Список лекций Новейшая история Русской Православной Церкви (1917-2000)
Русская Православная Церковь “сразу после Хрущева”: 1964 – 1968 годы. Активизация диссидентского движения внутри Русской Православной Церкви.
- Слияние двух советов. Создание Совета по делам религий в декабре 1965 года. Положение о Совете — 10 мая 1966 года. Нормативные документы от 18 марта 1966 года о деятельности религиозных организаций.
- “Открытое письмо” священников Николая Эшлимана и Глеба Якунина патриарху Алексию I от 21 ноября 1965 года. Ответ патриарха Алексия I.
- Открытые письма архиепископа Гермогена Голубева: 1965 года (петиция восьми) и 1967 года послание от 25 декабря 1967 года. Определение Священного Синода по делу архиепископа Гермогена от 30 июля 1968 года. Заключение.
Nota bene: Что было нужно папе Иоанну XXIII от Русской Православной Церкви? Папу Павла VI можно понять – он, конечно, хотел войти в историю, например, денонсированием клятв 1054 года с патриархом Константинопольским Афинагором I. Почему же папу Иоанна XXIII совсем не интересует Афинагор? Не интересует ни сербы, ни другие восточные патриархаты. Видимо, он был по‑своему искренен и рассуждал он примерно так, как монсеньор Дольче с Вениамином Федченковым в начале 20‑х годов. Дольче заявил Вениамину: “Я вас люблю”. – “За что?” – “У вас сердечная вера”. И Вениамин добавляет – “это не значит, что католические прелаты были безбожниками, но наша русская непосредственность веры и сердечность её показались западному уму, истончённому сомнениями и рационализмом, неожиданным и отрадным явлением”. Нет ничего удивительного, что в общении с Виталием Боровым и Владимиром Котляровым папе Иоанну XXIII именно непосредственность веры бросились в глаза и, видимо, другие священники и миряне именно тем же его поразили.
Распоряжением исполнительной власти Совет по делам Русской Православной Церкви при Совете министров СССР и Совет по делам религиозных культов при Совете министров СССР преобразовали в единый орган – Совет по делам религий при Совете министров СССР. Зачем это надо? – результат “нормализации”. В контексте единообразия подхода к религиозной проблематике это вполне логично. Если при Сталине Русская Православная Церковь – господствующая, если при Хрущеве Русская Православная Церковь – наиболее гонимая: закрывали и костёлы, например, в Клайпеде, но это всё совершенно не того размаха, что с Русской Православной Церковью.
К 1965 году назрел вопрос о сектах, который требовал разрешения. Авторитаризм Хрущева был объявлен явлением вредным и подлежащим искоренению. Главным идеологом вместо Ильичева назначен Суслов – человек сталинской закваски.
Слияние двух Советов произошло в Богородичный день Отдания Введения во храм Пресвятой Богородицы. Реорганизация главного наблюдающего органа была проведена без резких движений. Главные задачи Совета:
“1. Контроль за соблюдением Конституции СССР, декрета от 23 января 1918 года об отделении Церкви от государства и школы от Церкви; за правильным соблюдением и исполнением на территории СССР Законов СССР, Указов Президиума Верховного Совета СССР, постановлений и распоряжений Совета министров СССР по вопросам, относящимся к религиям”.
Ни слова не сказано о решениях Политбюро ЦК КПСС, съездов КПСС. Это признак ранне‑брежневско-косыгинского времени, то есть партийные вопросы и партийные документы — отделить.
Предполагается расширение законодательной базы для государственно-церковных отношений.
“В задачу Совета входит:
- Изучение и обобщение практики применения законодательства о культах, разработка проектов законов СССР, постановлений Президиума Верховного Совета, распоряжений и постановлений Совета министров СССР по вопросам, касающимся религии”.
Хотя за время работы Совета никаких законов принято не будет, но задачи, поставленные перед Советом, фактически означали молчаливое признание недостаточности законодательной базы.
“3. В обязанность Совета входит регистрировать и снимать с регистрации религиозные объединения, открывать и закрывать молитвенные здания”.
