Список лекций История Русской Православной Церкви.
- Начало разрушения государственного уклада в Московском царстве. “Опричнина” Ивана Грозного как государственное и как церковное явление.
- Свидетельство и мученический подвиг святителя Филиппа Московского и его соработников во Христе.
Период, который мы будем сегодня изучать — вся жизнь Ивана Грозного, начиная с его сиротства: 1534 (кончина Василия III) — 1584 годы. Он скончался в день Кирилла Иерусалимского, 18 марта.
Собственно, с 1534 года на Руси началась гражданская война, которая так и не прекращалась, она то затихала, то в невиданных дотоле размерах усиливалась. Трехлетний Иван Васильевич становится царем-младенцем. Все Московское царство оказалось под сильнейшей угрозой. Оно требовало всяческого жизненного подвига своих жителей сверху донизу. Вместо этого страна впала в нравственное разорение начиная с 1534 года. За малолетством Ивана регентшей была объявлена Елена Глинская. При ней некоторый “верховный совет” из семи бояр — семибоярщина. Фактически семибоярщина существовала только номинально. Главным советником и незаконным мужем Елены Глинской стал Иван Федорович Оболенский, по прозвищу Овчина, который к своим пасынкам Ивану и Юрию относился хорошо. Дети были к нему искренне привязаны. В стране сразу начинается истребление других претендентов. В том же 1534 году великий князь Юрий Иванович (брат Василия III[1]) был посажен в железо и в том же году уморен в тюрьме.
Второй брат, Андрей Иванович, собирался в 1537 году бежать в Литву, но одновременно вооружил свою дворню и некоторых крестьян своих волостей. Но его импровизированное войско тут же разбежалось при встрече с регулярной армией Овчины- Оболенского. Руководители регулярных войск во главе с Овчиной обещали ему помилование, которому он поверил, принес повинную голову. Но Елена Глинская объявила, что эти гарантии были ему даны без ее согласия. Он был также посажен в железо и в том же 1537 году уморен в тюрьме.
Одновременно все это сказывается и на церковных делах. Пока в Москве сидит все тот же митрополит Даниил, которого поставили взамен Варлаама и который венчал законопреступное супружество, и который в этот период остается сторонником Елены Глинской. Вся высшая иерархия в это время завязана на борющиеся партии. Над схваткой не сумел встать ни один, кроме, с некоторыми оговорками, святителя митрополита Макария Московского. Даниил же был целиком человеком партии.
В 1538 году умирает Елена Глинская. Ходили очень явные слухи, что она была отравлена. Как только ее не стало, сажают Оболенского- Овчину и в том же году он умирает в тюрьме голодной смертью. В этом же году низложили митрополита Даниила, который в своё время сгубил многих людей, начиная с Максима Грека и других. Но с ним поступили сравнительно мягко: отправили в Иосифо‑Волоколамский монастырь. Осуществила все это противоположная партия Шуйских.
В 1538 году Шуйские приходят к власти, но еще непрочно. Им понадобился другой человек, которого бы они могли выставить наверх, отчасти и в качестве гаранта. Им мог быть только человек достойный. Им и стал князь Иван Бельский. На его долю приходится перемирие с Литвой, нападение татар, их отражение — тут Иван Бельский себя проявил превосходно, он настоящий полководец. Шуйские протерпели его четыре года, в 1542 году он посажен в тюрьму и задушен. В том же году низложен московский митрополит Иоасаф (сам он из троицких игуменов, ставший на кафедру после Даниила). Тут на его место был избран митрополит Макарий, святитель Московский.
Как недавно сказал наш патриарх Алексий II, что вообще Церкви не следует заключать политических браков, поскольку при ближайшем дворцовом перевороте она рискует остаться вдовой. Наиболее это подходило как раз к событиям XVI века.
Начиная с 1542 года наверху оказались Шуйские: Иван, его ближние родственники Андрей и Федор Михайловичи Шуйские и Федор Скопин-Шуйский — дедушка известного героя Смутного времени. Прошло два года — и новый дворцовый переворот. На этот раз “наверху” оказываются Глинские — дядья царя Ивана[2]. Митрополит Макарий признал новую партию в качестве правящей, и его оставили в покое.
