Список лекций Новейшая история Русской Православной Церкви (1917-2000)
Исповеднический подвиг патриарха Тихона.
- “Воззвание” (будущее “завещание”) патриарха Тихона. Анализ послания. Отзыв Советской власти (“Известия” от 16 апреля 1925 года).
- Реакция “за границей” – митрополита Антония и эмигрантского духовенства “карловацкой” ориентации.
- Завещание патриарха Тихона от 25 декабря 1924 года/7 января 1925 года о местоблюстительстве.
- К вопросу о подлинности “завещания” патриарха Тихона. Церковно‑каноническая и догматическая оценка. Свидетельство митрополита Елевферия (Богоявленского) Виленского и Литовского.
1925 года, марта-месяца 25-го числа в 7 часов вечера патриарх Тихон вручил митрополиту Петру (Полянскому) два конверта; и в одном из них было это “Воззвание”.
Основные моменты “Воззвания” повторяют многие апологии патриарха Тихона, которые идут подряд, начиная с ноября 1923 года. Петиция и печалование об аресте архиепископа Илариона (Троицкого); послание в начале 1924 года; ещё петиция и так далее. Только одну петицию делал секретарь Патриархии в то время протоиерей Василий Виноградов.
Поскольку это последнее “Воззвание” лежало и было опубликовано сразу же после смерти патриарха, то и советская печать и заграничная стали называть это “Воззвание” завещанием, хотя по факту — оно таковым не было. Но в нём было то особое благословение к пастве, которое даётся на смертном одре. В нём было, по значимости, что-то типа последнего слова патриарха Иакова (библейского) к своим сыновьям (Быт.49,1-28).
Некоторые моменты “Воззвания”.
Смиренный Тихон, патриарх Московский и всея Церкви Российския, Благодать и мир вам от Господа и Спаса нашего Иисуса Христа.
В годы великой гражданской разрухи по воле Божией, без которой ничто в мире не совершается, во главе русского государства встала Советская власть, принявшая на себя тяжелую обязанность устранения жутких последствий кровопролитной войны и страшного голода.
И тут, странным образом, примешиваются события из другой эпохи — “страшного голода”. Кровопролитная война — действительно кровопролитная, то есть первая мировая, ну и, отчасти, неразбериха солдатского бунта, в который и вылилась революция февральская, но не голод. Так как сразу же после февральской революции масло стало стоить 50 копеек фунт и хлеб – 5 копеек фунт и цены до прихода к власти большевиков так и не поднимались.
Вступая в управление русским государством, представители Советской власти ещё в январе 1918 года издали Декрет о полной свободе граждан веровать во что угодно и по этой вере жить.
Таким образом, принцип свободы совести, провозглашенный Конституцией СССР, обеспечивает всякому религиозному обществу, в том числе и нашей Православной Церкви, права и возможность жить и вести свои религиозные дела согласно требованиям своей веры, поскольку это не нарушает общественного порядка и прав других граждан.
Это преамбула вслед за которой меняется тон и начинается увещевание.
Пора понять верующим христианскую точку зрения, что “судьбы народов от Господа устрояются”, и принять всё происшедшее как выражение воли Божией. Не погрешая против нашей веры и Церкви, не переделывая что-либо в них, не допуская никаких компромиссов или уступок в области веры, в гражданском отношении мы должны быть искренними по отношению к Советской власти и работе СССР на общее благо, сообразуя распорядок внешней церковной жизни и деятельности с новым государственным строем, осуждая всякое сообщество с врагами Советской власти, явную или тайную агитацию против неё.
Вознося молитвы наши о ниспослании благословения Божия на труд народов, объединивших силы свои во имя общего блага, мы призываем всех возлюбленных чад богохранимой Церкви Российской в сие ответственное время строительства общего благосостояния народа слиться с нами в горячей молитве ко Всевышнему о ниспослании помощи рабоче-крестьянской власти в ее трудах для общенародного блага. (…)
Мы призываем и благословляем выбирать в приходские советы людей достойных, честных и преданных православной Церкви, не политиканствующих и искренне расположенных к Советской власти.
