Список лекций Новейшая история Русской Православной Церкви (1917-2000)

Митрополит Сергий – кормчий корабля церковного. “Божий ратник”.

1. Христовы свидетели в России и за рубежом. Удостоверение преподобного Алексия Зосимовского. Письмо 1928 года Иоанна Шаховского митрополиту Сергию. Воспитание Христовых исповедников – свидетельство Натальи Китер.
2. Новый Ярославский раскол: февраль — май 1928 года. Письмо архиепископа Серафима (Самойловича) митрополиту Сергию.
3. Ликвидация Ярославского раскола. Заключение.

---

4. Пророчество-толкование митрополита Сергия на пророка Иеремию (гл.29): семьдесят лет советского плена – наставление пленникам.

Подметные письма, которые, как правило, шли без подписи – это лжесвидетельства, а люди, их писавшие, выступают как церковные провокаторы. Контр-свидетельства подметным письмам, Христовы свидетельства, — все были удостоверены именами.

Ведущее место среди них занимал старец Алексий Зосимовский, прославленный в 2000-м году на юбилейном соборе, тот самый, который вынимал жребий патриарха Тихона. Господь судил ему пережить и закрытие Смоленской Зосимовой пустыни, и он переехал в Сергиев Посад, где его никто не беспокоил. Старец Алексий Зосимовский жил на квартире у одной из духовных дочерей Иоанна Кронштадского Веры Тимофеевны Верховцевой.

Алексию Зосимовскому Господь судил дожить до 2 ноября (н.ст.) 1928 года, то есть время Декларации он застал и дал своё свидетельство на полное оповещение верующих.

Свидетельство преподобного Алексия Зосимовского:

1. Давно надо было (речь шла об обязательном поминовении властей – В.Е.); только молитвой за них мы можем разрушить все стены ненависти, которые встали сейчас между нами.
2. (О сомнениях в полномочиях митрополита Сергия) Митрополит Сергий – законный, надо его слушаться.
3. Когда ему указывали на противление или оппозицию когда-то авторитетных иерархов, прежде всего, Феодора Поздеевского, он отвечал – “это умные люди всё мудрят, а мы – глупые, нам надо слушаться”. (“Умные люди всё мудрят”, – конечно, речь идёт о “мудрости века сего” ср. — 1Кор.1.20).

Свидетельство из-за рубежа.

Иоанн Шаховской, в разрез с постановлением карловацкого Синода от 9 сентября 1927 года, обращается к Сергию с личным и частным письмом. Не зная адреса, он посылает его просто заказным. Иоанн Шаховской в это время был иеромонах и состоял в непосредственном подчинении митрополита Антония (Храповицкого).

Частные письма могут писать все, так как 11-е правило Антиохийского собора запрещает обращение к властям, а обращение к своему законному первоиерарху, да ещё и частным закрытым письмом, не возбраняется – это обращение к пастырю (письмо было направлено в 1928 году, а опубликовано в 1998 году).

Пишет он так:

“Ваше Высокопреосвященство, всемилостивый пастырь и отец!

Я, иеромонах Иоанн, настоятель русского православного прихода в городе Белая Церковь в Югославии. Мой приход – одни из тех нескольких, состоящих под непосредственным ведением митрополита Антония.

Я даже обслуживаю два прихода: другой во Вршаце. Заменить меня здесь некому, священников здесь почти нет и, если бы я ушел, приход остался бы без окормления.

Состоя под ведением митрополита Антония, я, тем не менее, по совести своей не могу разделять его воззрения как на митрополита Евлогия, так и на Ваш патриарший Синод.

(Дальше Иоанн объясняет, что если он даст подписку о лояльности, то ему немедленно придётся из этого прихода уйти – идёт прямое насилие над пастырской совестью).

Верующие сейчас поистине – малые сии, которые не разбираются в вопросах высокой духовной политики и я, как посредник, не только меж Господом и ими, но и меж Вами – Высшей церковной властью — и ими, не смог их вводить в то, от чего они стоят очень далеко.

Владыка святый[1], я не мог иначе поступить. Люди ведь все уставшие, больные, жаждущие мира – во имя Духа Господня я не дал подписку, хотя всячески поддерживал тех, кто дал её, и даже спорил с теми, кто не считал возможным давать её. Сколь мог защищал Ваш путь, по которому Вы повели корабль русской Церкви.

