Список лекций Новейшая история Русской Православной Церкви (1917-2000)
Триумфальное шествие Московской патриархии: 1945 – 1946 годы.
РПЦЗ до войны и сразу после.
- Русское церковное общество “карловацкой ориентации” после 1934 года. Послание патриарха АлексияI от 10 августа (н.с.) 1945 года.
- Отклики на патриаршее послание в русском рассеянии:
а) Финляндия и Валаам;
б) Приходы РПЦЗ в Австрии и Германии;
в) Дальний Восток.
- Заключение об РПЦЗ после войны.
В 1934 году получили запрещение восемь архиереев карловацкой ориентации: Антоний Храповицкий, Анастасий Грибановский, Мелетий Заборовский (Дальневосточный, бывший Забайкальский), Серафим Лукьянов (бывший Финляндский), Нестор Анисимов (бывший Камчатский), Тихон Лященко (Германия), Тихон Троицкий (Америка) и Виктор Святин (Пекинский). Этим запрещением в 1934 году пренебрегла Сербская Церковь и продолжала с ними общаться и литургически и канонически. В 1935 году в Сербии за чашкой чая Анастасия Грибановского возвели в сан митрополита.
На Московском Соборе 1945 года (январь-февраль), хотя и в основном решались местные задачи, но было и осуждение фашизма, как идеологии, к которому присоединились восемь автокефальных Церквей. На Соборе проходили и разные совещания, на которых было принято решение – все Восточные патриархаты и патриархаты Западной Европы порвали молитвенно-канонические и литургические связи с духовенством и иерархией карловацкой ориентации. То есть, карловчане стали как отломленная ветвь – она ещё некоторое время может цвести и даже плодоносить, хотя плоды не созревают, а потом должна была засохнуть.
Митрополит Анастасий и клир и миряне оказываются вне единого древа вселенского православия.
10 августа 1945 года патриарх Алексий I обращается к членам русского рассеяния: “К архипастырям и клиру так называемой карловацкой ориентации.”
Патриарх писал:
“Когда нашу родину постигло тяжелое и страшное военное испытание, тогда можно было ожидать, что, по крайней мере, служители Церкви Божией, оказавшиеся за границей, сольются с русским народом в чувстве любви к родине и в стремлении всеми силами встать на её защиту.
Ожидалось, что этим порывом будут поглощены все разногласия и что этот порыв приведёт людей, отколовшихся от Матери-церкви, вновь в её ограду.
Но напрасными оказались и эти надежды. В течение всего военного времени, потерявшие связь не только с родною Церковью, но и с родиной, руководители русской жизни в эмиграции, продолжали служить врагу и захватчику, открыто выступив на стороне Гитлера и совершая публичные молитвы о его победе”.
И это произошло задолго до второй мировой войны, это произошло сразу же, как только Гитлер пришел к власти. Об этом пишет в своих “Путевых записках на автомобиле по Европе” Георгий Иванов (в 3‑х томах, 2 том).
“И это произошло в то время, когда очень многие из русских за рубежом, прежде враждебно настроенные к нашему Союзу, решительно изменили своё отношение к родине”.
Патриарх завершает так.
“Испробовав, безусловно, все средства к сохранению церковного мира и единства и к обращению отступивших от общения с Православной Русской Церковью, мы настоящим нашим посланием в последний раз простираем к ним слово увещания и предлагаем принести покаяние перед Церковью в сознании того, что, как учит святой Иоанн Златоуст, – разрывать единство и полноту Церкви не меньшее зло, чем создавать ересь.
Это последний призыв. Над теми, кто останется глухим к нашему отеческому призыву, будет подтверждено вышеупомянутое решение Священного Синода Русской Православной Церкви 1934 года.
Молим Господа, да вразумит Он поставивших свой разум выше разума Церкви и в гордыне своей пребывающих в упорном окостенении и по Своему бесконечному милосердию да приведёт заблудших в ограду Церкви Своей, которая есть единый ковчег спасения и единый путь к Небесному Царствию”.
Именно с этим посланием патриарха прибывает в Париж 24 августа 1945 года митрополит Николай Крутицкий (Ярушевич).
