Список лекций Новейшая история Русской Православной Церкви (1917-2000)
Подключение Всемирного Совета Церквей – V‑я ассамблея ВСЦ в Найроби (Кения): 23 ноября – 10 декабря 1975 года.
23 ноября – 10 декабря – для православного человека этот период попадает на Филиппов день и на день Иоанна Златоуста.
После высылки Солженицына в конце 1973 года начинается классический застой (брежневский), а диссидентское движение ушло в полуподполье – громко не выступало, но тихо продолжало расти. Начиная с 1975 года, на Западе резко снижается интерес к России, к её духовному пути и, тем более, к её Церкви.
В 60‑х годах тот же Виссерт‑Хоофт очень желал, чтобы РПЦ вступила в ВСЦ; то в конце 1975 года ситуация изменилась.
Положение Русской Православной Церкви на международных форумах при Брежневе становилось всё хуже и хуже. Хрущевская политика иссякла, стремление посылать русское духовенство на всякие международные форумы спускается на нет.
В то же время в ВСЦ мода на Русскую Православную Церковь, как и на Православие в целом, прошла. На Генеральной ассамблее в Найроби от Русской Православной Церкви не было ни одного докладчика по богословским вопросам, включая сотериологию. На ассамблее была тема: “Иисус Христос освобождает и объединяет” — и по этой теме ни одного православного докладчика и даже ни одного католика с территории СССР. Не было также ни одного докладчика из православных стран, так называемого, социалистического лагеря — все игнорируются.
У Достоевского в “Братьях Карамазовых” сказано: “мода в свете – царица не малая”. То, что было модно в 1961-1963 годах во время II‑го Ватиканского собора, абсолютно вышло из моды в середине 70‑х.
Все основные доклады были предоставлены протестантам и все основные темы этой Генеральной ассамблеи были представлены докладчиками протестантами. Никакому православному свидетельству (ради которого, хотя бы номинально, вступали в эту организацию) не было предоставлено слово.
В программу ассамблеи, заранее утверждённую, не был включён ни один представитель Церквей и даже конфессий, членов ВСЦ, из Советского Союза. Но получили голос эмигранты из Прибалтики. Русская Православная Церковь на этом международном форуме (и не только на этом) получает одни щелчки.
В ответ в марте 1976 года Пимен и Священный Синод, поздним умом, начинают их вопрошать, что “какое же может быть общее христианское свидетельство при нашем разноверии[1], ведь мы же даже не обсуждаем догматических вопросов?”
У католиков к этому времени уже заработал принцип минимизации, выдвинутый папой Иоанном XXIII, то есть минимум догматических определений – достаточно всем исповедовать Воскресение Христово, вот и общее наше христианское свидетельство. Но мы, православные принципы минимизации никогда не провозглашали.
На ассамблее в Найроби было высказано такое предположение, что Всемирный Совет Церквей может достигнуть такого вероисповедного сближения, что одна его из будущих Генеральных ассамблей превратится во всехристианский собор!
На это Русская Православная Церковь в лице её священноначалия вспомнила о своём достоинстве и отвечала так: “Думать так, значит предполагать, что Всемирный Совет Церквей может в будущем стать некой сверх‑церковью. Отсюда один шаг к соблазнительной и опасной идее об особом экклезиологическом значении Всемирного Совета Церквей и его центрального аппарата в Женеве.
Общеизвестно, что Всемирный Совет Церквей – это орудие в руках церквей‑членов в поисках и усилиях к достижению христианского единства. И если экуменическое движение достигнет с помощью Божьей такой степени единства в вере и в основах христианского строя церквей‑членов, что можно будет восстановить евхаристическое общение между ними, то Всемирный Совет Церквей должен будет прекратить своё существование, как выполнивший своё служение”.
Также стали укорять, что на экуменических молениях была допущена дискриминация древней литургической практики церквей кафолической традиции (какие были моления, уже и не спрашивают – В.Е.).
В то же время от двух членов Русской Православной Церкви: от запрещённого священника Глеба Якунина и мирянина Льва Регельсона (который написал обращение к Советскому правительству после высылки Солженицына и написал там, в частности, что “опомнитесь, пока паралич, охвативший вашего основателя (т.е. Ленина), не постиг вас самих”) — послали послание на Генеральную ассамблею в Найроби, и им было оказано внимание гораздо большее, чем всей делегации Русской Православной Церкви и даже всем остальным делегациям других православных Церквей.
Это послание очень верно отражает настроение русского религиозного диссидентского движения середины 70‑х годов. Диссидентство начинается сначала с государственного, а потом переходит и на церковное.
Эмигранты из Прибалтики получили голос в Найроби.
