(2016 год: 125 лет со дня рождения Михаила Афанасьевича Булгакова (родился 15 мая или 2 мая ст. ст.) и 50 лет со дня первой журнальной публикации романа “Мастер и Маргарита”).
Первая преамбула: в каком году происходит действие в романе “Мастер и Маргарита”? — Ясно, что до 1930 года. Ведь главная улица Москвы называется Тверская – а в 1930 году она стала “улица Горького”. (Кстати же, вся топонимика Москвы выдержана у Булгакова очень четко. Когда Иван Бездомный бежит по Москве в погоне за Воландом, то пробегает Большую Никитскую, или Герцена. (Большая Никитская была переименована в 1920 году). Но “Кропоткинская улица” так уже называется в романе, хотя до 1921 года была Пречистенкой, по Новодевичьему монастырю в честь иконы Пречистой Божией Матери Смоленской. Но вот прежнее название Кропоткинской у Булгакова уже не упомянуто: в том же 1920 году Новодевичий монастырь был закрыт и разогнан, в 1922 году там открыт музей – а ведь Москва-то описана здесь по восприятию Иванушки Бездомного).
Но действие романа происходит уже после 1927 года, так как Азазелло, например, говорит: “Он такой же директор (про Стёпу Лиходеева), как я архиерей”. До 1927 года люди архиерейский сан скрывали; ходили исключительно в цивильном и даже бороды прятали в шарфах. Только 20 мая 1927 года был зарегистрирован “Сергиев” Синод и всё духовенство и приходы были легализированы. Арчибальд Арчибальдович (директор ресторана), когда распекает швейцара, говорит: “Милую тебя, Николай, на сей раз, но впредь не буду – ты в церковь сторожем поступи”.
В 1928 году Москву навестил архиепископ Елевферий (Богоявленский) из буржуазной Литвы. (Литва, Латвия и Эстония по Рижскому договору 1921 года отделились от России). При приближении поезда к Москве проводник объявил архиепископу Елевферию, что его встречает архиерей, а Елевферию показалось, что он ослышался. А когда он вышел из вагона, то увидел, что его встречает архиепископ Алексий (Симанский) – будущий патриарх (в клобуке, с посохом).
Но действие романа происходит в 1928 году, никак не в 1929-м. Где это видно? А вот. В 1929 году из страны был выслан Троцкий и в связи с этим – массовые посадки (государственная акция). А вот как арестовали в 1928 году Никанора Ивановича Босого: он бухнулся на колени и сказал – “хотите, землю есть буду; брал, но нашими советскими, никакой валюты никогда в глаза не видал”. Потом он стал метаться – что здесь чёрт и надо “окропить помещение”; потом запел какую-то молитву; потом понёс совершенную околёсину. Стало ясно, что он для разговора не пригоден; его поместили сначала в отдельную комнату и там он приутих, но всхлипывал и молился. Тогда было решено отправить его в клинику Стравинского.
А в 1929 году уже никакие всхлипывания и молитвы не помогли бы. В бывшем Ленинграде в 1929 году были схвачены все катакомбники, включая и архиереев – уж они-то не молились ли!!! Причём к Троцкому они не имели никакого отношения.
Последнего катакомбного архиерея Сергия Дружинина захватили в 1934 году – в “кировский” поток. Из всего катакомбного священства вернулся только один — протоиерей Василий Верюжский в 1946 году. По возвращении сразу же изъявил покорность уже патриарху Алексию и его сразу же определили на приход и на работу в Ленинградскую духовную академию (протоиерей Василий умер в 1955 году).
Так что действие романа “Мастер и Маргарита” происходит в 1928 году, а не в 1929 и не в 1930-м.
Вторая преамбула: Что такое МАССОЛИТ?
На самом деле — конгломерат Всероссийского союза писателей и Всероссийского союза поэтов (с 1918 по 1929 год).
Отступление. Зачем понадобилось Сталину выманивать Горького из Италии? Просто товарищу Сталину надоел балаган вокруг советской литературы. Все писательские организации (их было более 15) были приведены к одному – все уничтожены; и после 17 августа 1934 года, когда Горький сделал доклад на Первом всесоюзном съезде писателей, был организован единственный союз писателей и под очень жёстким контролем государства.
