Список лекций История Русской Православной Церкви.
Конец правления Ивана III (+1505 год); правление Василия III Ивановича.
- Собор 1503 года: вопрос о монастырских вотчинах; “особое мнение” преподобного Нила Сорского.
- Дальнейшее развитие церковного спора между “иосифлянами” и “нестяжателями”.
- Государственная политика в XVI—XVII веках в отношении монастырских вотчин. Политика Петра I и его преемников в отношении монастырей (секуляризация монастырских имуществ).
Вопрос, который мы будем рассматривать, — встал на очереди на соборе в 1503 году. Но он будет иметь длинную историю и вглубь, и вперед. Это вопрос о монастырях, о монастырской и монашеской собственности.
Первый общежительный устав преподобного Пахомия Великого был принесен ему ангелом с небес (первая треть IV-го века). В этом уставе одним из трех условий монашеского бытия является нестяжательность. Прежде всего: отказ от личной собственности — это является основой монашеской жизни; и то, что имеется в личной собственности, есть попрание своего монашества. Особенно так называемое недвижимое имущество[1]. На Московском соборе 1503 года шла речь не о личном имуществе, а об имуществе общинном, монастырском: то, что принадлежит монастырю, что пребывает в монастырской собственности и не отчуждается от нее.
- Но в это имущество к этому времени входят большие вотчины: села с крестьянами, работниками, которые являются монастырскими крестьянами, которые управляются монастырем либо доверенным лицом монастыря. Вотчины доставляют монастырю либо какой-то процент своего труда, либо деньги от продажи продуктов — оброк. Оброк может быть либо вещественный, либо денежный.
- История монашества и для самой Византии имеет 1000-летнюю историю. Первые монастыри основывались в местах пустынных и жили в пещерках, наскоро сработанных шалашах — в Египте, Фиваиде, где всегда тепло. Но впоследствии в самой Византии, где монастыри шагнули в города — в самом Константинополе и обеспеченных пригородах — ко времени иконоборчества: началу VIII-го века — монастыри обладали примерно третью пахотной и полезной земли империи, притом лучшей. Сама иконоборческая политика императоров была направлена прежде всего против монашества как некоего государства в государстве, как целой громадной корпорации духовно и нравственно независимых людей и лишь формально лояльных по отношению к существующей государственной власти.
Монашеское устроение в РПЦ сформировалось под влиянием Византийского монашества, как оно сложилось на момент принятия Русью христианства к середине XI-го века. Русские монастыри принимали общежительный устав Феодора Студита (скончался в 826 году).
- Существует свод церковных правил, называемый “Номоканон” (номос — закон). По-русски был перевод: “Кормчая книга” от слова “корма” — окормлять. Естественно, на протяжении веков “Кормчая книга” несколько раз перерабатывалась и к этому времени существовало несколько разных списков, которые не совпадали не только текстуально, но и содержательно. Как во всякой законодательной книге, огромное значение имеет термин. В данном случае камнем преткновения явился термин “село”: населенный ли это пункт либо “село” есть всякие земельные угодья? То, что эксплуатируется, но нет подвластных людей.
Вопрос в пункте 3-м распадается на две неравноценные части: в одном случае монахи выступают как тунеядцы, которые пользуются чужими трудами; а если понимать “село” как земельные угодья, то это имущество, которые обеспечивает жизнь монастыря, сколь угодно богоугодную.
- Каково отношение прославленных святых (чаще всего русских) к разным родам монастырской собственности? Видим, что единодушия не было. Сергий Радонежский так, а его приемник Никон, им поставленный, — иначе. Кирилл Белозерский — одно, Пафнутий Боровский — другое. Еще до собора 1503 года разгорелись страсти вокруг этого вопроса. Уже ходят по рукам полемические сочинения против монастырского любостяжания. А монастырское землевладение сразу стало называться любостяжанием и сребролюбием, если не лично каждого, то общины монахов.
- Начиная со стригольников и жидовствующих, эти обличения в алчности и сребролюбии монастырей раздавались и со стороны уже осужденной группы церковных уклонистов и еретиков. Собор происходит в 1503 году, а первое осуждение жидовствующих состоялось в 1490 году. Уже 13 лет идет церковная борьба и во многих случаях достигает накала страстей. А это для церковной жизни никогда не бывает полезным.
Рассмотрим характер этих обличений. Одно дело само по себе владение имуществом, хотя бы и населенными селами. Совсем другое дело: характер употребления этого имущества. И если мы проанализируем полемические послания Вассиана Патрикеева — увидим, что обличению подпадает противное Божиим заповедям употребление этих имуществ, а не собственно землевладение.
