низшего клира получали права личного почетного гражданства (по наследству это право не передается).

1869 — 1879 годы. Происходит ревизия приходов. Запустелые приходы (их в стране около 2 тысяч) закрываются. Церковь, конечно же, не под склад отдавалась, как было в 20-30-х годах XX-го века, а просто запиралась; но если около нее оставалось небольшое население, то, по приглашению, в таких храмах служились по воскресеньям и праздникам службы. Уже при обер-прокуроре Победоносцеве, в царствование Александра III, в 1884 — 1885 годах все такие закрытые приходы были вновь восстановлены.

Одновременно было стабилизировано годовое жалование священства, иначе они были вынуждены жить поборами с крестьян (ср. Лесков “Мелочи архиерейской жизни”, новелла 4). Было утверждено государственное жалование от 144 до 240 руб. в год для сельского духовенства: при своем огороде и своей земле это уже гарантированная достойная жизнь. С 1864 года пенсионный фонд Синода был переведен в государственное казначейство и с 1869 года священнослужители; с 1876 года – протодиаконы и с 1880 года диаконы стали получать гарантированную пенсию.

В 1867 году было отменено антиканоническое деление епархий на классы[12].

Для духовных консисторий были установлены новые штаты и им было увеличено жалование почти втрое – только тогда стала возможна борьба со взятками.

Постройка новой церкви и монашеский постриг перешли в компетенцию епархиального архиерея, до этого все было централизовано и за разрешением надо было обращаться в Синод. За церковным управлением был уничтожен всякого рода полицейский контроль.

Несколько слов стоит сказать насчет плодов таких преобразований, ибо сказано: Судите о древе по плодам (ср. Мф.7.20). В качестве плода этой новой политики происходит новая стабилизация приходской жизни и становление православного быта по крайней мере для среднего городского населения и верхушки сельского населения[13]. Одновременно в стране чрезвычайная экономическая стабилизация страны и высокие урожаи (Россия кормит хлебом пол-Европы).

Становление московского старчества.

Вернемся в николаевскую эпоху: в 1844 году вблизи Троице-Сергиевой Лавры был основан Гефсиманский скит[14]. Все устроение скита было продиктовано Филаретом Московским. В качестве первых насельников туда были переведены старообрядцы, только что присоединившиеся к Церкви, из самой Лавры не пришел никто; первые насельники скита, хотя и тронутые несколько налетом законничества, но были очень строгого жития.

Три года спустя, в 1847 году, было основано пещерное отделение скита Христа ради юродивым из народа Филиппушкой (Хоревым). Это был старец‑простец: он преднамеренно отказался учиться грамоте, но в народе знали, что “его устами слова идут с Неба”. И по-настоящему московское старчество восприняло этот дух. Первый старец-утйшитель Варнава Гефсиманский (Меркулов) всю жизнь писал каракулями. Почти все старцы Гефсиманского скита и пещерного отделения были из бывших крепостных. Также Исидор[15], Порфирий – и так до самой революции. Московское старчество было естественным дополнением к оптинскому; оптинское было старчество ученое и началось с оптинских изданий – с духовной литературы. Московское же старчество было абсолютно не литературное, а устное. Старец Варнава свои письма в основном диктовал, а иногда говорил, чть писать. Но у него прозорливость была такая, что он видел содержание письма, не вскрывая его, потому некоторые письма даже не благословлял вскрывать, говоря при этом: “На это письмо отвечать не нужно”. У него окормлялось в основном купечество и мещанство – городское среднее сословие. Но был у Варнавы духовным сыном (до 1892 года) и Владимир Соловьев. Но если, например, Апухтин ездил в Оптину пустынь, оставаясь при этом мужеложцем, для него поездки в Оптину были как развлечение, то Владимиру Соловьеву[16] не простили его “дружбу” с католиками, участие в католической мессе, причащении и так далее. Он был призван на крылечко к Варнаве и было сказано: “Исповедуйся теперь у своих ксензов”.