Роман “Мастер и Маргарита” начинается собственно с гибели Берлиоза. Берлиоз, можно сказать, был предан на растерзание дьяволу. Конечно, он это заслужил, но соблазнённые им оказались вне действия дьявола: Павианов, Богохульский, Иоган из Кронштадта – унесли свои головы целыми и невредимыми. Но Берлиоз виноват ещё и в наглой лжи: когда он Иванушку Бездомного просвещает, что, мол, Христа вообще никогда не было и что ни Иосиф Флавий его не упоминает, ни Филон Александрийский, а у Тацита в “Анналах” в “Иудейской войне” рассказ о казни Христа – позднейшая вставка, что полная ложь – никем и никогда это не было доказано.
В то же время Берлиоз умалчивает о свидетельстве Публия Лентулла, проконсула Иудеи — письмо в Римский сенат ещё во время земной жизни Господа Иисуса Христа. Лентулл писал: “В настоящее время явился у нас и ныне ещё жив человек с высокими качествами души и добродетельнейший; имя ему Иисус Христос. Народ почитает его могущественным и великим пророком, а его ученики называют его сыном Божиим. Он воскрешает мёртвых и исцеляет всякого рода болезни и недуги одним словом своим.
Этот человек имеет высокий и чрезвычайно стройный стан. Вид его исполнен величия, так что взирающие на него не могут не чувствовать к нему любви и вместе с тем не ощущать некоторого страха.
Волосы его имеют цвет зрелого ореха без блеска и гладкие до ушей, а от ушей до плеч и ниже кудрявы и блестящи. Посреди головы разделяются они на две стороны по обычаю назареев. Чело гладкое и чистое, во всём лице нет никакого пятна и оно украшено лёгким темноватым румянцем. Нос и уста правильные, бороду имеет такого же цвета, как и волосы на голове, густую, но не длинную, раздвоившуюся на конце. Взгляд его тих, скромен, величествен и необыкновенно приятен. Глаза его небесного цвета, проникающие в душу и блестящие.
Он весьма ласков и любезен, когда учит и увещевает; строг, грозен и страшен, когда судит и обличает. В чертах его лица выражается удивительная привлекательность, соединённая с величием. Никто не видел его смеющимся, но часто видят его плачущим. Говорит он немного, но с важностью и каждое слово его глубоко обдумано и исполнено силы и мудрости.
Поистине, сказать – этот человек прекраснейших из всех людей и в нём самом, и во всех поступках его видна чистая истина, в которой лести нет.”
Итак – это, значит, один председатель МАССОЛИТа, а другой, тоже характерный член МАССОЛИТа, Александр Рюхин – тот самый, который провожал Иванушку Бездомного в дом скорби, в клинику Стравинского.
Пушкин в своё время сказал: “Поэт не пророк, а угадчик”, и это в высшей степени относится к Михаилу Афанасьевичу Булгакову. Да, Булгаков предугадал участь многих и многих советских поэтов.
В книге из библиотеки моего покойного отца М.П. Ерёмина “Из поэзии 20-х годов”, Гос. Лит. Издат., Москва, 1957 год, в частности, фигурирует поэт Иван Доронин; вот, для примера:
За рекой горланит буйный кочет,
Мельница стрекочет за рекой.
Вижу: тополь на опушке хочет
Мне махнуть рукой.
Братец мой, зеленоглазый братец,
Мне понятен твой язык простой.
Я в осиновой родился хате
На соломе золотой.
Не могу смотреть я равнодушно
На раздумье тихое берёз.
В этот мир бурьянов непослушных
Сердце я рабочее принёс.
И так далее. Это (1925 год, т.е. год смерти Есенина) – образчик пейзажной лирики. В эту пейзажную лирику приходилось включать и трактор, и иные сельскохозяйственные машины, воспевать и т.д.. А об Иване Доронине когда-то писал Луначарский. Кончилось дело тем, что последний его сборник вышел в 1937 году.