Своё послание на ассамблею Якунин[2] и Регельсон (уже известные диссиденты) прислали в Найроби вовремя, помечено послание было 16 октября 1975 года, прислали с оказией (не по почте). Послание вошло в контекст общего настроя: вот эмигранты, выехавшие из СССР (эмигрантам из Прибалтики была представлена возможность выступить в Найроби), а вот диссиденты, живущие в СССР.
В зарубежных средствах массовой информации, включая и “карловацкие”, складывается мнение, что есть Московская Патриархия, а есть истинно православная церковь, полу‑катакомбная – новая (старая катакомбная прекратила своё существование).
И отчасти такое настроение можно понять, так как официальные заявления церковноначалия Русской Православной Церкви о ядерном разоружении, то есть то, что от него требовало правительство СССР, давно уже всем набило оскомину. А то, что написали Якунин и Регельсон оказалось свежим: и по тону – свежим; и по содержанию – свежим; и тематика новая.
Послание Якунина и Регельсона начинается так:
“Уважаемые господа делегаты!
Откликаясь на призыв лидеров ВСЦ ко всем христианам принять посильное участие в деятельности ассамблеи, сочли своим долгом и мы, члены Русской Православной Церкви, поделиться с вами плодами своих размышлений”.
Первое, что они написали, – это:
“Экуменическое движение только тогда обретёт смысл, когда в основу христианского единства будет положено исповедание креста в первичном евангельском смысле, как претерпение скорбей и мучений за имя Христово”.
Так как Запад о мученичестве давно забыл, то эти слова вдруг им напомнили, что христианское единство — это действительно исповедание креста.
Крест есть символ всякого христианина и крест Христов — у апостола Павла – чтобы быть гонимыми за крест Христов (Гал.6,12), то есть, это и есть претерпение скорбей и мучений за имя Христово.
Далее в послании вспоминаются мученики за последние 60 лет; вспомнили обращение патриарха Тихона в 1921 году ко всем христианским конфессиям по поводу голода и “их живой и действенный отклик”. И “нарастающее всемирное негодование, которое заставило[3] ослабить волну репрессий в 1922-1923 годах[4]”.
“Православный верующий народ всегда будет помнить и то могучее свидетельство христианской солидарности, которое было явлено в международном движении протеста против массовых арестов и расстрелов духовенства и верующих в 1922 году. Мы никогда не забудем, что подняли это движение, вдохнули в него энергию и силу именно зарубежные братья‑христиане: православные, англикане, католики, члены епископальной церкви США.
Были расстреляны 10000 тысяч священников и монахов. Однако нарастающее всемирное негодование заставило ослабить волну репрессий и даже освободить из‑под ареста патриарха Тихона, что имело решающее значение для будущих судеб Русской Православной Церкви”.
Заявление свежее и, особенно, по сравнению с официальными заявлениями (повторяю) наших иерархов было воспринято, как глоток свежего воздуха.
Дальше они заговорили об экуменических молениях о Русской Церкви 30‑го года, которое прокатилось тогда по всему миру; в Англии в таких молениях принимал участие митрополит Евлогий.
“Великим шагом в деле подлинного экуменизма стало всемирное моление за гонимую Русскую Церковь, организованное в 30‑м году православными, католиками и протестантами в Европе. Русские христиане сохраняют в своей благодарной памяти выдающуюся роль папы Пия XI в организации этого моления, его гневные обличения в адрес гонителей, выраженную им великую скорбь о страданиях русского народа”.
Папа Пий XI скончался в 1938 году, и про него мало что можно сказать. В молениях 30‑го года была львиная доля обыкновенной политики. В 20‑х годах в Италии победил фашизм, поэтому, как говорит русская пословица, – “зачем в люди по печаль, когда дома навзрыд?” В 1926 году в Италии принимаются “чрезвычайные законы” и Муссолини у власти – бессменный глава правительства, утверждённый чрезвычайными законами в качестве диктатора. В феврале 1929 года – Латеранские соглашения между правительством Муссолини и Святым престолом в лице папы Пия XI. Эти соглашения – позор Святого престола.
Соглашения состояли из двух частей: трактата и конкордата.
Трактат в размере 44‑х гектаров восстановил Папскую область в середине Рима. К трактату была приложена точная карта, где проходит граница Папской области.
В ответ на эту приманку Муссолини потребовал от католической церкви себе поддержки и благословения. Фашизм в Италии, конечно, не имел такого неоязыческого содержания, как в Германии, и Муссолини начал с декларации уважения церкви.
Конечно, папа Пий XI пошел на это соглашение в поисках компромисса, поэтому в соглашении, кроме трактата, был и конкордат (согласие). По этому конкордату папа заранее взял под своё покровительство светские католические организации, которые желали прибегнуть к его покровительству. Совокупность этих организаций так и называлась – “Католическое действие” (КД).