По сравнению с прежними посланиями: июньским 1923 года, июльским 1923 года, — пока ничего нового нет. Дальше, подобно июньскому 1923 года посланию:
Деятельность православных общин должна быть направлена не в сторону политиканства, совершенно чуждого Церкви Божией, а на укрепление веры Православной, ибо враги святого Православия сектанты, католики, протестанты, обновленцы, безбожники[1] и им подобные стремятся использовать всякий момент в жизни Православной Церкви во вред ей.
Достаточно посмотреть на происходящее в Польше[2], где из 350-ти находившихся там церквей и монастырей, осталось всего лишь 50.
Ныне мы[3], Божьей милостью, оправившись от болезни, вступая снова на служение Церкви Божией, призываем вас, возлюбленные братья – архипастыри и пастыри, осудив еще раз всякое сопротивление власти, злонамеренные против нее умышления, мятежи и всякую против нее вражду, разделить наш труд по умиротворению паствы нашей и благоустроению Церкви Божией.
Мы не можем не осудить тех, кто в забвении Божьего, злоупотребляя своим церковным положением, отдаётся без меры человеческому, часто грубому, политиканству, иногда носящему и преступный характер, а потому по долгу первосвятительского служения нашего, благословляем открыть действия особой при нас комиссии, возложив на нее обследование и, если понадобится, отстранение в каноническом порядке от управления тех архипастырей и пастырей, кои упорствуют в своих заблуждениях и отказываются принести в них раскаяние перед Советской властью, предавая таковых суду Православного Собора.
Вместе с тем, с глубокой скорбью мы должны отметить, что некоторые из сынов России, и даже архипастыри и пастыри, по разным причинам покинули родину, занялись за границей деятельностью, к коей они не призваны и, во всяком случае, вредной для Церкви нашей. Пользуясь нашим именем, нашим авторитетом церковным, они создают там вредную контрреволюционную деятельность.
Мы решительно заявляем: у нас нет с ними связи, как это утверждают враги наши, они чужды нам, мы осуждаем их вредную деятельность.
“Враги наши” – в данном случае обновленцы и деятели вроде Галкина (псевдоним — Горев), который в печати писал, что и заграничные и тихоновцы – это всё одна шайка.
Они вольны в своих убеждениях, но они в самочинном порядке и вопреки канонам нашей Церкви действуют от нашего имени и от имени святой Церкви, прикрываясь заботами о ее благе.
От лица Церкви может говорить только предстоятель – это общецерковное правило, ещё раз подтверждённое Поместным Собором 1917-го – 1918-го годов.
Не благо принёс Церкви и народу так называемый Карловацкий собор, осуждение которого мы снова подтверждаем и считаем нужным твёрдо и определённо заявить, что всякие, в этом роде, попытки впредь вызовут с нашей стороны крайние меры, вплоть до запрещения в священнослужении и предания суду Собора.
Во избежание таких кар, мы призываем находящихся за границей пастырей и архипастырей прекратить свою политическую, с врагами народа нашего, деятельность и иметь мужество вернуться на родину и сказать правду о себе и Церкви Божией. Их деяния должны быть обследованы, они должны дать ответ церковному православному сознанию.
Дело тут не только в церковно-православном сознании, а дело уже в церковно-каноническом суде. Ещё в 24-м году, в Указе митрополиту Евлогию от 8 апреля, Тихон лично запрашивает митрополита Евлогия о том, на каком основании существует постоянный архиерейский Синод, а даже не ВЦУзагран (см. Приложение). Если 5 мая 1922 года (н.ст.) Евлогию поручалось представить соображения о порядке управления Русской церковью за границей, то здесь – не что иное, как начальственное предупреждение с выговором. (См. Приложение: Указ Святейшего патриарха Тихона на имя митрополита Евлогия, временно управляющего приходами РПЦ в Западной Европе, от 8 апреля 1924 год).