То есть мы видим, что вопрос сразу отягощен: всякими усложнениями; церковной борьбой; разнородными историко-церковными прецедентами; соперничеством внутрицерковным партий. Вот целый букет.
На соборе 1503 года выступает преподобный Нил Сорский — ученый монах, долго странствовавший по православному Востоку, побывавший и в Константинополе (уже под турками), живший долго на Афоне, знающий по-гречески и приглашенный на собор не по должности (у него была очень маленькая пустынька из нескольких человек), а приглашенный великим князем Иваном III. На этом соборе он, пришедший как бы со стороны, настаивает на том, чтобы все монастырские имущества (вотчины) отобрать. Взамен он предлагает свою теорию полной реорганизации монашеского бытия, как она сложилась за века: с 1054 до 1503 года — за 450 лет. Разумеется, его восприняли с ужасом. Конечно, он и должен был на этом соборе остаться в меньшинстве и против него начинается ответная кампания. Ясно, что реорганизация, предложенная Нилом Сорским, была практически неосуществима.
Что он предлагал:
Первое. Он исходил из отрицательного исповедания, то есть из обличения тех злоупотреблений, которые наличествуют на сегодняшний день: “Что такое в настоящий момент владение вотчинами, чем оно сопровождается?” Он не находит ни одного положительного примера, а все сплошь отрицательные.
Вот что пишет позже его ученик Вассиан Патрикеев: “Поступая в монастырь, мы не перестаем всяким образом присваивать себе чужое имущество. Вместо того, чтобы питаться от своего рукоделия и труда, мы шатаемся по городам и заглядываем в руки богачей. Раболепно угождаем им, чтобы выпросить у них село или деревеньку, серебро или какую скотинку. Господь повелел раздавать неимущим, а мы, побеждаемые сребролюбием и алчностью, оскорбляем различными способами живущих в селах братьев наших, налагаем на них лихву на лихву (оброки), без милосердия отнимаем у них имущество (за долги монастырю), забираем у поселянина коровку или лошадку, истязуем братьев наших мечами или прогоняем их с женами, детьми из наших владений (крепостного права еще не было). [Да и крепостное право о двух концах: это еще и право, дающее человеку, по крайней мере, право на свой дом, участок при доме, который переходит из рода в род].
«Или, иногда предаем княжеской власти на конечное разорение. Иноки, уже поседелые, шатаются по мирским судилищам и ведут тяжбу с убогими людьми за долги, даваемые в лихву. Или с соседями за межи. Тогда как апостол Павел укорял коринфян — людей мирских, а не иноков, — за то, что они ведут между собою тяжбы, поучал их, что лучше бы им самим сносить обиды и лишения, чем причинять обиды и лишения своим братьям».
Откуда у монастырей села? — это доброхотные вклады богатых людей на вечный помин души. Кирилл Белозерский, например, от таких вкладов отказывался.
Этот вопрос (вопрос волезавещателя), разумеется, тут же был поднят, но на него тоже встречаем ответ: “Вы говорите, что благоверные князья дали вклады в монастыри ради спасения душ своих и памяти родителей, и что, давши, сами они уже не могут взять обратно. Но какая польза может быть благочестивым князьям, принесшим дар Богу, когда вы неправедно устраиваете их приношения! Часть годовых сборов с ваших имений превращаете в деньги и даете в рост (и сейчас тоже монастыри имеют счета в банках — В.Е.). А часть сберегаете для того, чтобы во времена скудости земных произведений (голод, неурожай и прочее) продать по высокой цене. Сами богатеете, обжираетесь, а работающие вам крестьяне, братья ваши, живут в последней нищете, не в силах удовлетворить вас тягостною службой. Изнемогают от лихвы вашей и изгоняются вами из сел ваших нагими и избитыми. Хорошее воздаяние даете вы благочестивым князьям, принесшим дар Богу! Хорошо исполняете вы заповедь Христову: не заботиться о завтрашнем дне!”
Вассиан Патрикеев:[2] это правнук Димитрия Донского — князь Патрикеев. Естественно, что его оппозиция была срастворена твердым знанием: кто он такой; да и по роду и по племени ничуть не ниже и великого князя, а тем более и разных выскочек. А это уже опасно.