Организация “Католическое действие” включала в себя всестороннюю альтернативу фашистскому режиму. Например, там были сельские банки и сельские кассы, которые быстро были разорены. В “Католическое действие” входило несколько крупных организаций, которые занимались воспитанием детей и молодёжи. Эти молодёжные организации вскоре, невзирая ни на какое соглашение, были разорены и разогнаны. В “Католическом действии” главной силой было то, что она – централизованна и её можно было рассматривать, как организацию общенациональную и это тоже было разрушено.
Во всём мире было большое возмущение этим соглашением, да и фашизм германский был осуждён Пием XI только в 1937 году, когда он уже набрал силу и показал своё лицо.
Молебны 30‑го года о Русской Православной Церкви были названы “панихидой протеста” (выражение принадлежит Сергию Тихомирову, митрополиту Японскому, а он его взял из какой‑то харбинской газеты, мол, такого‑то числа состоялась панихида протеста).
Дальше авторы обращения сбиваются на откровенное лакейство.
“Мы хотим напомнить делегатам ассамблеи и о том мучительно постыдном факте, что всемирное моление 1930‑го года было встречено неодобрением и протестами со стороны тогдашнего возглавления Русской Церкви, отрицавшего наличие гонений и лжесвидетельствовавшего перед всем миром о том, что исповедники и мученики являются всего лишь политическими преступниками[5]”.
Заявление Сергия журналистам‑соглядатаям – уж даже Иоанн Шаховской, и то пишет: “Журналисты не милостивые, гнавшиеся за сенсацией о том, что Церковь в СССР свободна, так она и будет свободна в любых узилищах, лагерях, тюрьмах и даже на кресте”.
Дальше в послании священника Глеба Якунина и мирянина Льва Регельсона идут мягкие укоризны.
“Верующие Русской Православной Церкви действительно не строили особых иллюзий в связи со вступлением Московской Патриархии в ВСЦ[6]. Но всё же надеялись, что ВСЦ выступит инициатором международного движения в защиту гонимого христианства. Но тема религиозных гонений так и не заняла должного места”.
И это верно, так как, начиная с 1961 года ни разу и ни на одну из ассамблей и ни на один из пленумов ВСЦ вопрос о религиозных гонениях в Советском Союзе так и не был вынесен.
“Но всё‑таки невозможно поверить, что, в конце концов, не проявит себя чувство подлинной христианской солидарности….
Мы надеемся, что эта инициатива будет поддержана ассамблеей, которая включит дело помощи христианам, подвергающихся преследованиям в любой стране мира, в программу деятельности ВСЦ.
Нам известно, что многие христиане глубоко переживают страдания своих собратьев и горят желанием оказать им помощь, но не всегда знают, как это лучше сделать”.
Дальше они “берут на себя смелость” и перечисляют 8 пунктов прямых пожеланий – что они хотят от Генеральной ассамблеи ВСЦ; фактически они советуют продолжить начинания 1930 года.
Они желают, чтобы
“1. ВСЦ издавал многоязычный бюллетень о современных исповедниках.
- Молитвенные собрания в защиту исповедников.
- Организовывать туристические и деловые поездки эмиссаров от ВСЦ для встречи с исповедниками и их семьями и для помощи заключённым.
- Организация компаний международного протеста против гонения на исповедников веры в любой стране.
- Поддержка исповедников других религий, а также борцов за свободу и достоинство человека, за сохранение в человеке образа Божия.
- Одним из самых ужасных методов борьбы со свободой и человеческой мыслью и совестью является принудительное заключение инакомыслящих в психиатрические больницы и насильственное применение к ним варварских методов лечения, разрушающих их разум и психику. Не раскрывается ли для нас именно сегодня подлинный смысл божественного приговора – кто скажет брату своему безумный, подлежит геенне огненной (Матф.5,22).
Мы призываем делегатов ассамблеи добиваться обязательного международного контроля за деятельностью психиатрических больниц, ибо здесь мы сталкиваемся с угрозой человечеству не менее опасной, чем ядерные бомбы и бактериологическое оружие”.
Это обращение будет передано по всем каналам СМИ и, причём, по каналам, которые имели выход на территорию Советского Союза.
“7. Некоторые христиане в нашей стране, измученные многолетними притеснениями и издевательствами, систематическими арестами и другими видами насилия семьями или целыми общинами хотят покинуть СССР и поселиться там, где они смогут спокойно трудиться и исповедовать свою веру. Мы призываем участников ассамблеи усердно молиться о них, не лишать их постоянного братского внимания и помочь им добиться осуществления элементарного права человека – покидать свою страну и возвращаться в неё обратно.