Вот нравственный воздух детства и юности Ивана Грозного, выросшего на убийствах этих партий. Единственно, чем он еще отличается от той атмосферы, которая его вскормила и воспитала, — это содомским грехом, мужеложеством (с Федькой Басмановым[3]).
1544 год — новый дворцовый переворот и первое убийство Ивана Грозного: он отдал своим псарям князя Андрея Шуйского на растерзание на своих глазах. В 14 лет — первая кровь на царе Иване.
Несколько слов о природном характере Ивана. Он не отличался большим умом, но в высшей степени отличался страстным характером: впечатлительностью, нервностью — эту черту уже позднейшие святые отцы, например, Силуан Афонский, совершенно ясно отождествили с особой податливостью, слабостью в отношении приражения бесовских сил. Это понимал и Сильвестр: “В тебя вселиться хочет сатана, не отверзай души ему, Иване. Иване, берегись!”
Историки любят повторять, что как раз Глинские начинают развивать дурные, именно страстные наклонности Ивана. Он набирает шайку из знатных молодых людей, гоняет с ней верхом по московским улицам, давит кого угодно, даже и детей (кошки и собаки, которых они сбрасывают с колокольни — это уже вообще не в счет). Тут важно другое. Все вокруг с умилением складывают ручки и говорят: “Подрастает сильный и мужественный царь”.
Что это нам напоминает? Раннюю молодость Нерона. Он тоже не был предызбран к гибели. Но Сенека, Афраний Бурр, и его тетка по отцу Домиция всячески потакали его дурным наклонностям. А как он вырос, то Домицию отравил, Сенека покончил с собой, уже будучи под ударом, Афраний, правда, успел умереть.
Важно другое. Людей, которые с малолетства предназначены к власти, для них особенно важно, чтобы их с младенчества воспитывали. Кто это понимал из наших старших современников? Испанский диктатор Франко. Когда началась испанская война, то он не потерял головы: не только сохранил законного наследника, но поселил его в своей семье и, невзирая ни на какой газетный хай, готовил будущего правителя.
До венчания на царство и миропомазания[4] у Ивана на совести уже шесть убийств. Эта его неустойчивая психика потом развилась в манию преследования. Но при правильном воспитании с детства можно было бы с этим справиться.
Русские историки вообще делятся на две основные школы: государственническую и народническую.
Государственническая школа — это Николай Михайлович Карамзин, Сергей Соловьев, Ключевский (его ученики разбежались кто куда). Народническая школа — ее наиболее яркий представитель Николай Иванович Костомаров. Вполне доброкачественными материалами пользуются и Карамзин и Костомаров. Наиболее строго к Ивану Грозному относится народническая школа, то есть, Костомаров.
Хуже — Ключевский, потому что он рассматривает Ивана Грозного все-таки как здоровую личность и поэтому пытается создать весьма искусственную схемку вотчинника-государя. Это глубоко неверно. Классическим вотчинником был Иван Калита и даже Андрей Боголюбский, который для своего города Владимира мог, например, ограбить Киев. А когда будем изучать опричнину Ивана Грозного, то увидим, что разорению подвергалась вся страна: у Ивана Грозного нет даже излюбленной вотчины, как нет и любимых людей. Все его любимцы рано или поздно сложили головы на плахе.
1544 — 1546 годы — смертные казни князя Кубенского и двоих Воронцовых по ложному доносу и двоих товарищей юношеских игр Ивана — под влиянием минуты: казнены молодой князь Трубецкой и Федор Иванович Оболенский-Телепнев, сын Овчины, друг детства Ивана.