После снятия судимости (29 марта 1924 год), получив возможность легальных сношений с заграницей, Тихон направляет свой запрос митрополиту Евлогию и в нём прямо запрашивает – на основании чего за границей существует Синод и требует у митрополита Евлогия прямого и ясного ответа о том, что у них за границей происходит.
Евлогий, конечно же, после организации Синода обязан был доложить по начальству, то есть патриарху, но он этого не сделал.
Мысль об ответственности заграничного духовенства была для патриарха Тихона постоянной, так как она фигурирует и в послании июньском 23-го года и в послании июльском 23-го года, и в запросе к Евлогию 24-го года, и в “Воззвании” 25-го года.
Итак. Вместе с тем, с глубокой скорбью мы должны отметить, что некоторые из сынов России и даже архипастыри и пастыри по разным причинам покинули родину, занялись за границей деятельностью, к коей они не призваны, и во всяком случае вредной для Церкви нашей.
Самое главное здесь — это к коей они не призваны. Апостольские правила 6‑е, 81-е, 83-е прямо запрещают церковным клирикам заниматься какой бы то ни было мирской политической деятельностью.
В отличие от предыдущих посланий, в “Воззвании” названы некоторые имена.
Особой комиссии мы поручаем обследовать деяния бежавших за границу архипастырей и пастырей, в особенности, митрополитов Антония, бывшего Киевского, Платона, бывшего Одесского, а также и других и дать деятельности их немедленную оценку. Их отказ подчиниться нашему призыву вынудит нас судить их заочно.
Наши враги, стремясь разлучить нас с возлюбленными чадами, вверенными Богом нам — пастырям, распространяют ложные слухи о том, что мы на патриаршем посту не свободны в распоряжении словом нашим и даже совестью, что мы заполонены мнимыми врагами народа и лишены возможности общения с паствою, нами ведомою.
Эти клеветы, распространяемые врагами, – это не только цитаты из зарубежной печати, но это и тайные, не сообщённые Тихону, резолюции архиерейского заграничного Синода, именно о том, что “если распоряжение патриарха покажется нам не свободным, то его и не выполнять”. Но не свободным им кажется всё, что от него исходит, начиная с 1923 года.
Дальше идут слова, которые написать не мог никто, кроме Тихона.
Мы объявляем за ложь и соблазн все измышления о несвободе нашей, поелику нет на земле власти, которая могла бы связать нашу святительскую совесть и наше патриаршее слово.
Небоязненно и с великим упованием, взирая на грядущие пути святого Православия, мы смиренно просим вас, возлюбленные чада наши, блюсти дело Божие, да ничто же успеют сыны беззакония.
И про эти строки Храповицкий заявил, что они сочинены большевиками! Как комментировал это Елевферий Богоявленский – много чести большевикам, они ни духа такого, ни тона такого, ни слов таких не имеют.
Призывая на архипастырей, пастырей и верных нам чад благословение Божие, молим вас со спокойной совестью, без боязни погрешить против святой веры, подчиниться Советской власти не за страх, а за совесть, помятуя слова апостола – “всякая душа да пребудет покорна высшим властям, ибо нет власти не от Бога; существующие же власти от Бога установлены” (Рим.13.1).
Вместе с этим мы выражаем твёрдую уверенность, что установка чистых искренних отношений побудит нашу власть относиться к нам с полным доверием, даст возможность преподавать детям наших пасомых Закон Божий, иметь богословские школы для подготовки пастырей, издавать в защиту Православной веры книги и журналы.
Всех же вас да укрепит Господь в преданности святой Православной вере, Церкви и ее иерархии.
Патриарх Тихон.
Москва, Донской монастырь.
Это послание патриарха произвело впечатление разрывной бомбы.
Как это послание было опубликовано? В своей книге “Неделя в Патриархии” архиепископ, а с 1928 года – митрополит Виленский и Литовский Елевферий (Богоявленский), оказавшийся за кордоном по Рижскому мирному договору 1920 года, посетил Патриархию в 1928 году. (Кафедра архиепископа Виленского и Литовского находилась в Ковне, то есть в Каунасе).