Иосиф Волоцкий занимался широкой благотворительностью из средств монастыря, особенно во времена народной недостачи: неурожая, голода, падежа скота и так далее. Помогает он много. Но одновременно с этим монастырское управление, как и всякое имущественное управление, всегда предполагает такие вещи, как твердо установленный оброк, следовательно, и какие-то средства взыскивать этот оброк. Иосиф Волоцкий постановил, чтобы монахов не обвиняли лично в насилии, запретил правеж (взыскания за долги) в монастырских стенах, но правеж разрешался и вменялся в обязанность поодаль монастырских стен.
По этому поводу Вассиан Патрикеев пишет: “Отвергшись страха Божия и своего спасения, повелевают нещадно мучить и истязать неотдающих монастырские долги, только не внутри монастыря, а где-нибудь за стенами. По-ихнему казнить христианина вне монастыря не грех. О, законоположитель! Или лучше назвать законопреступник! Если считаешь грехом внутри монастыря мучить братию свою, то и за монастырем также грех. Область Бога, почитаемая в монастыре, не ограждается местом. Все концы земли в руках Его. Откуда же ты взял власть нещадно мучить братий, а особенно неправедно!”
Это до нас дошли только послания Вассиана Патрикеева. А такие и подобные речи звучали и перед собором, и на самом соборе. Ко времени созыва собора русская церковная обстановка была накалена на достаточный градус. Это как бы отрицательный ориентир и самого Нила Сорского.
Но что предлагает Нил Сорский взамен веками сложившегося монастырского обихода?
Второе. Он предлагает скитское житие. Он понимает, что уединенная жизнь просто в пустыни — для совершенных. Для немощных — уединение может только способствовать развитию тщеславия. Скит — абсолютно безимущественное уединенное сообщество трех-четырех-пяти-двенадцати монахов, которые живут вместе, духовно поддерживают друг друга. Живут трудами своих рук, имеется малое землепашество, огороды. Золото, серебро, всяческие церковные украшения абсолютно изгоняются. Женщины не допускаются и близко в этот скит. Главное внимание уделяется не уставно-богослужебным молитвам: чтению положенного числа канонов, акафистов, поклонов и так далее, а внутреннему деланию. Это есть известная с основания монашества борьба с помыслами: внутренняя борьба. Не только борьба со страстями, но и недопущение помыслу развиться до степени страсти. На русскую почву перенесена целая монашеская наука борьбы с помыслами (началось с основателя монашества Антония Великого, Макария Великого). Нил Сорский, напоминаю, гораздо образованней своих оппонентов.
Это программа, изложенная в письменных произведениях Нила Сорского (они до нашего времени дошли); уже в 90-х годах XX-го века в Лавре был переиздан скитской устав Нила Сорского. Когда Нил Сорский выступил на соборе и вкраце изложил свой проект по реорганизации монастырей, то вызвал в ответ бурю негодования. Это влекло бы за собой немыслимые и для народного церковного сознания русского народа невыносимые передряги.
В конце концов, мнение Нила Сорского возобладало, но только это был 1764 год — секуляризация. Время Екатерины II, но проект был подготовлен до ее прихода к власти. Даже тогда это повлекло за собой много всего, в том числе и соблазнительных вещей: куда девать монастырские здания? Это недвижимое имущество было использовано государством, и в целях не всегда благочестивых; вдобавок прямо противоречит 49-му правилу VI-го Вселенского Собора: монастырские здания, единожды освященные для монастырей по изволению епископа, пребывают в монастыре всегда и не могут быть отдаваемы мирским человекам. А тогда, во второй половине XVIII века, где-то были организованы госпитали, где-то мастерские, где-то и заводы — как придется.
В 1492 году ждали конца света. Прошло 11 лет, решили, что опять идет антихрист. Даже Пасхалию боялись составлять после 1492 года. Геннадий Новгородский, чтобы умерить эти ложные эсхатологические ожидания, сделал расчет пасхалий на 70 лет. Когда конец света не состоялся, то уже всякие агностики и неправомыслящие тоже подняли голос: “Где же это у вас конец света? Почему же не приходит Господь судить живых и мертвых? А если вы в этом солгали, то лжете и все другое”. Резкие насильственные потрясения всегда для сознания очень трудны. Когда это инициирует государство — это легче (что взять с государства?). Но совсем трудно, когда такие резкие перемены предлагают глубоко церковные люди, каковым бесспорно был преподобный Нил Сорский.