И в отличие от положения Сталина, где высшей инстанцией был он сам, здесь все вопросы решает Совет по делам религий. Этот статус останется до Горбачева.
“4. В обязанности Совета лежит давать обязательные предписания об устранении нарушений законодательства о культах”.
Законодательство о культах мало кто знал, а знать надо было то, что запрещено, а именно: “запрещено:
- принудительные сборы в пользу религиозных организаций и служителей культа;
- совершение обманных действий с целью возбуждения религиозного фанатизма;
- организация и проведение религиозных собраний, шествий и других церемоний культа, нарушающих общественный порядок[1];
- обучение и систематическое проведение занятий по обучению несовершеннолетних религии;
- подлежит статье 149 УК отказ гражданам в приёме на работу или в учебное заведение, увольнение с работы или исключение из учебного заведения, лишение граждан установленных законом льгот и преимуществ, а равно иные существенные ограничения прав граждан в зависимости от их отношения к религии.
Опубликовано в сборнике “Советская юстиция” в сентябре 1966 года.
Частичная отмена религиозной дискриминации – шаг к нормализации. Именно это Патриархия, может быть, слишком забегая вперёд, сочла установлением нормальных и даже благожелательных отношений государства и Церкви. Если уж и употреблять это слово, то лучше в контексте Иоанна Шаховского: “Благожелательные гонения Церкви со стороны умных слуг государства”.
Уголовное преследование верующих. При Хрущеве единственная государственная санкция, которая угрожала, — это штраф 50 рублей. В новом законодательстве 1966 года предусмотрено некоторое уголовное преследование, но оно могло касаться людей только при вторичном привлечении к суду за нарушение законодательства о культах (заключение до 3 лет). За мелкие нарушения, организацию кружков детских и юношеских, в том числе и литературных, полагался штраф до 50 рублей. Но, начиная с 80‑х годов, этот нормативный акт уже не применялся и никто ни на кого не налагал санкции в виде штрафа в 50 рублей.
“Открытое письмо” священников Николая Эшлимана и Глеба Якунина патриарху Алексию I от 21 ноября 1965 года.
“Открытое письмо” священников помечено Михайловым днём, а в день памяти Андрея Первозванного, то есть 13 декабря 1965 года, они отправили копии всем епархиальным архиереям РПЦ.
15 декабря 1965 года направили своё заявление председателю Верховного Совета СССР Подгорному, председателю Совета министров СССР Косыгину и Генеральному прокурору СССР Руденко.
11‑е правило Антиохийского собора никто не отменял: обращение к высшей гражданской власти без благословения предстоятеля влечёт за собой низложение, то есть извержение из сана.
Некоторые выдержки из письма (тон письма почтительный).
“Ваше Святейшество! Cтраждущая Церковь с надеждой обращает к Вам свои взоры. В Ваших руках жезл первосвятительской власти, единым патриаршим словом Вы в силах прекратить беззаконие – сделайте это. Положите конец долее не терпимому вмешательству кесареву во внутреннюю жизнь Церкви, восстановите канонические нормы церковной жизни, отдайте Богу Божие и кесарь сполна получит своё. Ибо подлинно — интересы Церкви в гражданской сфере совпадают с интересами свободного и правового государства.
Но только положив конец вмешательству мирских начальников в святую область, Божия Русская Церковь сможет нелицемерно и действенно послужить нашему отечеству. Самим фактом своего бытия она будет свидетельствовать перед всем миром о том, что в нашей стране действительно осуществляется священное право человека на религиозную свободу. Только такое свидетельство может иметь вес в глазах миллионов людей доброй воли во всех странах мира, и свидетельство это невозможно подменить ложью, ибо никакие ухищрения иностранного отдела Московской Патриархии, никакие интервью и авторитетные заявления, никакое участие русских архиереев в международных движениях не в силах доказать того, чего нет – свободного бытия Русской Церкви.