Духовно я всецело подчинён Вам, владыка святый; молю Бога, чтобы Он укрепил Вас, чтобы помог Вам, но мне представляется невозможным, чтобы Вы хотели ущерба церковной жизни. То есть, мне кажется, что, служа Церкви здесь, служа по совести, а не для прибытка,[2] я тем самым подчиняюсь Вам по духу и исполняю Вашу волю, ибо Ваша воля идти за Божией волей, а Господня воля не может разрешить разрушать жизнь прихода из-за того, что митрополит Антоний не подчиняется Высшей церковной власти.

Владыко святый! Земно кланяюсь Вам, простите мою просьбу – найдите путь неукорный для здешних христиан; они не понимают Вас, поймите их, всемилостивый владыко, здесь болезнь, врачуемая компрессами и примочками – так она рассосётся, иначе ничего, кроме смятения и отчуждения друг от друга, не получится.

Чувствуется, как важна была Ваша поддержка невинно пострадавшему от карловацкого собора митрополиту Евлогию. Но если бы можно было, локализовав неправедный огонь, не возжигать праведного. Владыка святый, чувствую, что я – ничто, чтобы рассуждать об этом, но пишу Вам как отцу, чтобы осведомить Вас об одной из сторон церковной жизни.

Был бы безмерно облагодетельствован, если бы Вы благоволили ответить мне, хотя бы в виде конкретных указаний действия. Что делать мне, настоятелю синодального карловацкого прихода, духовно всецело признающего Вас и вполне могущего дать подписку о лояльности к Советской власти, но долженствующего после этого бросить живую приходскую работу, оставить на произвол судьбы всех своих близких чад духовных и даже внести в среду их соблазн. Что конкретно делать?

Июль-август 1928 года, Белая Церковь”.

Это письмо (в копии) иеромонах Иоанн пошлет и митрополиту Евлогию, а окончательно он уйдет из юрисдикции карловацкого Синода в 1931 году.

Конечно, главное церковное дело в это время совершается в Москве, а не за границей. Уже после войны в 1948 году Иоанну Шаховскому (уже епископу) будет направлено открытое письмо от карловчан, где сказано так: “В России Церковь обязана в храмах молиться за антихристову власть и за ее успехи и говорить проповеди в храмах о вожде, посланном Богом,[3] о необходимости голосовать за блок коммунистов и беспартийных, о том, что мученики – не мученики, а пособники чёрного дела. При всём этом не следует забывать, что и тайна исповеди, происходящей в храмах, также не может быть соблюдена”.

На это письмо отвечает женщина, Наталия Китер,пережившая войну, но ушедшая на Запад вместе с отступающей немецкой армией. Она пишет: “За все годы пребывания в России я ни разу не слыхала проповеди о вожде или выборах и тому подобное. Наоборот, нашими священниками строго осуждались всякие политические разговоры в устах священника. Да, мы молились о них, о гонителях наших, но не так, как утверждают наши враги. Мы молились о гонителях только келейно. Наши духовные отцы (сами – исповедники и мученики) учили нас молиться за своих гонителей и мучителей; не о благоденствии их, но о вразумлении и просвещении светом Богопознания; они скорбели о них, не забывая, за страданиями, видеть и в них когда-то чистый и прекрасный образ Божий, первозданную красоту, ныне поруганную и близкую к личной гибели.

Помню, как это было вначале трудно, невольно сжимались кулаки при виде сытого спокойствия мучителей, в то время как близкие наши, кровь нашего сердца, умирают в страшных мучениях. С великим принуждением себя мы начинали такую молитву, но, в конце концов, после усиленной молитвы о даровании молитвы за них, Господь помогал; победив недоброе чувство, так что с какой-то просветленной лёгкостью освобождения читали эту молитву, подчас дежуря у ворот тюрьмы в ожидании, не погонят ли этап.

Это светлое чувство внутренней освобождённости надо пережить, рассказать его нельзя.

Вот текст молитвы, сложившийся в сердце: “Братий наших гонителей помилуй и пощади, долготерпеливе Господи, не ведают бо, что творят; просвети их светом познания Твоего и, аще возможно, приведи их к покаянию. Да не погибнут люто души, по образу и подобию Твоему созданные”.

Не страстная нетерпимая ненависть обновит и спасёт мир, но любовь и жалость – жалость к ним; не вражда к ненавидящим и гонящим, но милость. Этой любовью, которой жили наши духовные отцы и которую они пытались пробудить и в нас, исполнены были и пустынники первых веков и не она ли заставляла их подчас от сжигающей их жалости дерзновенно молиться о спасении самих демонов?”[4]

“Братий наших гонителей помилуй и пощади, долготерпеливе Господи …” – эта молитва оказалась в высшей степени действенной: сам 1937 год произошел, конечно же, по промыслу Божию и по молитвам Церкви. Конечно, надо было этих братьев-гонителей вывести из прежнего духовного состояния, то есть сытого кабаньего спокойствия; нужно было, чтобы они все почувствовали над собой дамоклов меч сталинских репрессий. Как сказал Солженицын, “оттянув две десятки” на Колыме, они действительно более к палачеству станут не способны, даже изнутри, а многие и покаются.