- Многие исповедники страдают сейчас за попытки издания и распространения Священного Писания и духовной литературы. Наша страна испытывает острую нужду в Священном Писании. Не следует ли добиваться, чтобы деятельность международных библейских обществ распространилась и на нашу страну?”
Перед лицом такого диссидентского протеста как бы по закону психологической компенсации правительство Брежнева начинает ссылаться на практику Московской Патриархии. В заявлениях, в брошюрах, в коммюнике и так далее постоянно упоминают, что издательство Московской Патриархии издавало Библию 4‑е раза, выпускает молитвословы, календари.
Первое издание полной Библии при Алекси́е I осуществилось в 1956 году, но малым количеством[7]. Позже, чтобы получить экземпляр Библии, надо было писать прошение на имя Питирима. Только в середине 80‑х годов священники могли получать литературу в количестве 5-6 экземпляров. Много литературы, изданной на тонкой бумаге, привозилось туристами из‑за границы – всё ксерокопировалось, а потом и распространялось.
“Заканчивая наше обращение, мы хотим отметить, что не рассматриваем наше предложение как единственно возможное или единственно правильное; плюрализм в современной жизни заставляет каждую общину прилагать собственные творческие усилия для созидания новых форм христианской жизни, новых форм экуменического сотрудничества. При этом мы искренне надеемся, что наши предложения не останутся без отклика и побудят делегатов ассамблеи не только к размышлению, но и к действию. Пользуясь случаем, пожелаем успеха в деятельности ассамблеи”.
Конечно, это обращение сразу же поступило в Отдел агитации и пропаганды при ЦК КПСС – Пимен попал в очередной раз в сложное положение. Надо ещё удивляться спокойствию Патриархии в этих обстоятельствах. Ведь отклик на это обращение в марте 1976 года сделали, но удельный вес и место отклика на обращение двух оказались крошечными – Патриархия встретила это обращение во всеоружии спокойствия. И именно в этом чувствуется почерк Пимена, в этом отношении он действительно является духовным наследником патриарха Се́ргия; Алекси́й I в таких случаях терял терпение. От двух подписанцев обращения. Глеба Якунина и Льва Регельсона, Патриархия даже не отмежевалась – их не назвали ни отщепенцами, ни крикунами, а назвали диссидентами, так таковыми они и были.
В Найроби очень много времени обсуждалась проблема женского священства. Вот и ответ Московской Патриархии в основном касался этого вопроса; в том числе, выдвигался вопрос и о дискриминации богослужений церквей кафолической традиции. И только в самом конце было сказано так:
“Как уже говорилось, ни один из представителей христианских церквей из социалистических стран не был включён в число докладчиков по основополагающим проблемам программы ассамблеи. Вместе с тем была сделана попытка, не без поощрения отдельных официальных лиц Всемирного Совета Церквей, как бы подменить голос делегации Русской Православной Церкви мнением церковных диссидентов, находящихся в напряженных отношениях с церковной властью и в отчуждении от настроения подавляющего большинства членов Церкви[8].
Нельзя пройти в связи с этим мимо наметившейся тенденции во Всемирном Совете Церквей иметь прямые контакты с такими людьми, минуя церковное руководство, что рассматривается нами, как прямое или косвенное недоверие священноначалию нашей Церкви или стремление посеять это недоверие. Со всей ответственностью мы не можем не обратить внимание руководства Всемирного Совета Церквей на то, что подобные контакты, могущие в какой‑то степени подрывать принципиальные нормы течения жизни нашей поместной Церкви или ослаблять её внутреннее единство, будут приводить к ослаблению нашего сотрудничества с Всемирным Советом Церквей”.
Это тоже в духе Сергия, который отказался от участия во всех предсоборных[9] всеправославных совещаниях, потому что приглашали и обновленцев и в духе Пимена.
[1] Об этом надо было раньше подумать – В.Е.
[2] Якунин в состоянии запрета выполнил 28 апостольское правило и не служил; в 1976 году Пимен назначил его псаломщиком.
[3] Подразумеваются большевики – В.Е.
[4] Дело о церковных ценностях – В.Е.
[5] Это лакейство в стиле чаадаевщины – имеется в виду письмо Петра Яковлевича Чаадаева к Шеллингу в 1846 году, посвящённое славянофильству. – В.Е.
[6] Это верно. Народ остался равнодушен и это дело никогда не одобрял. – В.Е.
[7] 50 тысяч экземпляров – В.Е.
[8] Диссидентское движение было тогда исключительно интеллигентским.
[9] Перед предполагаемым VIII Вселенским Собором, проектируемым на Афоне, который так и не состоялся.