Ваше Святейшество, пришло время услышать глас Божий! С каждым днём обостряется сознание нетерпимости дальнейшего подчинения беззаконию, с каждым днём в Русской Церкви нарастает спасительная жажда очищения от той скверны, которая накопилась в ней по вине церковной власти. С каждым днём углубляется в Церкви жажда подлинного соборного общения, наконец, с каждым днём в Церкви нашей нарастает чувство ответственности за те души, которые по вине пастырей Церкви не просвещены Евангельским словом и, несмотря на свою пробудившуюся жажду, пребывают вне церковной ограды.
Ваше Святейшество, предвидя, что некоторые недобросовестные советники Ваши будут побуждать Вас ответить на наше искреннее письмо архипастырским прещением, мы хотим напомнить Вам величественные слова нашего Господа: “если Я сказал худо – покажи, что худо, а если хорошо, что ты бьёшь меня?” (от Иоан. Гл.18, ст.23).
Письмо опубликовано за границей в сборнике “Грани” в 1966 году в №61.
В самиздате это письмо распространилось быстро и читали его все – и безбожники, и смиренные церковные бабушки.
11‑е правило касается только обращения к гражданской власти – письмо надо было не посылать властям, тогда всё было бы законно. Для обличения церковной власти в православии существует отработанная и хорошо известная схема – сначала обсуди с духовником.
Если вспомнить Сергия, то его первое пастырское послание, так называемая Декларация – “только кабинетные мечтатели могут думать, что в таком громадном обществе, как наша Русская Православная Церковь можно жить, закрывшись от власти”.
Апостол Павел говорит о посольстве в узах (Еф.6.20) – узы не от тебя зависят. А с людьми с пробудившейся религиозной жаждой, необходимо работать: потихоньку катехизировать их (это никем не запрещено), затем привести ко крещению, а потом понаблюдай за их первыми шагами на церковном поприще. И для этого никакие открытые письма не нужны.
Письмо стало достоянием гласности. Что было делать патриарху Алексию I? – Трудно сказать. Даже Вениамин Федченков по долгу службы при обсуждении с патриархом и митрополитом Николаем Ярушевичем дел Православной Церкви Америки (на тот момент самочинной – правопреемников Платона Рождественского), то он говорил: “Святители, победите их любовью”. В то же время Вениамин Федченков имел трезвость как‑то спрашивать и с себя самого.
Довольно долго Патриархия не отвечала ничего. Через некоторое время, после увещаний, вышло определение патриарха:
“Два клирика Московской епархии предприняли попытку осудить в открытом письме деяния высшей церковной власти и решения законодательного органа, каким является архиерейский собор нашей Церкви[2].
Неоднократные попытки их вразумления не дали желаемых результатов. Они продолжали своё вредное для Церкви и соблазнительное упорство. Они нарушили элементарные нормы церковной дисциплины и канонов святой Церкви”.
Здесь патриаршее послание ссылается на три канонические правила: Апост. правила 34 и 39; и II‑й Вселенский Собор, правило 6.
34‑е правило апостольское сюда не подходит, так как говорит о первом епископе, что другие епископы ничего существенного не могут делать без благословения первого, но и первый ничего не должен делать без рассуждения всех.
39‑е апостольское правило. “Пресвитеры и дьяконы без воли епископа ничего да не совершают, ибо ему вверены люди Господни и он воздаст ответ о душах их”.
6‑е правило II‑го Вселенского Собора. “Поелику многие, желая привести в замешательство и ниспровергнуть церковное благочиние, враждебно клеветнически вымышляют на правящих церквами православных епископов, не с иными какими намерением, как токмо, дабы помрачить добрую славу священников и произвести смятение в мирном народе.
Кроме же сего и тех, которые, хотя притворяются, будто веру нашу исповедуют здраво, но которые отделились и собирают собрания против наших, правильно поставленных, епископов.
Еще же аще которые из принадлежащих Церкви, за некие вины прежде были осуждены и извержены, или отлучены от клира, или из разряда мирян, и сим да не будет позволено обвинять епископа, доколе не очистят себя от обвинения, которому сами подпали.