В 1547 году 16 января митрополит московский Макарий торжественно венчает Ивана на царство, ему 16 лет. Мы ещё сравним митрополита Макария при несовершеннолетнем Иване Грозном и митрополита Алексия Московского в отрочестве и юности Дмитрия Донского. Сразу надо сказать: аналогия слабая. Насколько Алексий Московский был всесильным правителем Москвы, настолько в XVI-м веке начинается секуляризация общественного сознания, то есть фактическое отделение Церкви от государства. Митрополиту Макарию предоставляется сочинять Великие Четьи-Минеи, собирать жития святых, переписывать книги, продолжать Степенную книгу, начатую еще митрополитом Киприаном Московским. Но от него едва-едва со скрипом и не каждый раз принимают печалования (ходатайства) за опальных. Конечно, он бессилен помешать всему, что творится на его глазах.
В истории приходится читать, что Грозного испортили в детстве, плохо воспитали, прививали ему дурные порочные наклонности. Но почему сыну Ивана Грозного Федору, который видел все злодеяния отца с самого рождения, — почему ему не удалось привить никаких порочных наклонностей? Наоборот, чем злее становилась вокруг него кровавая оргия, тем более он уходил то в свои покои, то на колокольню (он был мастером колокольного звона).
В это же время — время подготовки к венчанию царя Ивана — начинается официальное мифотворчество государственной идеологии. Она пропитывается мифами. Всем хорошо известно, что Владимир Мономах был по матери внуком византийского императора Константина Мономаха. Из этого делают длинную историю, что Владимир Мономах получил шапку и бармы от деда и что венчал его будто бы известный митрополит, который на самом деле никогда не приезжал на Русь, и что он завещал свою шапку и бармы, помимо старшего сына Мстислава Великого, младшему — Юрию Долгорукому. И этот Юрий Долгорукий из поколения в поколение завещал хранить эту самую шапку и бармы, пока не станет на Руси самодержец. Но это не все, был миф и похлеще. Приписали Октавиану Августу несуществующего брата Пруса. И этот Прус, дескать, был прямым предком Рюрика. Таким образом, Иван Грозный возводил свой род к Юлию Цезарю[5]. Этим всем, действительно, забивали головы.
Но тут случилось неожиданное. Того же 1547 года 3 июня упал колокол с колокольни. 20 июня Василий Блаженный все ходил вокруг церкви Воздвижения на Арбате, а 21 июня в ней начался пожар, от которого выгорела почти вся Москва. Горел Кремль, пожар проник в пороховые склады под стенами — они взорвались, правда, не все. Уцелел только Успенский Собор и митрополичий двор. Китай-город сгорел весь до тла. Пожар пошел между Яузскими воротами и Чистыми Прудами. Это был Божий гнев. А царь отсиживается в Воронцове.
Чтó характерно: нет движения сердца, чтобы сразу принять какие-то меры по утешению и призрению погоревших людей. Он распорядился только сразу поправлять здания в Кремле. И тут среди несчастного, впавшего в отчаяние народа был пущен слух, что в пожаре виновата бабка царя Анна Глинская (Глинских ненавидели), что она по диавольскому наущению колдовала на вынутых из трупов человеческих сердцах, которые обливали водой и ею кропили здания Москвы, потому она и сгорела. С этого начинается великий бунт и падение Глинских. Убили одного из дядьев — Юрия Васильевича. Но кровью не насытились. Анна Глинская с другим сыном были во Ржеве, но пустили другой слух, что на даче царской на Воробьевых горах прячется княгиня Анна и сын ее Михаил.
Когда толпа хлынула на Воробьевы горы и требовала выдачи Анны и всех ее сродников; тут Ивану стало страшно. Впечатлителен он был до крайности. Тут же на нем оказалось “смирное” (траурное) платье, нечесаные волосы. Тут как раз к нему приходит известный в будущем священник Сильвестр. И, указывая на многие знамения свыше, убеждает, что нужно царствовать на благо народа. Тут начинается необыкновенная привязанность Ивана к отцу Сильвестру, который становится его духовником. В это время Иван уже женат на Анастасии Романовне Захарьиной-Кошкиной. Между прочим, их взаимное согласие сильно преувеличено. Переписка с Андреем Курбским уцелела — тот его укорял, что “не соблюл супружества”. В письмах Иван оправдывается тем, что это дело человеческое, слаб человек и грешен. Хотя она, действительно, много рожала, она была на год старше его и с конца 1550-х годов постоянно недомогала. Тут чистейшая легенда, что ее отравили: она болела давно.