В 1964 году Иван Доронин был ещё жив и в этом же году вышла Литературная энциклопедия, в которой прописано, что после 1937 года у него вышло несколько статей и несколько очерков, которые печатались в отрывном календаре.
И вот – булгаковский Рюхин. Вероятно, он когда-то был поэтом, и он понимает, что когда Иванушка называет его бездарностью, то он ведь и соглашается с этим (пишет по 2-3 стихотворения в год – 1928 год). Дурак никогда не признается, что он бездарен.
Рюхин завидует Пушкину, которого убили в 37 лет. И он не один такой – многие завидовали.
Еще один фигурант советской поэзии – Пётр Орешин, на которого когда-то обратил внимание Блок; его расстреляли в 1938 году. Ему тоже завидовали: расстреляли, а не сам повесился и погиб, будучи в силах.
В однотомнике М.А. Булгакова, Л., 1978, фигурирует предисловие, которое принадлежит Константину Михайловичу Симонову. И это предисловие – бездарное, беспомощное и во многих отношениях дурацкое. В частности, там сказано: “В мою благодарную память глубоко вторгся беспощадно точный рассказ … – роман в романе, психологический внутри фантастического” (цит. изд., с.8).
Вообще конец 50-х годов XX-го века был расцветом советской эпиграммы. В числе прочих была и такая: “Поэтом можешь ты не быть, но критиком ты быть не можешь”.
Что осталось от Симонова? “Жди меня”, “Алексею Суркову — Ты помнишь, Алёша, дороги Смоленщины” и менее знаменитое и совсем не хрестоматийное – “Если Бог нас Своим могуществом”, но оно-то как раз к нашей теме и подходит.
Если Бог нас Своим могуществом
После смерти отправит в рай,
Что мне делать с земным имуществом,
Если скажет Он – выбирай?
Мне не надо в раю тоскующей,
Чтоб покорно за мною шла,
Я бы взял тебя бы в рай такую же,
Что на грешной земле жила, —
Злую, ветреную, колючую,
Хоть не на́долго, да мою!
Ту, что нас на земле помучила
И не даст нам скучать в раю.
Взял бы в рай с собой расстояния,
Чтобы мучиться от разлук,
Чтобы помнить при расставании
Боль сведённых на шее рук.
Взял бы в рай с собой все опасности,
Чтоб вернее меня ждала,
Чтобы глаз твоих синей ясности
Дома трусу не отдала.
Взял бы в рай с собой друга верного,
Чтобы было с кем пировать,
И врага, чтоб в минуту скверную
По-земному с ним враждовать.
Ни любви, ни тоски, ни жалости,
Даже курского соловья,
Никакой, самой малой малости
На земле бы не бросил я.
Даже смерть, если б было мыслимо,
Я б на землю не отпустил,
Всё, что нам на земле причислено,
Всё бы в рай с собой захватил.
И за эти земные кóрысти,
Удивлённо меня кляня,
Я уверен, что Бог бы вскорости
Вновь на землю столкнул меня.
Стихи действительно полны неоправданным оптимизмом – не на землю, а прямо в ад. В аду, ведь, не обязательно злодеи, а, например, и люди, которые вместо покаяния и вопля покаянного ко Христу остаются во всём своём прежнем “одеянии”. Вот их Господь и спрашивает: “Друг, как ты здесь очутился не брачном одеянии?” (см. Мф.22,11-14).
Тот же самый Константин Симонов пишет: “Это событие, история нищего проповедника Иешуа, которого Пилат склонен скорее помиловать, чем казнить, но в итоге под давлением обстоятельств всё-таки отдаёт на казнь, всего навсего мелкий эпизод в служебной деятельности Пилата, и Булгаков даёт это почувствовать с беспощадным реализмом.” (цит. изд., с.8).
Во-первых, это – вздор и клевета. Даже во вставном романе — в этом сне и кошмаре Понтия Пилата: “Помянут меня, помянут и тебя”; и даже более того: “Помяни меня, сына звездочёта” – ведь это почти разбойник благоразумный, почти его слова.