Обличения Нила Сорского монастырского любостяжания остались в силе. На что он делает упор: Что такое монашество? — спрашивает он членов собора. И отвечает за них: “Это добродетель, возведенная в степень примера для подражания. Но если примера нет, если нет и добродетели, если монахи не могут освободиться от претензий на роскошь, от любостяжания, то какой же пример и кому они могут подать? А если так, то зачем вы существуете?”
Этого же мнения, кстати, держался и Сергий Радонежский, запрещавший просить милостыню по богатым дворам (его всегда укоряла братия), и особенно Кирилл Белозерский. Нил Сорский полагал свое монашеское начало как раз в Кирило-Белозерском монастыре. Там во время оскудения монастырских запасов Кирилл Белозерский увещевал братию так: “Если Господь и Пречистая Богородица не окажут нам попечения, то зачем нам и жить на земле”.
Развивая такую свою концепцию, Нил Сорский настаивал, что при монашеском укладе, существующем в настоящее время, монашество является не примером для мира, а поношением.
Что отвечает Иосиф Волоколамский на такое громовое обвинение: он указывает на монастырскую благотворительность, что монастырские крестьяне все равно живут лучше окружающих. Что в голодные годы монастырь должен иметь средства; что церковное благолепие тоже требует денег, особенно при большом количестве каменных построек. Но главный его аргумент очень оригинальный: “Аще у монастырей сел не будет, то как честному и благородному человеку постричися? А если не будет в монастырях доброродных старцев, то где взять людей на митрополию, или архиепископа, или епископа, или на всякие честныя власти?. А если не будет на митрополии людей доброродных, то и вера поколеблется”. Этот аргумент при анализе сразу начинает “трещать”:
- Что значит: “если у монастырей сел не будет, то как честному и благородному человеку постричься?” Это значит, что он не в силах отказаться от мирских привычек к безбедному обеспеченному льготному житию. А если так, то нечего делать в монашестве. Монашество начинается не только с вольной нищеты, но и с добровольных унижений (кеносиса), которые монах должен терпеть для попрания своего самолюбия.
- “Если не будет доброродных старцев, то где взять людей на митрополию” — оригинальное суждение. Откуда оно взялось? Архиереев знатных родов было очень немного, а святых архиереев, знатных-то родов, — буквально на пальцах одной руки — это на Руси. (В Византии же гораздо больше). Существует пастырский талант и призвание — это исключительно Божий дар и он не зависит от знатности происхождения.
А аргумент этот под влиянием (увы) Ветхого Завета. В ветхозаветной церкви саддукеи — это корпорация. Все первосвященство принадлежало к определенному клану, определенной касте. Иосиф Волоцкий, в сущности, предлагает такое кастовое архиерейство, которое должно выходить из царского сословия. Это было абсолютно неосуществимо. И история Церкви показывает, что люди, наиболее близкие к правящей верхушке, легче ударяются в оппозицию — тот же Вассиан Патрикеев. Так что не всегда и знатный род играет для благочиния положительную роль. Сам Иосиф Волоцкий — из маленьких бояр Саниных. Нил Сорский в миру Николай Майков — из маленьких бояр (от Майка Бунина).
Уже закончился собор 1503 года, а спор продолжался, он надолго пережил своих основателей. Нил Сорский скончался в 1508 году, Иосиф Волоцкий в 1515 году. Всегда к такому спору прислушивается государственная власть. (Иван III скончался в октябре 1505 года).
Василий III скончался в 1534 году. Личность его тоже сыграла роль в тех церковных нестроениях, которые стучали в двери Русской Православной Церкви. У него оставался племянник: Димитрий Иванович Внук — внук Ивана III от старшего сына от первого брака. Елена Стефановна (его мать) впала в немилость. Он был заключен в тюрьму. Перед смертью Иван III распорядился его выпустить. Но как только прошли 40 дней с его кончины, Василий III распорядился вновь его посадить, притом в жесткие условия — в клеть тесную и железо. И уморили его через 4 года. Ему уже было 25 лет.
У Ивана III с Софьей Палеолог было много детей. Всех своих братьев Василий III насильственно держал в холостом положении — не давал жениться. Кое-как разрешил жениться только Андрею Ивановичу Старицкому (поэтому Владимир Андреевич Старицкий — двоюродный брат Ивана Грозного). Все его братья сразу попали в опалу главным образом как соперники. А у него самого с его женой Соломонией Сабуровой, на которой его женил отец и жили они мирно, но в течении 20 лет не было детей. Наконец, он надумал ее насильственно постричь. Она, несчастная, сопротивлялась даже в церкви. Сейчас она местночтимая — это София Суздальская. Потом она смирилась и пережила своего мужа на несколько лет, скончалась в 1542 году. Эта передряга в личной судьбе Василия III тоже повлияла на церковный спор.