И вот, начиная с 1548 года, при царе организуется новый малый государственный совет, который называется впоследствии Избранной Радой. Здесь начинается деятельность, в том числе и реформы, в том числе и судебник. Налаживается местное самоуправление. По настоящему “рабочей лошадью” всего этого был Алексей Адашев (ближний помощник, выбранный по рекомендации Сильвестра).
1547 — 1560 годы — светлая полоса правления Ивана Грозного. В это время происходит Стоглавый собор, знаменитый Казанский поход. В это время все еще идет глухая борьба Захарьиных (родственников Анастасии) с избранной Радой, которая пока еще не разрешается в душегубство.
После смерти Анастасии в 1560 году Сильвестра обвиняют в чародействе и ссылают на Соловки. Слава Богу, игумен соловецкий в это время Филипп Колычев, будущий святитель Филипп Московский. Поэтому Сильвестру дали спокойно скончаться, не в железе, не на дыбе, а в иноческих трудах.
Вся эта глухая борьба идет с ведома Ивана Грозного. Адашев был сослан и умер в ссылке. Князь Андрей Михайлович Курбский некоторое время находился в действующей армии и эмигрировал уже из-под Пскова — в это время шла ливонская война. Здесь мужественный шаг митрополита Макария: требовали заочного суда над Сильвестром за чародейство, но сам Сильвестр настаивал на том, чтобы ему явиться на суд для оправдания. Вся партия его врагов усиленно возражала, что он “своими чарами царя опять опутает”, но митрополит Макарий настоял на том, что противно церковным правилам осуждать заочно. Но и при заступничестве митрополита Макария наказание только ограничили ссылкой в монастырь.
Как работает секуляризованное сознание? Каким образом складывается, что как будто верующие и даже благочестивые люди совершают кровавые злодеяния и не думают о том, что следует престать от греха[6]. У Ивана Грозного было ведь и благочестие. Но только, как все страстные люди, он постоянно метался. Ведь уже начиная с 1542 года он предпринимал длинные паломничества по монастырям: в Кирило-Белозерский, а также в Новгород и во Псково-Печерский. Эти благочестивые периоды постоянно перемежались периодами пьянства, охоты и разгула — полного срыва во всякие греховные страсти. То, что впоследствии, с легкой руки Достоевского, стали называть “карамазовщиной”.
Нужно еще запомнить: что такое царское помазание? Когда помазывали Ивана Грозного, это был, прежде всего, государственно-политический акт. После “семибоярщины” нужно было как-то укрепить народное сознание, что теперь есть один законный правитель народной земли и царь, который помазан митрополитом от Бога. Но надо сказать, что:
- даже крещение не обороняет нас от преступлений, тем более вторичное помазание.
- секуляризованное сознание в высшей степени было свойственно и Ивану и всему его окружению: регулярное посещение церковных служб и храмовое благочестие не мешали жить как угодно.
С этим общественным пороком, не только царским, боролся святитель Филипп, митрополит Московский. Это его подвиг и его свидетельство во Христе. После смерти митрополита Макария митрополитом Московским стал бывший духовник царя Афанасий. Но он надоедает Ивану с печалованием за опальных. Год спустя Афанасий уходит на покой в Чудов монастырь. Следующий за ним — святитель казанский Герман. Его избирают и приглашают в Москву представляться царю. Это — 1565 год, уже идет опричнина. Первое, что начинает Герман, старец святой жизни, — говорит о покаянии. С этими “приставаниями”, как это именуется в окружении Ивана, мириться не хотят — на него начинают нашептывать, особенно Алексей Басманов. Он “подсказывает”, что так, царь, ты себе нового Сильвестра накачаешь.