Понтий Пилат был назначен в Иудею в 29 году; казнь Христа в 33-м, а в конце 35 года Понтий Пилат был низложен, лишен всех наград, отправлен в ссылку в Вену – тогда территория Галлии, — где вскоре покончил с собой. В 36 году, когда к Тиберию пришла Мария Магдалина, Понтия Пилата уже не было в живых. Так что – это не мелкий эпизод.
Константин Симонов был человеком абсолютно необразованным – он не только не окончил Литературный институт, он не окончил даже десятилетки. Симонов закончил семилетку, потом в Саратове ФЗУ и после этого начал писать стихи.
Вставной роман и автор.
Мастерство “мастера” более чем сомнительно. Огромное количество так называемых “красивостей” – дурного вкуса: кровавый плащ; жирный розовый дух; стена роз, источающая одуряющий аромат; белая роза, утонувшая в луже красного вина.
“Глаза выедал ослепительный блеск как бы вскипавшего на солнце серебра. Края тучи вскипали белой пеной. (…) Тёмное дымное брюхо отсвечивало желтым, туча ворчала и из неё время от времени вываливались огненные нити.” (цит. изд., с.590; с.596).
В конце XIX-го века (время Чехова) в большом ходу были так называемые “исторические романы” с Евангельскими героями: Иродом I Великим, Варравой; но всех затмевал роман “Quo vadis?” – “Камо грядеши” Сенкевича. Роман написан в 1894 – 1896 годах, а в 1905 году получил Нобелевскую премию.
И когда поздней осенью 1918 года в Варшаве “возникло видение”, а на Украине “началась форменная чертовщина – вспучилась и запрыгала пузырями” (“Белая гвардия”), то ядовито ухмыльнулся после смерти Генрик Сенкевич (умер осенью 1918 года). При чтении вставного романа постоянно возникает вопрос: “Где ты, Генрик Сенкевич?”
Но это – только форма, а содержание тоже заимствовано – оно из евангелия Льва Толстого. В какой-то критической статье в начале 70-х мне приходилось встречать выражение “евангелие от Воланда”. Да зачем же нам Воланд, когда у нас есть Лев Толстой!
Вот, пожалуйста: евангелие Толстого (Толстой Л.Н. полное собрание сочинений в 90 томах, т.24, стр. 48, Москва, Гослитиздат, 1957 год).
Глава I. Рождество и детство Иисуса Христа.
“Была девица Мария; девица эта забеременела неизвестно от кого.” (Т.е. жила с несколькими одновременно – В.Е.). “Обрученный с нею муж пожалел ее и, скрывая ее срам, принял ее. От нее-то и неизвестного отца родился мальчик. Мальчика назвали Иисус.” (Толстой Л.Н., цит. изд., с.48).
Дальше Лев Толстой, указывая на Евангельские события, сопровождавшие Рождество Христово (Благовещение Лев Толстой считает вообще недостойным упоминания) замечает, что все эти главы – суть оправдание позорного рождения Иисуса Христа (там же, с.49).
Так вот, даже во вставном романе Иешуа – подкидыш и сын неизвестных родителей, т.е. без такого уж оголтелого хамства.
И в конце. “Что делал (сказал) Христос после Воскресения? Является ученикам; укоряет их, что они не верят; показывает бок свой и дует на них. И от этого должно сделаться то, что кому они простят грехи, тому простятся. Потом Фоме явился и ничего не сказал; потом рыбу ловит и жарил вместе с учениками и Петру сказал три раза: “Паси овец моих” и предсказал Петру его смерть. Потом явился 500-стам братьям зараз и тоже ничего не сказал. Потом сказал, что Ему дана власть на небе и на земле и что от этого надо купать во имя отца и сына и святого духа и что кто выкупается – тот спасётся и что они и те, кому они передадут этот дух, будут брать змей руками, пить яд безвредно и говорить на всех языках, чего они, очевидно, не делали и не делают (ну уж – это клевета. Фома был в Индии и с индийцами он говорил на их родном языке – В.Е.). И потом улетел на небо. Больше он ничего не сказал. Для чего же было воскресать, чтобы только сделать и сказать все эти глупости (там же, с.791).