Причем, визу для посещения России ему оформляло министерство иностранных дел Литвы. Виза была на месяц, но он был в Москве только неделю.
Митрополиту Елевферию во время его пребывания в Москве удалось расспросить русских иерархов раньше, чем будут созданы известные карловацкие легенды.
Например, версия о том, что “Воззвание” патриарха долго “гуляло” от Тучкова в ОГПУ и от ОГПУ к Петру Полянскому и что Тихон только подписал. Эта версия была опубликована в Америке в 1959 году, то есть уже после смерти единственного оставшегося свидетеля событий тех лет — протоиерея Василия Виноградова.
Василий Виноградов (бывший секретарь патриарха Тихона) был арестован в 1932 году; отсидел шесть лет и после освобождения, проездом, посетил в Москве митрополита Сергия, от которого выслушал горькие слова, что Церковь в России переживает последние дни, что “раньше они нас душили, но выполняли свои обещания; сейчас они нас душат, но обещаний своих уже не выполняют”.
После этого Василий Виноградов был препровождён на вновь осваиваемую каноническую территорию в Прибалтику. Из Прибалтики, следуя совету Сергия Воскресенского[4], уехал с отступающей немецкой армией; оказался в Европе (в Вене) и оттуда переехал в Америку. В Америке он сразу же вступил в самые доверительные отношения с Иоанном Шаховским. И по письмам протоиерея Виноградова Иоанну Шаховскому мы узнаем много и о личном характере Илариона Троицкого, и Петра Полянского, и патриарха Тихона, и митрополита Сергия, то есть тех, кого он знал лично.
И после смерти протоиерея Василия Виноградова под его именем была создана беззастенчивая фальсификация. От публикаций 1959 года эта версия перекочевала и в книгу Краснова‑Левитина “Очерки истории церковной смуты”, которая вначале была опубликована за границей.
Свидетельство Елевферия Богоявленского потому и бесценно, что оно было сделано “задолго до”.
Что мог сообщить Елевферию Богоявленскому Серафим Александров, тогда митрополит Саратовский (в присутствии всех остальных иерархов – членов Синода)? В 7 часов в больнице на Остоженке 7 апреля патриарх передал два запечатанных конверта. Когда же патриарх скончался после 23-х часов, то один из пакетов был вскрыт на следующий день, о котором Тихон прямо сказал, что тут завещание.
Завещание имело число: оно было написано в Рождество 1924/1925-го года о местоблюстительстве, то есть о восприятии патриарших прав и обязанностей в полноте.
Другой конверт, не зная, чтó там, Петр Полянский вскрыл 14 числа, то есть через два дня после похорон патриарха Тихона. Тогда, призвав двух иерархов, Тихона Оболенского и Серафима Александрова, Петр вскрыл это другое письмо. В нём оказалось “Воззвание” патриарха; и после этого он отнёс его к Тучкову. Тучков его открыл и явно прочёл в первый раз и сказал – “Что же вы столько времени медлили с таким важным для вас же документом?” и поставил визу на разрешение опубликовать “Воззвание”.
“Воззвание” было опубликовано в газете “Известия” от 15 апреля (н.ст.) и снабжено комментарием. Комментарий такой (передовая статья некоего Межова).
“Говорить о каком либо давлении на его совесть совершенно не приходится. Его завещание является вполне свободным волеизъявлением и, по-видимому, соответствует действительному настроению его последних дней. И как бы теперь противники Советской власти ни пытались извратить действительный смысл завещания Тихона, им это не удастся.
Завещание им составлено совершенно самостоятельно, передано им своему ближайшему помощнику митрополиту Петру за несколько часов до смерти и передано именно с целью опубликования.
За последнее время враги Советской власти в связи с приездом нашей профсоюзной делегации в Лондон,[5] разыграли басню о преследовании Тихона и мнимых религиозных гонениях в Советской республике.
Особенно усердствовали в этом направлении реакционные газеты, и среди них, орган богатой консервативной буржуазии газета “Times”.