Кольцо вокруг Церкви после Декларации сжималось, пока не дошло до предела, а этот предел есть сердце человеческое. И с такой сердечной молитвой за своих гонителей, Церковь стала непобедимой: первая безбожная пятилетка захлебнулась на половине пути, в 1930 году (см. Приложение 1), а вторую безбожную пятилетку, начиная с 1932 года, не удалось даже открыть.

Но подрывная работа, которая всё-таки велась против Церкви (подмётные письма и так далее), имела свои корни, из которых появились и ростки. 6 февраля 1928 года Сергий получил официальное заявление митрополита Агафангела и трёх его викариев, а также митрополита Иосифа Петровых, не допущенного властями на Ленинградскую кафедру.

Викарии были следующие: Серафим Самойлович, архиепископ Угличский, Евгений Кобранов, епископ Муромский (затем Ростовский), и Варлаам Ряшенцев, бывший Пермский, изгнанный с кафедры, в то время управлял Любимским викариатством Ярославской епархии.

Заявление митрополита Агафангела и остальных.

Его Высокопреосвященству Высокопреосвященнейшему митрополиту Сергию, заместителю патриаршего местоблюстителя.

Ваше Высокопреосвященство.

Хотя ни церковные каноны, ни практика кафолической Церкви православной, ни постановления Всероссийского церковного Собора 1917-1918 годов далеко не оправдывают Вашего стояния у кормила Высшего управления нашей отечественной Церковью, мы, нижеподписавшиеся, ради блага и мира церковного считали делом своей совести быть в единении с Вами и иерархическом Вам подчинении.

Все ссылаются на церковные каноны: и обновленцы в 1923 году на своём лже-соборе, и ярославские иерархи тоже, но не приводя ни одного канонического правила. В это время русское духовенство в подавляющем своём большинстве было канонически безграмотным. Канонисты, главным образом, в Русской Церкви были из среды мирян, например, Иринарх Стратонов и профессор С.Е. Троицкий.

Митрополит Сергий (Страгородский) был тоже замечательный канонист и среди русского епископата буквально смотрелся как белая ворона.

Конечно, никакого канонического правила, которое бы возбраняло Сергию восприять предстоятельские полномочия, то есть права и обязанности “первого епископа”, на этот счёт нет. И, наоборот, 14-е правило Двукратного собора безусловно возбраняет отделяться от своего первого иерарха без соборного суда епископов. Всякий раскол начинается как раз с восхищения какой-либо церковной группой права суда, ей не принадлежащего.

14-е правило Двукратного собора.

“Аще который епископ, поставляя предлогом вину своего митрополита прежде соборного рассмотрения отступит от общения с ним и не будет возносити имя его по обычаю в Божественном тайнодействии, о таковом святый собор определил – да будет низложен, аще токмо обличен будет, яко отступил от своего митрополита и сотворил раскол, ибо каждый должен ведати свою меру.

И ниже пресвитер да пренебрегает своего епископа, ниже епископ своего митрополита”.

Агафангел и его викарии в вину Сергию “поставляют” Декларацию и в ней они пытаются усмотреть, что “по Вашей программе начало духовное и божественное в домостроительстве церковном всецело подчиняется началу мирскому и земному; во главу угла полагается не всемерное попечение об ограждении истинной веры и христианского благочестия, а никому и ничему не нужное угодничество “внешним”, не оставляющее места для важнейшего условия устроения внутренней церковной жизни по заветам Христа и Евангелия — свободы, дарованной Церкви ее Небесным Основателем и присущей самой природе ее — Церкви.

Цитат из Декларации не приведено; то есть, на каком тексте они основывают таковое утверждение, нигде не сказано. Затем Сергия обвинят в том, что он навязывает Церкви “политиканство и заигрывания” и в то же время упомянуто, что “самой же гражданской властью даны права свободного устроения внутренней религиозной жизни церковного общества, а именно, избрание общинами верующих духовных руководителей себе”[5].

Это верно, что по смыслу Декрета об отделении Церкви от государства любая двадцатка могла выбирать священника, в том числе и не канонически рукоположенного, и могла избирать любую юрисдикцию или переходить в секту. Это и назвал Господь, что сатана просил сеять вас как пшеницу, но Я молился о тебе (об апостоле Петре) – да не оскудеет вера твоя; и ты некогда, обратившись, утверди братий твоих (Лк.22.31-32).