Далее комментарий Льва Толстого к Евангелию как к целому. “Но мудрое и важное это выражено так безобразно, дурно, как говорил Гёте, что он не знает более дурно написанной книги, как Евангелие, и зарыто в таком хламе безобразнейших, глупых, даже непоэтических легенд, и умное и значительное так неразрывно связано с этими легендами, что не знаешь, что и делать с этой книгой” (там же, с.795).
Относительно Воскресения. Лев Толстой утверждает, что апостолы и мученики первых веков выдвинули Воскресение Христа с целью рекламы: рекламы учения, которое они проповедовали и рекламы своего сообщества как последователей Христа (там же, с.796) (кстати говоря, слово “реклама” в большую литературу ввёл Лев Толстой).
Среди апостолов Льву Толстому особенно ненавистен апостол Павел. В частности, сказано, что “с апостола Павла начинается талмуд христианский, который называется “Церковью” (там же, с. 808 и далее).
Есть одна Оптинская притча: один подвижник узрел дьявола, который сидел и болтал ногами. На вопрос подвижника: “Почему ты сидишь и ничего не делаешь?” Тот отвечал: “А люди всё лучше меня делают”.
Булгаковский герой, как сказано, по образованию историк; но не по профессии. Иешуа и Понтий – как бы разные стороны одного и того же автора – именно Мастера. А Тиберий, который остаётся за кадром, это же — Сталин. При одном намёке на него Пилата охватывает ужас.
В 1930-м году, спустя 2 года, будет написано Мандельштамом: “Мы живём, под собою не чуя страны”.
Первое качество историка – это сомневаться и постоянно себя проверять. То, что Понтий Пилат через два года лишится места и будет сослан (в ссылке покончит с собой), — на самом деле это же должно было бы бросить отсвет и на всё повествование. Но о том, чтобы роман как-то править, у Мастера речи не было. Но это совсем не бросает тень на самого Михаила Афанасьевича Булгакова.
Как сказано в одном стихотворении Николая Глазкова – “Гимн клоуну” — “Надо быть очень умным, чтоб сыграть дурака”.
Действительно, много ли у нас классиков, которые смогли написать графоманов: Пушкин – у него это Петруша Гринёв с его стихами; Гончаров – это Райский с его романом; Чехов – это Треплев с его рассказами; и вот Михаил Булгаков с его Мастером.
Иногда приходится читать, что у вставного романа три или больше авторов – это не так; автор всего один – это тот самый герой, любовник Маргариты.
Михаил Афанасьевич Булгаков был сыном профессора Киевской духовной академии и был человеком и церковно и богословски грамотным.
Дьявол в принципе ничего не может написать – он же ангельской природы; он вообще – не творец, а созерцатель и служебный дух. Денница потому и взбунтовался, что не хотел быть служебным. Но дьявол, как падший ангел и созерцатель, мгновенно и навсегда запоминает.
Роман о Понтии Пилате он читал по мере того, как тот появлялся у автора; и пересказывал Берлиозу и Иванушке слово в слово. А что Мастер “угадал” (по его словам), так ведь и он в богословском отношении — человек малосведущий.
Другое дело, что дьявол может навевать сны, паразитировать на душе человека. Это он и делает с Иванушкой, навевая ему этот роман в картинах, причём слово в слово.
Кто такой булгаковский герой? Чтобы это понять, нам понадобится наследие Фёдора Михайловича Достоевского. Этот герой весь написан с оглядкой на некоторых героев Достоевского. Например, почему в основном романе так упорно склоняется слово “подвальчик”? Ведь тогда в подвалах жило пол-страны. Но дело в том, что “подвальчик” – это подполье Достоевского. Прототипом Мастера является подпольный человек Достоевского из “Записок из подполья”. Ведь даже завязка похожа: Мастер уходит с работы и уходит вообще от людей, – когда выиграл сто тысяч рублей. Подпольный человек получил наследство шесть тысяч рублей (деньги были совсем другие) и тоже уходит со службы в полное уединение.