Аще некоторые, не будучи ни еретики, ни отлученные от общения церковного, ни осужденные или предварительно обвиненные в каких‑либо преступлениях, скажут, что имеют нечто донести на епископа по делам церковным. Таковым святой собор повелевает: во‑первых, представити собственные обвинения всем епископам области и пред ними подтверждая доводами свои доносы на епископа, подвергшегося ответу. Аще же епископы, соединенных епархий, паче чаяния, не в силах будут восстановить порядок, по возводимым на епископа обвинениям, тогда обвинители да приступят к большему собору епископов великия области по той причине созываемых, но не прежде могут они настояти на своем обвинении, как письменно, поставив себя под страхом одинакового наказания с обвиняемым. Аще бы по производству дела оказалися клевещущими на обвиняемого епископа[3].
Аще кто, презрев, по предварительному дознанию, постановленное решение, дерзнет или слух царский утруждать, или суды мирских начальников, или Вселенский собор беспокоить, к оскорблению чести всех епископов области: таковый отнюдь да не будет приемлем со своею жалобою, яко нанесший оскорбление правилам и нарушивший церковное благочиние”.
Следовательно, обращаясь тут же к мирской власти, к Подгорному и Косыгину, священники в принципе не могли и рассчитывать на простой увещательный ответ, поэтому вполне заслуживали запрещения в священнослужении.
Отец Николай Эшлиман, будучи запрещённым и подчинившись 28‑му апостольскому правилу, то есть, не касаясь служения священнического, вскоре умер с горя. Якунин дожил и до разрешения от запрещения при Пимене, но показал себя совершенным ничтожеством и сейчас всем известно, что это за фигура.
Далее в определении патриарха сказано: “Мы запретили их в священнослужении до раскаяния и прекращения ими вредной для Церкви деятельности. В ответ на наше запрещение они обратились с апелляцией к нам, к Священному Синоду, ко всем правящим епископам Русской Церкви – в апелляции они просят созвать архиерейский собор для разбора их дела.
Мы решительно осуждаем саму форму направления нам, так называемого, открытого письма, ибо практика церковная не знает такой формы переписки клириков со своим архипастырем”.
Это не совсем верно – куда же тогда патриарх Алексий желает отнести 583 послания Феодора Студита? Как раз открытых, как раз отсылаемых и в Рим. Послания Феодора Студита – ругательные и в отношении Константинопольского патриаршего престола и возводившие обвинения на патриархов Тарасия и Никифора, пожалуй, в этом же ключе; только не надо забывать и того, что эти послания были анафематствованы в Торжестве Православия 6 марта 843 года.
Более или менее известно, как составлялось письмо: вначале Якунин сделал заготовку, но главным сочинителем был отец Николай Эшлиман. Есть ещё сведения (не подтверждённые), что это письмо до опубликования видел архиепископ Гермоген Голубев.
Патриарх заканчивает так: “В их действиях мы усматриваем стремление нанести вред единству нашей святой Церкви и нарушить мир церковный. Кроме того, в их действиях мы усматриваем стремление возвести клевету на государственные органы. Попытка отдельных лиц выступить в роли непризванных судей высшей церковной власти и желание их возвести клевету на государственные органы не служат интересам Церкви и имеют целью нарушить благожелательные отношения между государственными органами и нашей Церковью. Клеветнические обвинения в адрес высшей церковной власти могут быть использованы враждебно относящимися к нашей Церкви и отечеству некоторыми зарубежными кругами во вред Церкви и нашей родины.
В качестве превентивной меры предложено всем епархиальным преосвященным положить распространению открытых писем решительный конец”.
Заканчивается так: ЭМы молим Кормчего святой Церкви Господа нашего Иисуса Христа да благословит Он Своё святое наследие миром, а соблазны, возникающие в жизни церковной, наш долг изживать, чтобы ничто не омрачало нормальной жизни нашей святой Церкви.
Молитвенно желаю всем преосвященным помощи Божией в их архипастырских трудах на благо святой Церкви”.
Может быть, впервые патриарх Алексий оказался в положении патриарха Сергия, то есть в положении предстоятеля, на котором лежит задача увещания. Что касается Сергия, то он с этой задачей справился успешно. Его пастырское послание Петергофскому приходу 1929 года — воистину это – не только увещание, но и пророчество.