Когда Василий III надумал развестись с Соломонией Юрьевной неплодства ради, то этому русская жизнь не знала прецедентов, учитывая, что у него были племянники и братья и сестры. Тогда он просил благословения у восточных патриархов, и все ответили отказом. А патриарх Иерусалимский Марк изрек страшное пророчество: “Если дерзнешь развестись и вступить в законопреступное супружество, то от этого брака родится сын, который удивит мир своею лютостью”. Родился Иван Грозный — пророчество сбылось.
Он женился 47-ми лет на Елене Глинской (ей было 20 лет). Для того, чтобы ему жениться, пришлось удалить с московской кафедры митрополита московского Варлаама. Правда, отношения были натянуты во всем. Варлаам всегда с невидимой духовной властью являл оппозицию власти княжеской: всегда было у него особое мнение, всегда печаловался за опальных (кстати, не был из числа доброродных, а был происхождения скромного). На место Варлаама, незаконно удаленного, попал волоколамский игумен — преемник Иосифа Даниил. Личность очень низкого нравственного уровня. Но он был абсолютным потаковником княжеской власти и спокойно венчал князя с Еленой Глинской.
Но и с ней первые 4 года все не было детей. Тогда Василий III начинает посещение монастырей и дарит им и вотчины, и вклады, чтобы они вымаливали ему желанного наследника. Родился наследник Иоанн Грозный, а двумя годами позже в 1532 году — его брат Юрий, который был, хоть и характера кроткого, но не имел ни рассудка, ни памяти. Чувствуется, что в том, что не богоугодно, — всегда есть какая-то червоточина.
В последнюю половину царствования Василия III иосифлянская партия усиливается, но только за счет расположения великого князя. Оппозиция учеников и духовных преемников Нила Сорского гнездится в Кирилло-Белозерском монастыре и среди так называемых заволжских скитов: маленькие монастыри верхнего Поволжья. Они так и остались в истории как заволжские старцы. Их ученик — князь Курбский.
На 100-главом соборе в 1551 году поднимается вопрос о монастырских вотчинах, но уже со стороны государственной власти, как раз со стороны будущего Ивана Грозного. Но этот вопрос обходится стороной: выбрали смягченный вариант, что на совести монастырей справедливое управление вотчинами, но зато уже не просят от государевой казны каких-либо дотаций.
Вторая половина XVII-го века: Алексеем Михайловичем организуется монастырский приказ, его задача — государственный надзор за монастырскими владениями.
Главный ужас — при Петре I. Он пошел с другой, самой нечестивой стороны: попытался обречь монастыри на медленное умирание за счет того, чтобы запретить им постриг, расширение. А женщин вообще не постригать до 50 лет. Мужчин в виде исключения — до 30, но только на убылью места (по смерти предшественника). Но для поступления на убылью места преимущественное право имели две общественные категории: отставные солдаты (табачники, часто пьющие) и вдовые священники.
В 1724 году он подписывает совершенно безумный указ о переводе всех мужских монастырей в военные госпитали и женских в ткацкие и прядильные мастерские. Из Брабантского королевства были выписаны учительницы этих ремесел. В это время Божие долготерпение кончилось. Несмотря на то, что все окружение Петра I — люди забубенные, продажные и потерявшие всякие нравственные основы, — и для них это было слишком. Этот указ остался без исполнения, положен под сукно, а в январе 1725 года Петр I скончался.
1764 год — Екатерина подписала указ о секуляризации монастырского землевладения, прежде всего касательно населенных вотчин. Но были захвачены и ненаселенные земли: сады, луга, леса и прочее. Взамен монастырям были определены так называемые штаты: монахам по разряду полагалось денежное жалование.
[1] Против монашеской личной собственности высказался впоследствии Двукратный собор (прав. 6) и подтверждено VI-м Вселенским (Трулльским) собором (прав. 1).
[2] Вассиан Патрикеев — был просто монахом, без каких-либо званий. Он очень свято держался своих монашеских обетов. Его постригли насильно, за оппозицию: он придерживался партии Дмитрия Ивановича Внука, а выскочили Софья Палеолог и Василий III. Он ученик Нила Сорского, подвизался в Нило-Сорской пустыни. Был вызван великим князем Иваном III, а потом Василием III в Москву.