По соборному (1917-1918 года) положению о приходе священник назначается в приход правящим архиереем и только учитывается пожелание прихода.

Всё это и многое другое в области Вашего управления Церковью, являясь, по нашему глубокому убеждению, явным нарушением канонических определений Вселенских и поместных соборов и постановлений Всероссийского поместного Собора 1917-1918 года и усиливая всё более нестроение и разруху в церковной жизни, понуждает нас заявить Вашему Высокопреосвященству следующее: мы, епископы Ярославской церковной области, сознавая лежащую на нас ответственность перед Богом за вверенных нашему пастырскому руководству духовных чад наших и почитая священным долгом своим всемерно охранять чистоту святой православной веры и завещанную Христом свободу устроения внутренней религиозно-церковной жизни, в целях успокоения смущенной религиозной совести верующих, за неимением другого выхода из создавшегося рокового для Церкви положения, отныне отделяемся от Вас и отказываемся признавать за Вами и за Вашим Синодом право на Высшее управление Церковью. При этом мы заявляем, что мы остаемся во всем верными и послушными чадами Единой Святой Соборной и Апостольской Церкви, неизменно пребываем в иерархическом подчинении местоблюстителю патриаршего престола Высокопреосвященному Петру, митрополиту Крутицкому[6].

Митрополит Петр находился в “местах лишения свободы” и жил в Обдорском крае на квартире у старушки-ненки, а как раз постановления Всероссийского Собора не предусматривают управления Церковью из мест лишения свободы.

Всякое церковное бесчинство ведёт и к безответственности так называемых церковных высказываний; но так или иначе с этими высказываниями Сергию придётся иметь дело.

“При этом мы заявляем, что мы остаемся во всем верными и послушными чадами Единой Святой Соборной и Апостольской Церкви … ” – но как раз восточные православные Церкви, начиная с мая 1927 года, имеют общение с Сергием и никак не с Петром: ни из Константинополя, ни из Иерусалима, ни из Александрии, ни из Дамаска Петру в Обдорский край не пишут, всё получает Сергий.

Оставаясь незыблемо на таком твёрдом основании, мы будем управлять Ярославской церковной областью и руководить своей паствой в деле угождения Богу и душевного спасения самостоятельно.

Нет ссылки на то, было ли благословение Петра на такую церковную автономию. Петр категорически заявил в 1927 году, что отделяющиеся от митрополита Сергия погибнут, потому что благодать предстоятельства вверена только ему[7].

В строгом согласии со словом Божиим, с общецерковными канонами, с правилами и преданиями, с постановлениями Всероссийского поместного Собора 1917-1918 года, с неотменными распоряжениями Высшей церковной власти предсоборного периода[8], а также с распоряжением святейшего патриарха Тихона, его Синода и Совета, настоящее наше решение остаётся в силе впредь или до сознания Вами неправильности Ваших руководственных действий (мероприятий) и открытого раскаяния в Ваших заблуждениях, или до возвращения к власти Высокопреосвященного митрополита Петра.

(Под заявлением стоят пять подписей).

Это послание Сергию досталось получить, но оно было не единственным; и другое письмо, к нему приложенное, является действительно человеческим документом.

Письмо Серафима Самойловича.

Более чем полугодовой срок, протекший со дня издания Вами Декларации, показал, что все надежды Ваши на мирное установление наших церковных дел, на приведение в должный порядок и строй всего нашего церковного управления напрасны.

Это, конечно, не совсем так – всё-таки епархиальные управления по епархиям начинают регистрироваться, всё-таки епископов пока допускают до епархий.

А Ваша уверенность в возможности мирной жизни и деятельности в пределах закона совершенно несбыточна и никогда не может при настоящих условиях перейти в действительность. Наоборот, факты чуть ли не ежедневно свидетельствуют, что еще труднее стало жить православно верующим людям.

Но особенно тяжело, прямо мучительно сознавать, что Вы приносите в жертву кому-то и чему-то внутреннюю свободу Церкви.

С чего они, вообще говоря, взяли насчет “внутренней свободы Церкви”, трудно сказать; потому что евангельское Господне слово свидетельствует – где Дух Господень, там свобода (2Кор.3.17).

До слёз горько сознавать, что Вы, так мудро и твёрдо державший знамя православия в первый период своего заместительства, теперь свернули с прямого пути, и пошли по дороге компромиссов, противных истине.