К этому моменту не только все православные Церкви открестились от карловачества, но многие приверженцы карловчан физически уже не существовали: кто‑то умер, Гермогена в Югославии расстреляли по приказу Тито. В Югославии при Тито никого из иерархов РПЦЗ не осталось – переехали в Мюнхен, так как – не советская зона оккупации.
Митрополит Серафим Лукъянов, когда‑то – правящий архиерей Синодальной Церкви по Западной Европе, присоединился к РПЦ с тридцатью приходами в начале сентября 1945 года (на следующий день после Евлогия).
В конце сентября 1945 года митрополит Григорий Чуков выезжает в Финляндию. В своё время, при наступлении советских войск по берегам Ладоги, вся Валаамская братия, захватив с собой священные сосуды и архив перебазировалась, в Финляндию. Но и в Финляндии мира между ними нет. Финская Православная Церковь уже давно перешла на новый стиль – между братией сразу же разделение: новостильники, которые подчиняются финляндскому предстоятелю и его Синоду, и старостильники, которые перешли в подчинение карловацкому архиерейскому Синоду.
Приезжает к ним митрополит Ленинградский Григорий (Чуков); а все поездки наших архиереев абсолютно улажены министерством иностранных дел и послы выезжают встречать их, то есть, это дело столько же церковное, сколько же и государственное.
Митрополит Григорий проводит переговоры с предстоятелем Финляндской Православной Церкви. Автономия финской епархии была дана в 1920 году ВЦУ[1] под председательством патриарха Тихона. В период между двумя войнами Финская автономная Церковь перешла в подчинение Константинопольского патриарха, но подчинение было чисто номинальным. Было заключено своего рода “церковное перемирие” – каноническое общение было восстановлено.
Полностью автономия Финляндской Православной Церкви будет оформлена в 1957 году 30 апреля, а утверждение получит на Поместном Соборе Русской Православной Церкви 1971 года.
Но главная забота митрополита Григория — Валаам. Валаамская обитель воссоединилась 5 октября, за ней Коневская женская обитель и 6-7 октября торжественное восстановление молитвенно-канонических и литургических связей с этой с не выясненными правами автономией. Ясно было, что и автономия и автокефалия впоследствии будут даны. Православная Финляндия тоже оказывается в общении с РПЦ в 1945 году.
12 октября митрополит Григорий держал путь в Москву. Его довольно часто использовали для заграничных поездок. После кончины митрополита Григория в 1955 году Вениамин Федченков напишет, что просто перетрудился человек с этими бесконечными переездами.
Два выдающихся деятеля Русской Православной Церкви едут из Москвы на Запад – архиепископ Фотий Тапиро — в Австрию и в Чехословакию; протоиерей Колчицкий — в Германию.
Фотий учился в Петербургской Духовной Академии, когда там ректором был Сергий; до войны побывал в григорианском расколе; в 1943 году окончательно присоединился. Фотия использовать было очень полезно – человек, который побывал в расколе и сам себя чувствует виноватым, всегда к другим виноватым снисходителен.
Как ведёт себя Фотий в Австрии? Очень похоже на то, как вёл себя Мануил Лемешевский в Петрограде в 1923 году. Фотий едет в Австрию с тем настроением, что его там ждут — не дождутся, и так, как будто там никакого раскола не было, – просто сразу входит в храмы, ему организуют тут же архиерейские встречи – на следующий день служит уже вместе со всеми.
В Чехословакии – тем более. В Праге архиепископ Сергий (Королёв) Пражский, который подчинялся Евлогию, принял Фотия с распростёртыми объятиями. (Сергий Королёв скончается митрополитом Казанским и умрёт, оплаканный всей паствой). Фотий не только всех сразу присоединил, но и тут же озадачил – поручил открыть новые приходы в Карлсбаде, Пильзене.
Что касается православной Чехии, то он сразу же обещал им автокефалию, сказал, что это требование законное, но не сиюминутное — епископ Чешской Православной Церкви Горазд – расстрелян в 1942 году, укрепим и тогда дадим.