“Клеветы на государственные органы” в письме не было. Именно поэтому оно и было послано Подгорному и Косыгину. Государственные органы отнюдь не сочли себя задетыми, абсолютно устранились от решения этого конфликта.
В какой‑то степени повторилась ситуация с подмётными письмами 20‑х годов, которые, конечно, были более оскорбительны, но разница в эпохе. Раскола в Церкви никто не хотел и гражданская власть тоже (инструкция Троцкого 1922 года давно не действует). Православная русская Церковь именно в это время признавалась властями, конечно, на своём пространстве жизни страны. И власти именно устранились, впервые, начиная с 1943 года, от участия в решении конфликта, в полной уверенности, что Патриархия разберётся сама.
Ещё одна прискорбная страница.
Архиепископ Гермоген Голубев в своё время, до войны в 20‑е годы был наместником Киево‑Печерской Лавры; и после закрытия Лавры, поскольку насельники не были разогнаны, им удалось пристроиться в Киеве. Гермоген Голубев жил в одном доме с известным схиархиепископом Антонием Абашидзе. Церковное воспитание Гермоген Голубев получил у Антония Абашидзе. Хиротонисан в архиереи Гермоген был после войны, управлял Ташкентской епархией, оттуда был смещён по требованию мирской власти и тогда же написал резкое письмо Хрущеву. Гермоген получил Калужскую кафедру, на которой он и пребывал до 1965 года.
Хорошо известно, что Гермоген был противником собора 1961 года – на собор явился, чтобы выступить против этого решения (оно было ему известно по постановлению Синода), но его на собор не допустили.
В 1965 году, после отставки Хрущева, он обратился к патриарху и Синоду с требованием дезавуировать решение архиерейского собора 1961 года. В обращении было ещё 7 подписей, поэтому это письмо 1965 года будем называть “Петицией восьми” (действия не имела). Эти “восемь”, кроме Гермогена, следующие: Леонид (Поляков), архиепископ Пермский, впоследствии митрополит Рижский и Латвийский; Вениамин (Новицкий), архиепископ Иркутский; Павел (Голышев), архиепископ Новосибирский; Михаил (Воскресенский), архиепископ Казанский; Михаил (Чуб), архиепископ Ставропольский; Никон (Фомичев), епископ Рижский; Григорий (Закаляк), епископ Мукачевский. В отношении этих семерых никакого громкого дела заводить не стали, ограничились “братскими советами” со стороны патриарха.
В ответ на петицию восьми 25 ноября 1965 года архиепископ Гермоген был освобождён от управления Калужской епархией, но, чтобы его не запрещать в священнослужении, от него истребовали прошение об уходе на покой[4]. Патриарх, конечно, надеялся, что он догадается пересидеть – как только установятся благоприятные условия, то Гермоген получил бы новую епархию.
Но у Гермогена, видимо, произошло то, что называется болезнью нетерпеливого сердца. 25 декабря 1967 года Гермоген обращается с новым заявлением на имя патриарха. Это заявление напоминает письмо 32‑х 1905 года, то есть оно требует заведомо не выполнимых вещей. Письмо 32‑х требовало в синодальный период отмены синодальной системы и возвращения к священным канонам Церкви (вот именно кабинетные мечтатели!).
А теперь архиепископ Гермоген требует возвращения к постановлениям Собора 1917-1918 года. Но Собор 1917-1918 года в своей организации внутрицерковной жизни и в своих церковно‑государственных положениях ориентировался не на большевиков, а на Временное правительство, то есть на тот статус, который был при Временном правительстве предварительно определён.
Вот эти епархиальные собрания 1917 года, которые выбирали архиерея, Гермоген предлагал возродить. Но и на Соборе 1917-1918 года были люди, вроде Матвея Померанцева, которые требовали отмены выборов. Требование о выборах было практически не выполнимо, так как даже благочиннический округ не мог собраться на собрание — не зарегистрированное. Вертикаль церковной власти едва‑едва терпелась, епархиальные собрания вообще не были практикой.