Вы повергли нас в область страшных мучений и сами себя сделали первым из таковых мучеников, ибо должны страдать и за себя и за нас. Раньше мы страдали и терпели молча, зная, что мы страдаем за истину и что с нами, несокрушимая никакими страданиями, сила Божия, которая нас укрепляла и воодушевляла надеждою, что в срок, ведомый единому Богу, истина православия победит, ибо ей неложно обещана и, когда нужно, будет подана всесильная помощь Божия.

За этими велеречивыми заявлениями стояла совершенно чёткая, хотя и несбыточная надежда на скорый конец света (по письмам, которые получал епископ Вениамин Федченков, видно, что ждали конца света уже в декабре 1927 года, а здесь – февраль 1928 года); ложные эсхатологические чаяния распространяются как зараза.

Своей Декларацией и основанной на ней церковной политикой Вы силитесь ввести нас в такую область, в которой мы уже лишаемся этой надежды, ибо отводите нас от служения истине, а лжи Бог не помогает.

От какой истины — не разъясняется; но человек чувствует, что если начинается молитва за властей, то куда-то должна уйти молитва о том, чтобы всё, наконец, рухнуло.

Мы – лояльные граждане СССР, покорно исполняем все веления Советской власти, никогда не собирались и не собираемся бунтовать против нее, но хотим быть честными и правдивыми членами и Церкви Христовой на земле и не “перекрашиваться в советские цвета”.

Пока ещё не совсем поздно, пока ещё не совсем захлестнула Вас эта страшная пучина, готовая бесславно и уже навеки поглотить Вас, соберите свои, ещё недавно могучие умственные и нравственные силы, встаньте во весь свой духовный рост — издайте другую Декларацию во исправление первой или хотя бы подобную той, которую Вы разослали в первый период своего заместительства,[9] разрубите благодатным порывом духа цепи, Вас сковавшие, и выйдите на святую свободу.

За Вас будут молить Бога все истинные сыны Церкви и все мужественные архипастыри и добрые пастыри, встав на Вашу сторону. Вас духовно облобызают все многочисленные страдальцы – этот голос свидетелей чистой истины, удаленные от своих паств и собратий; за вас будет сама непобедимая истина.

Дорогой владыко! Я представляю, как Вы должны страдать! Неужели Вы не найдёте мужества сознаться в своём заблуждении, в своей роковой ошибке – издания Вами Декларации июля 1927 года. Страшный стон несётся со всех концов России. Вы обещали вырывать по два, по три страдальца и возвращать их обществу верных, а смотрите, как много появилось новых страдальцев, и стоны их не доносятся ли до Вашего сердца?

Многие думали, что, может быть, начиная с издания Декларации, всё-таки митрополиту Сергию удастся исхлопотать хотя бы частичного возвращения страждущих из ссылок, тюрем и лагерей. Сергий понимал то, чего не понимали они в своих слепых надеждах; что регистрируется, то есть утверждается в своём праве на существование на русской земле, Церковь и именно как сообщество верных, а по государственному счёту – как организация. Но это вовсе не значит, что церковники будут теперь свободны от тюрем, ссылок и лагерей. Но ведь и партию большевиков никто не отменял, а партийцев в это время сажают на общих основаниях: в 1927 году начинают сажать бывших троцкистов; 1928 год – это, главным образом, поток Ленинградский, то есть разгром несуществующего троцкистско-зиновьевского блока.

То есть, идёт планомерно процесс, который впоследствии Солженицын назовёт “замордованной волей”; то есть, в личной безопасности не должен быть уверен никто, а Церковь идёт просто на общих основаниях.

Письмо Серафима Самойловича свидетельствует, что собственные страдания человека заслоняют для него и небо и горизонт.

Как же Вы могли своей Декларацией возложить на них и на многих клеймо противников нынешнего гражданского строя? Проявите мужество – сознайтесь в Вашей роковой ошибке и, если невозможно Вам издать новую Декларацию, то для блага и мира церковного передайте свои права и власть заместительства другому.

После получения послания от Агафангела, Сергий быстро в экстренном порядке собирает Синод (в Синоде – новый член Ювеналий Масловский, по кафедре Курский) и оглашает это самое послание. Естественно, что Агафангелу немедленно направляется ответ с оказией членом Синода Серафимом Александровым (тогда Тверским).

Но в это время на Агафангела обрушивается ещё одна, совсем не предвиденная, беда; а именно, вскоре арестовывают и Иосифа Петровых (отправляют в ссылку в Новгородскую область), а Серафима Самойловича отправляют в тюрьму, которая находилась в бывшем монастыре в районе Могилёва. После этого с Агафангелом случился лёгкий инсульт, но, тем не менее, и следующий уполномоченный от Сергия Павел Борисовский, архиепископ Вятский, приезжает к Агафангелу (вторично), так как иерарху, вставшему на путь бесчинства, полагается увещание и первое, и второе, и третье.