Кстати, опричнину во всех подробностях разработал Грозному Алексей Басманов. Сам он из хорошего боярского рода Басмановых-Плещеевых; Алексей Николаевич Плещеев — он из этого рода (улица Басманная тоже названа по их фамилии). Какие города вошли в опричнину? — не знаменитые, такие как: Можайск-Ржев, Великий Устюг, но обжитые, с хорошими землями и без своих традиций самоуправления[7].
Когда Иван Грозный удалился в Александровскую слободу (а это вотчина царя), то его условием для возвращения было, чтобы митрополиты, епископы и духовенство не надоедали ему со своим печалованием. Именно в этот 1565 год и приглашают старца Германа из Казани, и он говорит о покаянии. Германа отпускают снова в Казань, но там он умирает через две-три недели от изнеможения, от бессилия что-либо изменить. Аналогичный случай — преподобного Арсения Новгородского. Во время новгородской бойни 1570 года он убеждал Ивана прекратить это разнузданное, ничем не ограниченное кровопролитие. В последний день пребывания Ивана в Новгороде Арсения нашли, как Серафима Саровского, стоящего на коленях перед иконой Божией Матери с опущенной головой. Но чудо! Тело стояло на коленях и не падало.
После того, как не стало митрополита Германа, избрали в 1565 году соловецкого игумена Филиппа Колычева. При том мысль о нем подал сам Иван. Правда, Колычевых он давно знал. Все Колычевы — это знатный придворный боярский род, а Филиппа Колычева уважает вся страна. Именно он создал Соловки: эти прорытые каналы, соловецкое озеро, осушенное болото, преобразованное в изумительное пастбище, громадное поголовье скота, даже оленеводство и сады — работа этого рачительного игумена. Соловецкий монастырь имел свои вотчины с крестьянами. Игумен Филипп устраивал там местное самоуправление, следил сам, чтобы не было пьянства и тунеядства, поощрял трудолюбивых.
Другими словами, монастырская вотчина — продолжение монастыря. К ней надо относиться не только рачительно, но и отечески. Ведь все возражения против монастырского вотчинного владения опирались как раз на неправильное использование хозяйства. Но если его сделать с сердцем и с умом — так это только на благо.
Филипп ставит условием занятия московской кафедры уничтожение опричнины. Начинается исторический спор. Иван человек грамотный, хлестко цитирует Псалтирь: “мнози восстают на мя”. Филипп убеждает его, что это все в его воображении, что с млада все научены Писанием почитать царя: “Бога бойтесь, царя чтите”. В конце концов, они приходят к соглашению. Филипп занял кафедру, не добившись отмены опричнины, но восстановив право печалования.
Самое интересное. Филиппа поставили 25 июля 1566 года. На некоторое время Иван даже затих, но неизменно на увещания, уговоры, обличения с любовью митрополита Филиппа Иван отвечает так: “Молчи, отче. Молчи, повторяю тебе. И только благословляй нас по нашему изволению”.
Вот — формула секуляризованного сознания в отношении Церкви: служи по заказу молебны и благословляй нас по нашему изволению.
“Наше молчание ведет тебя ко греху и всенародной гибели. Господь заповедал нам душу свою полагать за други своя”. Увещания Филиппа: “Не смотрите на то, что бояре молчат. Они связаны житейскими выгодами. А нас Господь для того отрешил от мира, чтобы мы служили истине, хотя бы и души наши пришлось положить за паству. Иначе мы будем истязаемы за истину в день Судный”.
Нам только осталось перечислить этих со-трудников, со-работников святителя Филиппа в деле противостояния разгулу нечестия: Никола Псковский, Христа ради юродивый; Арсений Новгородский; Герман Казанский; Корнилий Псково-Печерский; этот раздражил Ивана тем, что в Псково- Печерском монастыре крепкие каменные стены (не иначе, как замышляет заговор). Между прочим, Василий Блаженный не дожил, он умер еще в 50-х годах. Никола Псковский так обращается к Ивану: “Уходи от нас, прохожий человек, иначе не на чем тебе будет и бежать отсюда” (в это время пал конь царя, на котором он приехал). В другой раз он закричал: “Только тронь кого в богоспасаемом Пскове, и сам издохнешь, как твоя лошадь”. Между прочим, казней, арестов и ссылок в Пскове не было, но казну церковную Иван Грозный все же прихватил с собой в Москву.