Германия. Туда поехал протопресвитер Николай Колчицкий. Колчицкий приехал в те города, где были православные храмы и находились в советской зоне оккупации. Это такие города как: Берлин, Потсдам, Лейпциг, Дрезден.
Во время между 1933 и 1945 годами Германия и особенно министерство культов (Kultus ministerium) озаботилось делами Русской Православной Церкви на германской территории. На тот момент в Германии было две юрисдикции: евлогиевская и карловацкая.
Карловчане поставили для управления немца по национальности епископа, а позднее и митрополита, Серафима Лядэ, обновленческой хиротонии. Приняли эту хиротонию полностью без перерукоположения, чего не позволял Сергий никогда. После поставления Серафима Лядэ с помощью Kultus ministerium всеми правдами и неправдами стараются перевести девять евлогиевских приходов к Серафиму Лядэ, в епархию Берлинскую и Германскую.
Устояли три, и то только потому, что у приходов не было никакого имущества им принадлежащего. Но, к счастью, благочинным германских церквей был Иоанн Шаховской.
Иоанн Шаховской великолепно умел беседовать с германскими чиновниками: князь по происхождению и об этом все знали, поэтому у него были высокие покровители – герцог Лейхтенбергский, например. В результате Иоанну Шаховскому удалось отстоять три прихода: один в Данциге (будущий Гданьск), в Дрездене, где был протоиерей Сергий Положенский и один в Берлине на улице Находштрассе В Германии – расцвет Иоанна Шаховского как проповедника[2].
После прихода советских войск Серафим Лядэ переехал в другое место, а все остальные русские эмигранты — и пастыри, и миряне, хотя и побаивались, но очень ждали освободителей. К этому времени вышел из фашистского концлагеря архиепископ Александр Немоловский, который тоже стал ждать освободителей (мирских и духовных) вместе со всеми.
Является протопресвитер Колчицкий, управляющий делами Московской патриархии.
В своей речи[3] в честь присоединения владыка Александр Немоловский сказал: “Двадцатипятилетняя жизнь в эмиграции через многие скорби и печали научила всех быть крайне осторожными, подозрительными, а почти шесть лет войны, в особенности последний год, с постоянными налётами бомбовозов сделали некоторых невменяемыми и, вообще, у всех довели нервы до крайней степени кипения.
Не удивительно, что приезд из Москвы представителя Вашего Святейшества привёл многих в смущение, – каково будет сие целование? А некоторых объял страх, боязнь расправы.
Но после общения с Высокопреподобными делегатами, их беседы с батюшками и мирянами, их общедоступность, готовность отвечать на все вопросы, даже внешний вид почтенных пастырей Святой Руси рассеяли всякие подозрения, так что торжественное богослужение протекло в полном благолепии и по чину и верующие с радостными чувствами подходили к святому кресту и, лобызая его с любовью, лобызали десницу отца протопресвитера Николая Колчицкого”.
Всю Восточную Германию присоединили, оставили её за Александром Немоловским и его же назначили архипастырем всех бельгийских приходов.
Александр Немоловский останется верным Русской Православной Церкви даже после того, как бывшая евлогиевская епархия опять отойдёт к Константинополю. Александр Немоловский останется с титулом Бельгийский и Брюссельский Московской патриархии. После его кончины на эту кафедру поставят Василия Кривошеина[4], который тоже бывший эмигрант и участник белого движения.
Александр Немоловский будет назначен (временно) викарием Евлогия, а после смерти Евлогия и отхода Западноевропейского экзархата станет правящим архиереем епархии Бельгийской и Брюссельской, а через некоторое время в Германию будет назначен свой архиерей.
Дальний Восток.
Эмиграция Дальнего Востока (Шанхайская, Харбинская, отчасти, Японская) настолько была неопределенна граждански, что у них даже не было нансеновских паспортов. До сих пор не известно, сколько их было. Точно известно, что нансеновских паспортов 860 тысяч штук. До этой эмиграции фактически руки не доходили ни у кого. Эмигранты Дальнего Востока не возносили имени Сергия и поминали так: митрополитов, архиепископов, епископов Русской Православной Церкви и богохранимую страну российскую (без властей и воинства).