С чем же остаётся Мастер и с чем остаётся герой “Подполья”? – с книгами. Мастер сразу купил книги на выигранные деньги. И вот у него в комнате “книги, книги и печка”.
И подпольный человек: “Ведь мы до того дошли, что настоящую «живую жизнь» чуть не считаем за труд, почти что за службу, и все мы про себя согласны, что по книжке лучше. И чего копошимся мы иногда, чего блажим, чего просим? Сами не знаем, чего. Нам же будет хуже, если наши блажные просьбы исполнят. Ну, попробуйте, ну, дайте нам, например, побольше самостоятельности, развяжите любому из нас руки, расширьте круг деятельности, ослабьте опеку, и мы… да уверяю же вас: мы тотчас же попросимся опять обратно в опеку. Знаю, что вы, может быть, на меня за это рассердитесь, закричите, ногами затопаете: “Говорите, дескать, про себя одного и про ваши мизеры в подполье, а не смейте говорить: “все мы”. Позвольте, господа, ведь не оправдываюсь же я этим всемством (курсив Достоевского – В.Е.). Что же собственно до меня касается, то ведь я только доводил в моей жизни до крайности то, что вы не осмеливались доводить и до половины, да еще трусость свою принимали за благоразумие, и тем утешались, обманывая сами себя. Так что я, пожалуй, еще “живее” вас выхожу. Да взгляните пристальнее! Ведь мы даже не знаем, где и живое-то живет теперь и что оно такое, как называется? Оставьте нас одних, без книжки, и мы тотчас запутаемся, потеряемся, — не будем знать, куда примкнуть, чего придержаться; что любить и что ненавидеть, что уважать и что презирать? Мы даже и человеками-то быть тяготимся, — человеками с настоящим, собственным телом и кровью; стыдимся этого, за позор считаем и норовим быть какими-то небывалыми общечеловеками. Мы мертворожденные, да и рождаемся-то давно уж не от живых отцов, и это нам все более и более нравится. Во вкус входим. Скоро выдумаем рождаться как-нибудь от идеи. Но довольно; не хочу я больше писать “из Подполья”…” (Достоевский Ф.М., Полн., собр. соч. в 30-ти тт., т.5, Л., 1978, с.178-179).
Как и Мастер, если бы он прогнал Маргариту, то остался бы с книгами и стал бы потихоньку проедать оставшиеся деньги.
Но есть и другое определение Достоевского, которое тоже сюда подходит. Это уже “Дневник писателя” за 1876 год. Это определение Достоевского о “народике”, вышедшего из народа и порвавшего с ним.
Достоевский пишет: (глава “Лорд Редсток”).
“Оказывается, что мы, то есть интеллигентные слои нашего общества, – теперь какой-то уж совсем чужой народик, очень маленький, очень ничтожненький, но имеющий, однако, уже свои привычки и свои предрассудки, которые и принимаются за своеобразность, и вот, оказывается, теперь даже и с желанием своей собственной веры”. (Достоевский Ф.М., цит. изд., т.22, Л., 1981, с.98).
Был ли Мастер изначально сатанистом?! Видимо, нет; он не входил ни в какую секту. Но вот из того же “народика” одна дама, Марина Ивановна Цветаева, утверждала, что это и не надо – “поклонение дьяволу осуществляется в обособлении (любимое слово Достоевского – В.Е.), в уединённых камерах бунта и на чердаках лирической поэзии”. (Цветаева М.М. “Черт”. – соч. в 2-х тт., т.2, М., 1980, с.156).
И по мере того, как Мастер погружался в свою самодельную веру, всё ближе он чувствовал рядом с собой дьявола и не искал у Господа защиты, а стремился к дьяволу, мечтал о нём; хотел отдать даже связку ключей – т.е. свою последнюю связь с Божьим миром и наконец получил своё желанное.
Кстати, у Мастера из “народика” не только свои привычки и предрассудки, но и свои принципы. Ведь у них с мужем Маргариты жена-то на двоих. Даже Маргарита ощущает эту ненормальность и после сожжения тетрадей она говорит: “Вот как платят за ложь”. А Мастеру всё равно – такое положение его устраивает. У Мастера и свой язык. Например, комментируя слово “застройщик”, он говорит: “Это такая группа жуликов, которая как-то уцелела в Москве”.