Против чего фактически возражал Гермоген Голубев? Против того, что архиереи на епархии назначаются. Так они и сейчас назначаются, как сказал Сергий: “Моя программа – программа Духа Святого, мы живём по нужде каждого дня”. Да и патриарх Тихон после освобождения 27 июня 1923 года обыкновенно назначал архиереев своим личным распоряжением, никакие епархиальные собрания не практиковались и при Тихоне.
Гермоген пишет: “Архиерейские назначения зависят в настоящее время от председателя Совета по делам религий в гораздо большей степени, чем они зависели в царской России от обер‑прокурора Синода”.
Это не верно. Обер‑прокуроры Синода и тогда бывали разные. Такие люди, как граф Александр Петрович Толстой, всячески охраняли свободу Церкви, а такой прокурор, как граф Протасов, действовал методами авторитарными и ни с какими архиереями не церемонился и удалил из Синода и Филарета Московского и Филарета Киевского.
Далее. Гермоген сетует на то, что “положение Русской Православной Церкви 1945 года отменило канонические положения Собора 1917-1918 годов”.
Собор 1917-1918 годов – поместный собор, канонические правила на нём не могли быть приняты. Канонические правила принял Трульский собор и дополнения привнёс VII‑й Вселенский Собор.
И далее. “Положение 1945 года вносит неясность в такие основные вопросы русской жизни, как сроки созыва очередных соборов, как вопросы формирования Синода и епископата; ничего не говорит о порядке выбора патриарха”[5].
Своё заявление архиепископ Гермоген называет”справкой” и пишет так:
“1. Патриарх избирается на соборе, состоящим из епископов, клириков и мирян.
- Избрание происходит закрытым голосованием
- В избрании участвуют все члены собора – епископы, клирики и миряне”.
Это тоже не совсем верно. На соборе 1917-1918 годов закрытым голосованием были избраны три кандидата, а далее, это предварительное избрание должно было быть перенесено на епископское совещание. Епископское совещание отказалось (не желая брать на свою совесть) брать на себя эту “тяжесть мира”, предложило священную жеребьёвку и на престол был возведён святитель Тихон Московский.
Конечно, вопрос этот сложный. Избрание Сергия произошло на небесах ещё в 1933 году, то есть за 10 лет до его земной интронизации. Возвещено это было архиепископу Арсению Смоленцу.
Что же касается патриарха Алексия I, то он был избран открытым голосованием, будучи уже местоблюстителем по завещанию Сергия; само же его патриаршее служение было предсказанопреподобным Серафимом Вырицким ещё в 1032 году.
Трудно сказать о том, какое решение, если бы оно было положительным, предложил бы Гермоген. Патриарх избирается пожизненно и поэтому только после кончины Алексия I эти предложения могли вступить в силу.
Гермоген Голубев переживёт патриарха Алексия I и останется на покое в Жировицком монастыре, но на собор 1971 года его даже не пригласили.
Отправка Гермогена в Жировицкий монастырь патриархом Алексием I состоялась — без участия сердца. Когда Алексий думал о местоблюстительстве и советовался об этом со своим духовным другом схимонахиней Марией Маковкиной и просил её молиться о Божьей воле, то первым, кого она назвала, был Гермоген Голубев. Патриарх схватился за голову и сказал – как же можно писать такое завещание, когда его могут просто не выпустить из Жировицкого монастыря?
После второй молитвы схимонахиня Мария назвала другую кандидатуру: Антония Блюма; но тот не был советским гражданином – патриарх по положению 1945 года должен быть гражданином страны. После третьей молитвы – Пимен.
После переезда в Жировицкий монастырь Гермоген только молился и ни в каких деяниях участия уже не принимал, писем не рассылал. Скончался Гермоген при Пимене в 1978 году христианской кончиной.
[1] Религиозные митинги, крестные ходы, организованные без согласования с властями.
[2] Архиерейский собор 1961 года по реформе приходского устава.
[3] Но все эти положения относятся к обвинению частному.
[4] Цена таким прошениям известна — и от Николая Ярушевича в своё время тоже истребовали такое прошение.
[5] Положение 1945 говорит, что патриарх избирается на поместном соборе Русской Православной Церкви, но в приципе может быть избран и архиерейским собором.