Не сразу дошло на Дальний Восток известие и о Соборе 1945 года, потому что в газетах об этом писали скупо, сведения дошли уже после Собора. После получения известия о Соборе эмигранты Дальнего Востока написали письмо патриарху.
“Наша Дальневосточная церковь за границей и, в частности, Харбинская епархия в течение всего своего существования с 1922 года по милости Божией пользовалась тишиной и миром во внутренней своей жизни – церкви умножались, приходы устроялись, насаждались рассадники духовного просвещения, богословский факультет и духовная семинария. Вся наша жизнь текла по указаниям соборного определения 1917-1918 годов и по заветам патриарха Тихона.
Но каждый из нас в эти долгие годы переживал великую душевную тяжесть, будучи оторван прошедшими событиями от нашей святой матери Российской Православной Церкви.
В настоящее время, благодаря великой милости Господней, снова радостью забились сердца наши, ибо, почитая себя верными сынами святой матери нашей Русской Православной Церкви,[5] мы снова имеем возможность возносить в молитвах наших первосвятителя Церкви Российския Святейшего отца нашего Алексия, патриарха Московского и всея Руси, законного преемника Святейшего патриарха Тихона, избранного поместным Собором 1945 года, имеющим каноническую связь с прошлым Собором 1917-1918 годов.
Смиренно припадая к стопам Вашего Святейшества и, испрашивая Вашего первосвятительского благословения, усердно молим Ваше Святейшество раскрыть нам объятья отца, принять нас под высокую руку Вашего первосвятительского окормления”[6].
Как только патриарх Алексий через министерство иностранных дел получил это послание, то немедленно взялся за дело. Письмо помечено 26 июля (собор архангела Гавриила). Было решено послать на Дальний Восток Елевферия Воронцова, тогда Ростовского, а через некоторое время возглавит православную церковь в Чехословакии.
Акт воссоединения подписан обеими сторонами. От дальневосточников Мелетий (Заборовский) Забайкальский[7] (он и раньше был Забайкальским); два викария – Димитрий Хайларский и Ювеналий Цицикарский; Нестор Анисимов – бывший апостол Камчатки.
Нестора Анисимова, который в 1946 году при загадочных обстоятельствах переедет в центральную Россию, посадят и дадут пять лет; выйдет (после ссылки) в 1955 году, получит кафедру – последняя кафедра Кировоградская, похоронен он в ограде Преображенской церкви в Переделкине.
Позднее патриарх Алексий исхлопочет для всех из‑за рубежа полное прощение, после 50‑го года уже не было проблем. Например, после приезда Серафима Лукъянова ему никто не напоминал о довольно плотных связях с немецко‑фашистами.
После того, как все у нас присоединились, у Анастасия Грибановского осталось три человека[8] – ни церковного центра, ничего, какой Синод? По 12 правилу Карфагенского собора трёх человек достаточно только для канонического суда над дьяконом.
В Москве, видимо, рассчитывали на то, что Анастасий Грибановский тоже присоединиться, но не получилось. Анастасий был настроен непримиримо многие годы и каяться отнюдь не желал, а “малая закваска квасит всё тело” (1Кор.гл.5,ст.6). Но, казалось бы – где взять людей, которых он повёл бы за собой?
Анастасий не мог найти людей среди первой русской эмиграции – старой, усталой, истосковавшейся до последней степени по родине. Старая эмиграция либо возвращается на родину, как Казем-Бек Александр Львович (глава младороссов), как братья Кривошеины, либо остаётся буквально подвывая. Лучший выразитель этого настроения Сергий Иванов – ‘ну объясни, что сталось с нами и отчего я – эмигрант?”.
Вторая эмиграция, перемещённые лица и особенно военнопленные, но и ОСТы (рабочие, которых вывозили в Германию), чувствующие себя обманутыми и преданными и которые не попали под насильственную репатриацию – вот куда устремил свои усилия Анастасий. (В американских оккупационных зонах бывших военнопленных и ОСТов охраняли слабо, как бы давая понять – разбегайтесь).