Завещание Тихона бьёт в лицо клевете, распространяемой врагами советского народа, и вскрывает ее истинную цену. С этой точки зрения завещание Тихона будет иметь и международное значение, поскольку оно наносит сильнейший удар бессовестным сплетням продажных писак, продажных политиканов о мнимых насилиях Советской власти над совестью верующих и о несуществующих в Советской республике гонениях на религию”.
“Известия”, 1925 год, 16 апреля.
За рубежом к смерти Тихона были абсолютно не готовы. Так получилось, что извещение о смерти Тихона пришло к ним во время заседания Синода и именно на том положении, где они как раз рассуждали о том, как управлять церковью, не взирая на Москву.
“Слушали: письмо Высокопреосвященного архиепископа Иннокентия, начальника миссии в Китае, на имя митрополита Антония от 15/28 января “О порядке управления Российской Православной Церковью”.
Приказали: Письмом от 15/28 января архиепископ Иннокентий обратился к Высокопреосвященному Антонию с убедительнейшей просьбой возглавить временно Российскую Православную Церковь теперь же за границей в качестве патриаршего заместителя,[6] так как Святейший патриарх Тихон совершенно лишен всякой свободы действий и распоряжений и его именем всякий может злоупотреблять, а он не в силах этому воспрепятствовать.
Между тем, Российская Православная Церковь переживает крайне тяжелое положение и необходимо спасти ее путём установления свободного и твёрдого управления ею”.
И именно в это время, то есть 9 апреля (н.ст.), как гром среди ясного неба, пришло известие, что Тихона уже нет в живых.
“Заслушав означенное письмо в день получения сведений и о смерти патриарха Тихона, архиерейский Синод решил: запросить мнение всех Преосвященных архиереев Русской Православной Церкви за границей о возможных и необходимых мероприятиях церковной жизни в связи со смертью патриарха Тихона на случай, если Советская власть будет препятствовать осуществлению каноническим местоблюстителем патриаршего престола своих прав и обязанностей и не допустит канонического избрания нового патриарха”.
Очень скоро выйдет послание от 18 апреля/1 мая, подписанное одним Антонием, насчёт того, что, даже если и выберут нового патриарха, но он всё равно будет не свободен. Поэтому эмигрантская часть Русской Православной Церкви может и должна управляться самостоятельно.
Дальше.
“При отсутствии канонической церковной власти и учитывая обстоятельства, что Высокопреосвященный митрополит Антоний является первым избранником первого собора Российской Православной Церкви 17-18 года на патриарший престол (второй кандидат Высокопреосвященный митрополит Арсений скончался в России в тюрьме в прошлом году[7]).
Владыка Антоний по своему иерархическому положению не только здесь за границей, но и в России считается первым старейшим после патриарха архиереем в Российской Православной Церкви, а также учитывая его исключительно выдающуюся ревность о священных канонах; безусловный авторитет его, как учёнейшего и просвещённейшего богослова и канониста (и так далее).
После всех этих дифирамбов сказано так:
“Если Советская власть не допустит в России избрание нового патриарха, а будет путём насилия и обмана навязывать и укреплять власть обновленческого Синода или насиловать архипастырскую совесть местоблюстителя или нового патриарха, предоставить председателю архиерейского Синода Высокопреосвященному митрополиту Антонию, с правами временного, до созыва Всероссийского канонического священного собора, заместителя патриарха, представительствовать Всероссийскую Православную Церковь и, насколько позволяют условия и обстоятельства, руководить церковной жизнью и Церковью не только вне России, но и в России”.
Как комментировал это постановление известный канонист Иринарх Стратонов – “это подобно тому, как слепой взялся бы вести прозревшего”.
Поэтому декларация Сергия и, вообще, события 1927 года — не при чём, так как предательство было при жизни Тихона, предательство было при его смерти, предательство продолжается и после его похорон.
Антоний в своём послании от 1 мая делает попытку аргументации, что послание Тихона подложное. Он пишет, что
- Завещание пишут, приготовляясь к смерти, а автор того документа заявляет, что поправился от болезни и вступает в должность. Следовательно, если оно и составлено патриархом, то это не было завещание.