Первое увещание Агафангелу от Серафима Александрова, второе – от Павла Борисовского. Агафангел имел терпение выслушать и потребовать от Павла Борисовского точного изложения церковной позиции митрополита Сергия и его Синода (Серафим Александров и Павел Борисовский – члены сергиевского Синода).

Павел Борисовский и к своей пастве в Вятку пишет горячее пастырское послание, в котором есть такие слова: “Перед Богом и святыми ангелами Его, свидетельствую, что доселе мы ни в чем не отступили от истины православия, ни в чем не погрешили против вселенской канонической правды”[10].

В ответ на разъяснение Павла Борисовского, Агафангел с оставшимися двумя викариями направляет Сергию второе своё краткое послание, где он пытается определить свою позицию. Позиция была следующая.

“В разъяснение нашей декларации от 6 февраля сего года и в дополнение к письмам митрополита Агафангела на имя Вашего Высокопреосвященства, находим нужным сказать следующее.

1. Мы до сих пор не прерывали и не прерываем нашего молитвенного общения с Вашим Высокопреосвященством.[11]
2. Никакого раскола мы не желаем учинять и не учиняем.
3. Никаких новшеств в церковной жизни нашей епархии не вводили и не вводим.
4. Принципиально власть Вашу как заместителя не отрицаем.
5. Распоряжения заместителя, смущающие нашу и народную религиозную совесть и, по нашему убеждению, нарушающую церковные каноны, в силу создавшихся обстоятельств на месте исполнять не могли и не можем.
6. Всех обращающихся к нам иноепархиальных епископов, клириков и мирян с просьбой возглавить их и принять в молитвенно-каноническое общение, мы не отторгали и не отторгаем от единства церковного, а, внося мир, направляли их непременно к Вашему Высокопреосвященству и Синоду, предварительно, насколько возможно, успокоив их смущенную религиозную совесть.

(Согласно инструкции Троцкого – наиболее приемлемым считается положение, когда Церковь возглавляет первоиерарх, которого часть Церкви не признает. Но большевики тоже преувеличивали свои полномочия – они могли действовать ровно настолько, насколько им попускало Божественное домостроительство.

Но нестроение в Церкви не может утишиться арестами; как раз трезвением митрополита Агафангела и его готовностью к конструктивному диалогу — только этим раскол будет изжит).

“Да послужат эти наши разъяснения, при помощи Божией, ко благу и миру церковному.

Испрашивая ваших святительских молитв, с совершенным почтением и истинною во Христе любовью, остаемся Вашего Высокопреосвященства слуги – Агафангел, митрополит Ярославский; Архиепископ Варлаам, управляющий Любимским викариатством; и смиренный Евгений, епископ Ростовский, викарий Ярославской епархии. (10 мая 1928 года)”.

Это заявление можно с полным основанием рассматривать как шаг к примирению. Сергий таких вещей не упускал никогда; и, получив это послание, он опять направляет уже третью увещательную депутацию. В состав делегации входили архиепископ Ювеналий Масловский и настоятель храма Николы на Арбате протоиерей Владимир Воробьев.

Выбор был как нельзя более удачен: оба эти пастыря отличались задушевностью и умением действовать именно на сердца, не говоря о большой внутренней молитве. Поэтому уже 16 мая митрополит Агафангел и два его викария примирились полностью. О том, что это примирение состоялось, к Агафангелу направлялись телеграфные запросы. Одну такую телеграмму приводит митрополит Иоанн Снычев. Телеграмма из Майкопа такого содержания: “Верно ли, что Вы примирились с митрополитом Сергием?” Агафангел отвечает – “Верно. Митрополит Агафангел”.

Таким образом, раскол удалось ликвидировать в течение трёх месяцев (6 февраля – начало, а 16 мая – конец). Но раскол с самого начала был локализован, так как Агафангел не желал распространять этого пагубного дела на всю каноническую территорию Русской Церкви.

После того, как примирение было обнародовано, Агафангел тоже не избегнул ссылки – был сослан в Кинешму (тогда Костромской губернии), где он пробыл пять месяцев, пока его разрешил Сам Господь.

Управлять Ярославской епархией остался архиепископ Варлаам Ряшенцев. Как только в Ярославль поступили сведения, что митрополит Агафангел скончался (а он пребывал в чести и в достоинстве митрополита Ярославского), власти разрешили похоронить его в Ярославле. Архиепископ Варлаам Ряшенцев немедленно запросил митрополита Сергия о том, как он благословляет совершить похороны Агафангела. Сергий туда направляет Павла Борисовского для возглавления погребального чина и, как только прошли сорок дней, так Павел Борисовский принимает назначение на Ярославскую епархию; Евгений Кобранов и Варлаам Ряшенцев остаются викариями (Варлаам Ряшенцев будет вскоре арестован и отправлен на Соловки).