Так вот, с точки зрения правильного русского языка – это чушь. В словаре Ушакова читаем: “застройка” – право возводить строения, владеть и пользоваться ими в течение срока, обусловленного договором с государственными органами; “застройщик” – лицо, обладающее правом застройки (словарь Ушакова, т.1, Москва, 1935 г.).
Дьявол у Булгакова.
Как? Когда? А главное – Господь же попустил ему явиться в Москве! И всё это у Михаила Афанасьевича Булгакова есть. Самый простой вопрос: “Сколько времени дьявол пробыл в Москве?” – четыре дня: среда, четверг, пятница и суббота. Причём он был в мае и в весеннее полнолуние. А весеннее полнолуние после весеннего равноденствия – это Пасха. На Пасху ад поруган и Воланд проваливается в бездну (в тартарары) до первого удара пасхального колокола.
Бал состоялся с пятницы на субботу, а это – воспоминание сошествия Христа во ад. Значит, пусть дьявол пока в ад не лезет, а погуляет по земле. И вся свита Воланда всю субботу настойчиво твердит – пора, потому что больше им не положено.
Второй вопрос – к кому приходит Воланд? Конечно, к Мастеру. Маргарита для них (для нечистой силы) – просто ведьма-наводчица. Про Мастера можно было бы взять ретроспективный эпиграф из Достоевского: “Молчите, богохульник. От Бога Вы отошли и Вас Бог поразил – дьяволу предал” (“Преступление и наказание”, часть 5). И Берлиоз — учитель безбожия, соблазнитель малых сих, попался. Может быть, и просил себе Воланд Господа отдать ему Берлиоза и барона Мангеля, как бесы просили разрешения войти в свиней. Да и как же иначе!
Зачем Господь попускает Воланду быть именно в Москве? Не в Риме, например, куда норовит попасть Азазелло. Господь попустил, конечно, ради русского, хотя и советского народа; ради того женского голоса: “Ради Бога, не мучьте его”! Отравленные постоянным скептицизмом, неопытные в делах духа – дети по возрасту духовному, но не по смирению, даже седовласые старцы оспаривают реальное существование злых духов.
Заметим, что и философы оспаривают — тот же самый Кант. Недаром же и он находится в общении с дьяволом. Для Канта его утверждение (“Критика чистого разума”): ад – это царство человеческих злых мыслей, а рай – это царство добрых человеческих мыслей. И обращение в молитве Господней – “Но избави нас от лукавого” – так это вообще не для Канта.
И далее. Не подозревают люди, что губительно само их грубое неверие в то, о чём говорил Спаситель и опытно утверждали апостолы и все святые в мире. И тут мольба Воланда – страстно попросил: “Но умоляю Вас на прощанье – поверьте хоть в то, что дьявол существует, о большем я уж вас и не прошу”.
Вот это само их неверие (вот этих людей XX-го века) — одно из проявлений влияний того духа, которого они отрицают.
“Обнаружение бесовской силы в мире полезно для людей, и духовно внимательный человек найдёт в себе всегда, что заметить. В этом отношении среди окружающего мира и в глубине своей собственной человеческой совести если он встанет на путь настоящей трезвенной духовной жизни, перед его духовным взором откроются многие тайны” (Иоанн Шаховской, архиепископ, “Апокалипсис мелкого греха” Санкт-Петербург, 1997 г., стр. 97-98).
Вот откуда булгаковское предсмертное – пусть узна́ют. Это на клятву Елены Сергеевны, что его роман будет опубликован.
Мастер, герой Булгакова, несколько раз повторил, что роман с самого замысла должен был заканчиваться словами: “Пятый прокуратор Иудеи – всадник Понтий Пилат”. А Булгаков Михаил Афанасьевич как заканчивает свой настоящий роман?! – … жестокий пятый прокуратор Иудеи, всадник Понтийский Пилат. Откуда он это берёт – из Символа веры: … Распятаго же за ны при Понтийстем Пилате, … Булгаков в отличие от своих несчастных героев исповедует православную веру.