Нарочитая некнижность – только одна сторона московского старчества. Другая сторона – это суд над светской культурой, указание на ее ограниченность, на ее недейственность для возрастания “в меру возраста Христова” (ср. Еф.4.13). Если в Оптину Толстой мог въехать, то в Зосимову пустынь вряд ли: Алексий Зосимовский звал Толстого просто “Левкой”, и писатель этого бы не выдержал. Бердяев, которого тоже возили к Алексию Зосимовскому, проговорив с ним 10 минут, выскочил как ошпаренный и с тех пор закаялся, чтобы его возили к старцам.

Это как раз их свидетельство во Христе, на которое и были посланы старцы от Господа, — это напоминание людям, что на мытарства они придут “голенькими”, не только без государственных регалий, но и без “литературного имени” и без культурного багажа, которые придется оставить. Московское старчество было ответом Святой Христовой Церкви на образование в России с 30‑х – 40-х годов XIX-го века так называемой “умственной аристократии”, на движения западников, славянофилов, любомудров, разнообразнейших умственных течений — больше, конечно, московских. Но именно в таких течениях и зарождались вещи, которые не могли быть терпимы в христианском обществе. Вот один пример: в 1848 году, во время европейских революций, Н.Г. Чернышевский серьезно ожидал Мессию (лже-мессию, конечно) и пишет в дневнике: “А жаль расстаться с Христом, так он был мил моему сердцу”.

Почти все эти литературные деятели, вышедшие из духовного звания, вроде Чернышевского, пережили в свое время какой-то религиозный срыв, который показал, как мелка, дешева и непрочна была их воспитанная с детства “православная вера”. Добролюбова, например, почти одновременная смерть его родителей убедила в том, что никакого Бога нет и никто над нами не промышляет.

Становление и свидетельство московского старчества, особенно ареала Троице-Сергиевой Лавры и несколько позже возникшей Зосимовой пустыни, было, в сущности, ответом на возникновение “духовной аристократии” и на претензии этой духовной аристократии на водительство русским обществом. Духовность как раз с середины XIX-го века стала пониматься как некоторый умственный и интеллектуальный багаж. В отличие от апостольского понимания: Вы, духовные, исправляйте такового в духе кротости (Гал.6.1). Духовные – стяжавшие Духа Святаго, то есть, достигшие цели христианской жизни – преображения личности во Христе; иными словами – святости.


[1] Крымская война (1853-1855 годы) – это война России с коалицией Турции, Франции и Англии, предсказанная еще Серафимом Саровским. (Преподобный Серафим Саровский говорил (конечно, частному лицу – А.Г. Воротилову), что “со временем на Россию восстанут три державы и сильно изнурят её; но за православие Господь её помилует”). Тогда же из Иерусалима отозвали нашу духовную миссию, во главе с Порфирием (Успенским), в составе которой был и иеромонах Феофан, будущий Затворник. В Одессе в это время был в качестве “дополнительного генерала” архиепископ Иннокентий (Борисов), главнокомандующий был Меньшиков А.С., к которому Иннокентий привез икону Касперовской Божией Матери и сказал: “Се Царица Небесная грядет освободить и защитить Севастополь” (несомненно, Иннокентий получил от Божией Матери указание); на что Меньшиков ответил: “Вы напрасно беспокоили Царицу Небесную, мы и без нее обойдемся”. После этого Иннокентий приказал провезти икону по бастионам крепости, но остановились лошади. Тогда он решил понести ее – но не смогли нести ее дальше. Пришлось забрать ее и уехать восвояси, так и не обойдя с ней Севастополя. Это, несомненно, был гнев Божий на слова главнокомандующего. Крымская война закончилась перемирием в 1855 году сразу после взятия Севастополя, уже в царствование Александра II.