В формированиях РОА (Российская освободительная армия), то есть у Власова с Буняченко, только профессиональные военные, а ОСТы тянутся к вере – это и есть бывшие прихожане Иоанна Шаховского, условно говоря. Но они в своей массе были церковно неграмотными людьми.
Были среди них и люди заведомо верующие. В частности, священники‑непоминовенцы, вроде отца Адриана Рымаренко, который ещё принимал участие в погребении Нектария Оптинского. Именно священники‑непоминовенцы и начали пополнять ряды зарубежной иерархии. Адриан Рымаренко – будущий епископ Андрей Рокландский.
Были и обычные священники Русской Православной Церкви, бывшие законопослушные, бывшие поминовенцы, но и они быстро сдали прежние позиции и влились в Русскую Православную Церковь за рубежом.
Патриарх Сергий вывел их всех на дорогу святости за счёт одного канонического послушания, на путь святости в полном смысле слова, то есть – это царство Божие, которое внутри нас. Это по слову апостола Павла – “не пища и питие, а мир и праведность и радость о Духе Святе” (к Рим. гл.14, ст.17).
Но очень высоко, это – цель христианской жизни, но и на подступах к святости требуется покаяние, смирение и любовь. Как в своё время сказал Пимен Великий: “Любовь – дочь смирения”, а уж тем более, любовь к врагам. И вот многие русские священнослужители, выведенные на путь святости, по нему не пошли.
После этого станет “беспощадно ясно”, как сказал бы Блок, почему всё вышло так, как вышло. Уже весной 1946 года у митрополита Анастасия было 26 архиереев, то есть вполне солидное церковное образование. 10 мая 1946 года, через 9 месяцев после обращения патриарха Алексия Зарубежная Церковь написала ответ. Где, в частности, было сказано так:
“Мы не находим для себя нравственно возможным пойти навстречу этим призывам до тех пор, пока высшая церковная власть в России находится в противоестественном союзе с безбожной властью и пока вся Русская Церковь лишена, присущей ей по её божественной природе истинной свободы”.
Именно на этой ноте они играли все годы – 60 лет и продолжают по сю пору. Апостол сказал в своё время – где Дух Господень, там свобода (2Кор.3.17), но для митрополита Анастасия это не звучало.
В том же 1946 году митрополит Вениамин (Федченков), экзарх Северной Америки и Аляски, подготовил для Московской Патриархии обширный материал, где и изложил историю русского рассеяния (в церковном аспекте) за период 1920 — 1941 годы. Конечно, этот исторический обзор (правильнее та́к назвать) предназначался столько же для Америки (куда и предстояло перебазироваться РПЦЗ в 1950 году), сколько и для Московской Патриархии. По поводу “несвободы” Русской Православной Церкви он пишет так: “С какой бы стороны ни посмотреть, непредубеждённому человеку будет ясно, что такую, а не иную “политику” по отношению к Советской власти Мать‑Церковь приняла по мотивам религиозным, духовным, а не под давлением власти, и не из‑за страха перед ней, и конечно уж не из‑за собственных “домашних” выгод. Да и о каких выгодах можно говорить в Русской Церкви, когда она столько страдала! Но увы, и сейчас ещё бросают во всех, кто не согласен с этими обвинителями.
Нет не “продалась” наша Матерь, а была и осталась Матерью для своих детей, не только для оставшихся во дворе её, но и ушедших “в страну далече”, как евангельский блудный сын.
Такова “религиозная политика” в “политике государственной”. Это не политика, а мудрая любовь.” (курсив автора – В.Е.)
[1] Высшее Церковное Управление, т.е. Соединённое присутствие Священного Синода и Высшего Церковного Совета под председательством патриарха Тихона.
[2] Рекомендую прочесть очерк Иоанна Шаховского “Город в огне”.
[3] Это были выдержки из письма патриарху, которое владыка Александр передал через Колчицкого.
[4] Скончается в 1985 году.
[5] Здесь они как раз и пишут, как они возносили своё поминовение.
[6] О патриархе Сергии умолчали, но дальше не торгуются (Париж торговался).
[7] Умер в 1946 году.
[8] Один из них епископ Антоний Бартошевич.