Ярославский раскол сильного разрушительного действия в Русской Церкви не произвел. Но, не надо забывать, что всё-таки в этом расколе участвовали люди, которые сложились в дореволюционной России. Ведь большевики пришли не на пустое место, а на готовую почву, так как законов не знал никто, даже юристы (в пьесе Островского “Горячее сердце” незнание законов показано в свойственном Островскому жанре высокой комедии).

Воспитаны люди были так, что на Церковь все смотрели, как национально-государственное учреждение. Церковное сознание складывается с большим борением, но оно всё-таки складывается (поэтому в плане Божественного домостроительства большевики были во благо).

В разъяснение Декларации Сергий направляет к ленинградской пастве особое послание от 1 февраля 1928 года (за пять дней до Ярославского раскола), где есть существенный момент, что поминовение властей совершается не в отмену, а во исполнение церковных установлений. Но Сергий ссылается не на привычную нам формулу из 1-го послания к Тимофею (гл.2,ст.1-4), а ссылается, странным образом, на книгу пророка Иеремии, главу 29 (эта глава – обращение к еврейскому народу, попавшему в Вавилонский плен; и в это же время был написан плач “На реках вавилонских”).

¹ И вот слова письма, которое пророк Иеремия послал из Иерусалима к остатку старейшин между переселенцами и к священникам, и к пророкам, и ко всему народу, которых Навуходоносор вывел из Иерусалима в Вавилон,

⁴ так говорит Господь Саваоф, Бог Израилев, всем пленникам, которых Я переселил из Иерусалима в Вавилон:

То есть переселил не Навуходоносор, а Сам Господь.

⁵ стройте домы и живите в них, и разводите сады и ешьте плоды их;

⁶ берите жен и рождайте сыновей и дочерей; и сыновьям своим берите жен и дочерей своих отдавайте в замужество, чтобы они рождали сыновей и дочерей, и размножайтесь там, а не умаляйтесь;

Ясно, что Сергий, ссылаясь на книгу пророка Иеремии, как бы проводит параллель с бытием в Советской стране. Прежде всего, эта глава предостерегает от уныния (кстати говоря, в это время начинают распространяться аборты не только среди безбожников, но и среди тех, кто ходит в церковь и держит дома иконы, то есть, во всяком случае, Бога признает; это всё продиктовано чистейшим унынием).

Господь устами пророка говорит:

⁷ и заботьтесь о благосостоянии города, в который Я переселил вас, и молитесь за него Господу; ибо при благосостоянии его и вам будет мир.

⁸ Ибо так говорит Господь Саваоф, Бог Израилев: да не обольщают вас пророки ваши, которые среди вас, и гадатели ваши; и не слушайте снов ваших, которые вам снятся;

⁹ ложно пророчествуют они вам именем Моим; Я не посылал их, говорит Господь.

¹⁰ Ибо так говорит Господь: когда исполнится вам в Вавилоне семьдесят лет, тогда Я посещу вас и исполню доброе слово Мое о вас, чтобы возвратить вас на место сие.

Это дошло до сердец верных; и действительно стали ждать перемен уже при Горбачеве в конце 1987 года.

¹¹ Ибо только Я знаю намерения, какие имею о вас, говорит Господь, намерения во благо, а не на зло, чтобы дать вам будущность и надежду.

¹² И воззовете ко Мне, и пойдете и помолитесь Мне, и Я услышу вас;

¹³ и взыщете Меня и найдете, если взыщете Меня всем сердцем вашим.

И последнее свидетельство пророка Иеремии о тех братьях и сестрах, которые не были отведены в плен, то есть о тех, которые избежали советского пленения.

¹⁷ так говорит о них Господь Саваоф: вот, Я пошлю на них меч, голод и моровую язву, и сделаю их такими, как негодные смоквы, которых нельзя есть по негодности их;

¹⁸ и буду преследовать их мечом, голодом и моровою язвою, и предам их на озлобление всем царствам земли, на проклятие и ужас, на посмеяние и поругание между всеми народами, куда Я изгоню их,

¹⁹ за то, что они не слушали слов Моих, говорит Господь, с которыми Я посылал к ним рабов Моих, пророков, посылал с раннего утра, но они не слушали, говорит Господь.