[2] Самое венчание Александра II на царство совершилось 26 августа 1856 года, в праздник Владимирской иконы Божией Матери. Во время богослужения в Успенском соборе фрейлина Анна Федоровна Тютчева (дочь поэта Ф.И. Тютчева) молилась так: “Господи, если Ты не можешь дать им земного счастья (то есть, оно не полезно для них – В.Е.), дай им долю избранных Твоих и очисти их для вечной жизни.”

[3] Заметим: “ортодоксальной”, а не “православной”; здесь был намек, что старообрядцы, например, тоже православные.

[4] Что и произошло, но только 60 лет спустя и для этого понадобилось, чтобы династия Романовых прекратила свое существование.

[5] У Знаменского вообще ничего нет по этому поводу. Кое-что можно найти, но, увы, только у советских авторов, например “Православие. Вехи истории”, М., Политиздат, 1989 год, и то очень мало.

[6] За свой роман “На ножах” он подвернулся остракизму (из Древней Греции – лишение огня и воды – обречение на медленную смерть). В современных условиях остракизм – всеобщая травля и некоторая социальная изоляция. Лескова даже не брали на службу, потому что любой директор департамента боялся “осрамиться в глазах прогрессивного общества”.

[7] Достойнейший человек; в доме Александра Петровича Толстого жил последние годы писатель Н. В. Гоголь. К А. П. Толстому были обращены самые значительные письма Гоголя, вошедшие в “Выбранные места”; “Надо любить Россию”, “Надо проездиться по России”, “Занимающему важное место”. Благочестие А. П. Толстого в обществе вызывало целую серию анекдотов, правда незлобных, но граф оказался потверже Н. С. Лескова, потому что уповал на Господа. Например, Толстой приезжает ревизовать губернию и, войдя в присутственное место и осеняя себя крестным знамением, увидел, что образ в углу затянут паутиной и находится в ужасном состоянии. Тогда он велит принести лестницу, снять икону, промыть, и затем граф научил присутствующих, как надо чистить ризу мелом. После, не взглянув ни на какие служебные бумаги, он уехал. Ревизия закончилась.

[8] Надо понимать, что от хорошей жизни не бегут, и как только была дана отдушина – в нее сразу ринулся поток.

[9] Митрополит Филарет был инициатором создания таких училищ для дочерей духовенства, где давалось неполное среднее образование. До этого им давали только домашнее образование, то есть кое как грамота и затем — замуж.

[10] Наших знаменитых православных учителей “дворянского звания” середины XIX-го века можно перечислить на пальцах одной руки: Игнатий Брянчанинов – но он был без образовательного ценза. Также старец Макарий (Иванов) Оптинский. Из дворян можно было постричься в монахи, тогда “духовная карьера” шла по монашеской линии, образование же эти люди имели светское.

[11] Звание почетного гражданства давало права: 1) это не податное сословие, 2) освобождение от рекрутчины, 3) преимущества для поступления на службу и так далее.

[12] Сейчас нам слушать об этом дико, но в XVIII-XIX веках были, например, епархии III класса – третьего сорта. У епархии III класса были очень сильно ущемлены права самоуправления.

[13] Известный теперь писатель Шмелев – певец православного быта, советую хотя бы пролистать “Лето Господне” и выявить: что такое самоуправляющийся приход и что такое попечительский совет православного прихода. У него описывается конец 1870-х годов XIX века, проверить это очень легко: готовится открытие памятника Пушкину, еще жив царь-освободитель Александр II.

[14] Гефсиманский – по месту погребения Божией Матери, потому что главный храм был Успения и Вознесения с плотию Божией Матери.

[15] Про Исидора можно почитать у Вениамина Федченкова “Божии люди”, он знал его лично.

[16] Тайно Соловьев принял католичество, он считал, что разделение церквей – не для него, Соловьев это игнорировал. Последнюю исповедь, однако же, у него принял православный священник и отпевали его по православному чину, как бы “не зная” об этом, в отпевании принимал участие иеромонах Петр Зверев, будущий соловецкий священномученик (прославлен на Соборе 2000 года).