Эпилог.
Михаил Афанасьевич Булгаков родился в 1891 году 2 мая старого стиля в день памяти святых страстотерпцев Бориса и Глеба. Это его благословение свыше и указание на миссию, которую ему предстоит совершить. Скончался Булгаков в 1940 году 10 марта нового стиля в день памяти святого мученика Севастиана, пострадавшего в 66 году, в апостольские времена. Это – завершение пути Булгакова и того крестоношения, который он нёс, чтобы положить к престолу Господню.
Булгаков перед кончиной не причащался. Возможно, что это связано со сложными личными отношениями с митрополитом Сергием. Митрополит Сергий не разрешил Булгакову венчаться в третий раз. Булгаков даже сказал, что “придётся венчаться в ЗАГСе”. Булгаков думал, что удастся как-то купировать болезнь, но умер неожиданно.
(В Церкви, конечно, все равны, но начальство и цари “ровнее” будут).
Что такое за православие исповедовал Булгаков, если личные отношения с одним из членов Церкви приводят к разрыву с Господом?
________________________________________________________________
Приложение. (вариант из Интернета)
Это письмо, которое Публий Лентул, управляюший Иудеей до Понтия Пилата, писал властителю Рима Цезарю. В нем сообшалось об Иисусе Христе. Письмо на латинском языке и написано в те годы, когда Иисус впервые учил народ. Содержание письма:
“Управляющий Иудеей Публий Лентул римскому Цезарю. Я слышал, о Цезарь, что ты хотел бы знать о добродетельном муже, который наречен Иисусом Христом и на которого народ взирает как на пророка, как на Бога, и о ком Его ученики говорят, что он Сын Божий, Сын Создателя Неба и Земли. Истинно, Цезарь, ежедневно слышу об этом муже чудные вещи. Коротко говоря: Он повелевает мертвым вставать и излечивает больных. Он среднего роста, на взгляд — Он добрый и благородный, что выражается и в его лице, так как при виде Его, нехотя должны почувствовать, что Его надо любить и почитать. Его волосы до ушей имеют цвет готовых орехов и оттуда до плеч светящийся светло-коричневый цвет; посередине головы пробор по обычаю назареев. Лоб гладкий, лицо без морщин и чистое. Его борода цвета волос, вьющаяся и так как не длинная, то в середине разделена. Взгляд строгий и имеет силу солнечного луча; никто не имеет силы пристально взглянуть в них.
Когда Он упрекает, Он порождает страх, но только что сделав укор, Он Сам плачет. Хотя Он очень строг, но и очень добр и милый. Говорят, что Его никогда не видали смеясь, а несколько раз Его видели плачущим. Его руки красивы и одухотворены, и выразительны. Всю Его речь считают приятной и привлекательной. Его редко видят в людях, но, когда Он появляется, Он среди них выступает смиренно. Его выдержка, осанка очень благородна, Он красив. При этом Его мать самая красивая женщина, какую когда-либо видели в этом округе.
Если ты хочешь Его видеть, о Цезарь, как ты мне однажды писал, то извести меня об этом, и я сейчас пошлю Его к тебе.
Хотя Он никогда не занимался, Он все же обладает полнотою Знаний; Он ходит босиком и непокрытой головой. Многие насмехаются, когда видят Его издали. Но как только те находятся вблизи Его, они дрожат перед Ним и одновременно восхищаются Им.
Говорят, что в этом округе никогда еще не видели такого человека. Евреи уверяют, что еще никогда не было услышано такое учение, каким является Учение Его. Многие из них говорят, что Он — Бог, другие говорят, что Он твой враг, о Цезарь!
Эти злоумышленники-евреи меня, безусловно, обременяют. Говорят также, что Он никогда не поднимал беспорядка и волнений, но всегда старался всех успокоить.
Во всяком случае я готов, о Цезарь, выполнять каждый твой приказ, который ты дашь мне в связи с Ним.”
Иерусалим, 7 индикта, 11 месяца Публий Лентул, управляюший Иудеей. (Balss, 1906. gada 3 julija, N-‘107)