²⁰ А вы, все переселенцы, которых Я послал из Иерусалима в Вавилон, слушайте слово Господне:

Своим посланием митрополит Сергий напоминает пастве, которую он возглавлял, то, что в Русской Церкви была опасность, что многие священники могут перейти на нелегальное положение, чтобы странствовать из села в село в мирской одежде, нося с собой и чашу, и лжицу, и епитрахиль, и поручи.

Именно такова была надежда некоторых, находящихся за границей, и даже части духовенства, принадлежащей юрисдикции митрополита Евлогия. Как бы сказал Сергий – “только кабинетные мечтатели могут думать о том, что в таком громадном обществе, как наша православная Церковь, со всей ее организацией, можно жить, закрывшись от власти”. (Бродячие священники, конечно, будут, но одного не будет – удостоверения в их законности).

Русская Церковь должна была остаться на поверхности, но служение в Церкви становилось крестным и готовых нести этот крест было достаточно; никакая Декларация и никакие послания Сергия никого не избавляли от репрессий. Но на место изъятых, посаженных, немедленно ставились новые, то есть, существовало церковное тело, из которого достойных кандидатов всегда можно было найти.

Самое главное, чтó Сергий должен был сохранить – не только Церковь на поверхности земли, а не в подполье, но и весь уставный богослужебный строй, церковную службу без единого сокращения и даже благолепие церковных служб.

Сергий прекрасно понимал, что великолепие церковных служб тоже служит как бы составной частью православного благочестия и жизни во Христе.

(В воскресенье в 1941 году в день празднования Всех святых, в земле Российской просиявших, Сергий узнáет о начале войны только в середине дня, придя уже от божественной литургии).

Сергиевский Синод действует более или менее невозбранно до 1936 – 1937 годов; после этого членов Синода начинают арестовывать. Некоторые архиереи, как Мануил Лемешевский (конечно, не член Синода – те пребывали на своём посту до конца), специально переходят только на мирскую работу, чтобы не подвергать свои жизни опасности. На территории СССР остаются всего четыре правящих иерарха, которые и станут помощниками Сергия; и кольцо дальше сжиматься не будет.

В 1939 году будет присоединена Прибалтика, еще при жизни митрополита Елевферия Богоявленского (†1940 году), но число иерархов в Русской Церкви начнет увеличиваться только во время войны. Начиная с 1941 года петиции, ходатайства, печалования Сергия начнут вновь удовлетворяться, но это будет уже тогда, когда прогремит над русской землей всесокрушающий гром Божественной благодати.

Приложение 1.

Постановление ЦК ВКП(б) от 14 марта 1930 года “О борьбе с искривлениями партлинии в колхозном движении”, п.7.

“Решительно прекратить практику закрытия церквей в административном порядке, фиктивно прикрываемую (курсив наш – В.Е.) общественно-добровольным желанием населения. Допускать закрытие церквей в случае действительного желания подавляющего большинства крестьян и не иначе как с утверждения постановлений сходов областными исполкомами (выделено нами – В.Е.).

За издевательские выходки в отношении религиозных чувств крестьян и крестьянок привлекать виновных к строжайшей ответственности”.

Цит. по “Сосуд избранный. История Российских духовных школ …. В секретных документах руководителей советского государства”,

сост. М. Склярова. Соб.,1994 г., с.417.

---

[1] Такое обращение тогда было распространено.

[2] Иеромонах Иоанн уничтожил таксацию за все церковные требы.

[3] Сталина как “богопоставленного вождя” стали поминать, начиная с 1944 года; но поминать на ектениях, а не “проповедовать о нём”.

[4] Церковно-исторический вестник, 1998 г., №1, с. 50-51.

[5] Иоанн (Снычев), митрополит. Цит. Соч., с.109-110.

[6] Там же, с.110-111.

[7] Цит. по: Сергия (Клименко), монахиня. “Минувшее развертывает свиток…”, М. “Казак”, 1998 год, с. 34-35.

[8] То есть синодального периода, к которому Агафангел и привык: Агафангел 1854 года рождения и хиротонии 1899 года.

[9] Первая декларация от 10 июня 1926 г. была собственно апологией, обращённой в НКВД, а эта – пастырское послание.

[10] Елевферий (Богоявленский), митрополит. “Неделя в Патриархии”. Цит. изд. с. 276-277. Полный текст послания архиепископа Павла (Борисовского) к Вятской пастве от 1/14 декабря 1927 года см.: “Богословский сборник”, изд. ПСТБИ, вып.IX, М.2002, с.312-322 (Приложение 2).

[11] Видимо, они восстановили возношение имени Сергия, но всё же отстаивают правоту своего заявления.