Филипп все-таки продолжает быть на кафедре и даже в Кремле до 31 марта 1568 года. В этот день Иван впервые не получил от него благословения на службе в Успенском соборе. В это же время уже существовал в Александровской слободе шутовской монастырь, где служат кровопийцы- опричники, переряженные в монахов. Уставщиком там Малюта Скуратов. В этом ряженом обличии, Филипп объявляет, “он не узнает царя”, как не узнает его и в делах богопротивных. Мало того, Филипп оставляет Кремль, но не кафедру, и переезжает в Чудов монастырь (он тоже в Кремле).
Вот тут начинается богопротивный шутовской суд с запуганными и подкупленными судьями, под председательством новгородского архиепископа Пимена, — суд, который обвиняет Филиппа в чародействе. Устраивается следствие на Соловках — ищут против него компромата. Игумену Паисию, ученику Филиппа, обещают епископский сан, он поддается и свидетельствует против своего учителя. Потом в новгородском походе “полетит” и Пимен. Его, правда, не казнят, но упрячут в монастырь в каземат. Филипп же был задушен как раз по дороге царя в новгородский поход, в тверском Отрочем монастыре. Любопытно: Иван уже в это время, конечно, не может называться здоровым человеком[8]. По дороге он разоряет Клин, Тверь и только тогда он идет на Новгород. Тем не менее, по дороге убивают встречных, чтобы сохранить поход в тайне. Подобно тому, как в Куйбышеве, например, расстреляли свидетелей недолгой поездки Сталина в эвакуацию.
Главное, что нужно запомнить: подвиг Филиппа и его со-работников — это свидетельство во Христе, что царь также подвержен всяким, в том числе бесовским, воздействиям. И религиозное преклонение перед царской властью есть искажение христианского сознания.
[1] У Ивана III с Софьей Палеолог было много детей, но им всем, кроме Андрея, Василий III воспрещал жениться, чтобы не иметь лишних наследников. Исключение составил только Андрей Иванович, Ефросиния Андреевна – его жена. Счастье – если кто из братьев ко времени регенства Елены Глинской успел умереть.
[2] Глинские были литовско-русского происхождения. Надо помнить, что Литва в то время простиралась вплоть до Смоленской и Орловской областей.
[3] Вспомним известный фильм “Иван Грозный”, где Федька Басманов плясал в летнике и в кокошкине – это недаром.
[4] Иван Грозный – первый на Руси помазанник на царство.
[5] Король был не ровня
Другим королям.
Свой род возводил он
К бессмертным богам.
[6] Это в русской поговорке называется “относиться к Богу как к иконе в углу”.
[7] Опричнина была разработана так, чтобы натравить одну часть населения на другую. Граница “опричнины” почти случайная. Землевладельцы, которые жили в этих областях, должны были либо вписаться в опричнину, с согласия царя, но он брал не всех, либо их выгоняли из нажитого места, в чем были. И не всегда давали компенсацию, некоторых выгоняли вообще на улицу. Чужие дома заселяли теми, кто был “вписан” в опричнину. При том, в “опричнину” входили боярские и дворянские дети, только не старшие, а третьи и четвертые сыновья. Историческая аналогия этого — советская коллективизация, когда людей, в чем они были, вывозили в тундру и бросали там даже без элементарных орудий труда. Но весь ужас опричников, которые разъезжали по стране с метлами и с песьими головами, привязанными к седлам, был в полном беззаконии, грабеже, убийстве на месте. Сравнить можно было с Бэлой Куном и Землячкой, которая всегда ходила с расстегнутой кобурой. Кровавая каша, которую устроили в Крыму после ухода Врангеля, похожа на “опричнину”.
[8] Боярин князь Михаил Репнин, например, заплакал при виде непристойной пляски царя и притом в масках. В ближайшее воскресение он был убит в церкви при чтении Евангелия.