Это — правда, так как оно и не было завещанием. Патриарх Тихон поступил в клинику на Остоженке (частная клиника Бакуниных) 13 января 1925 года. Диагноз был: хроническое воспаление почек, перерождение сердечной мышцы, то есть миокардит, и перед этим ещё в Донском монастыре несколько тяжелых приступов астмы. И, видимо, под влиянием приступов астмы он составил завещание 7 января 1925 года.
Поступив в клинику под наблюдение нескольких врачей, он к Прощенному воскресенью получил облегчение (причём, пребывая в клинике, не переставал служить). Улучшение наступило 1 марта 1925 года (самочувствие было нормальное, приступы не наблюдались). 1 марта Тихон выпросил разрешение провести в Донском монастыре первые пять дней первой седмицы Великого поста (с 1-го по 6-е марта 1925 года).
Так как “Воззвание” помечено Донским монастырем, то только в течение этих пяти дней оно и могло быть написано. В этом нет ничего странного, так как и в больнице и в Донском монастыре Тихон постоянно принимал участие в заседаниях со своими советниками.
Тихон ещё в 1924 году подал прошение о регистрации при нём постоянного Синода. Первым членом Синода был митрополит Сергий Страгородский (Петр Полянский — третьим), но разрешения на регистрацию Синода он не получил.
Видимо, эти два конверта Тихон забрал с собой в клинику Бакуниных, поскольку, начиная с 7 марта, он опять находился в клинике.
Патриарх служил постоянно и благословлял верующих в течение нескольких часов и последнее его служение было 5 апреля. В самый день Благовещения патриарх служить не мог; возглавлял богослужение митрополит Петр, но в 7 часов вечера патриарх принял Петра, Серафима и ещё нескольких по делам, во время чего и передал два конверта.
Вечером 7 апреля Тихон чувствовал себя нормально, а в 23 часа к патриарху срочно вызвали врача – ему стало плохо; врач вбежал к нему и патриарх тихо спросил – который теперь час? Сказали, 23 часа 30 минут. И последними словами патриарха Тихона были: “Слава Тебе, Господи”, “Слава Тебе, Господи”, “Слава Тебе, Господи” (как после причастия Святых Христовых Таин). В 23 часа 45 минут в исходе дня Благовещенья 1925 года патриарх Тихон скончался.
Похороны патриарха многократно запечатлены; похороны были такие, что в четыре ряда тянулась очередь от Калужской заставы к Донскому монастырю. Похоронить смогли только через пять дней 12 апреля.
Замысел картины Корина “Реквием” (“Русь уходящая”) возник во время похорон патриарха (несколько раз переписывалась). Для позирования Корин приглашал живых людей, притом настоящих монахов, настоящих священников, настоящих митрополитов и епископат. Все они перед позированием брали благословение митрополита Трифона (Туркестанова), который позировал Корину и сам.
- Глаголемое завещание подписано таким почерком, которым покойный обладал до революции задолго, чётким и красивым. За последние же семь лет и более он мог писать очень неразборчиво и мелко, будучи расстроен нервами[8].
Ясно, что оно не для завещания готовилось и, конечно, не свободно. Злодеи догадались и пересняли на фотографию обе подписи.
Ссылка на слова апостола – “всякая душа властям предержащим, да повинуется” не могла исходить из его убеждения в преложение к властям большевистским[9]. (Предержащий по-гречески ύπερέχων, то есть, главенство имеющий. Буквально слово юперэхон означает “верховный” – так это и есть верховная власть. Советская власть никогда не оставалась без верховного возглавления). “… Означает власть законную, что из дальнейшего видно “Божий бо слуга есть”[10].
Ещё раньше “аще благо твориши, и похвалу имети имаши от нея. Сего ради подобает повиноватися не токмо за страх, но и за совесть”. То есть, верующим надлежит повиноваться власти по совести, а Храповицкий пишет так.
“Какая же совесть велит разрушать святые храмы, сожигать святые иконы?[11] Какой же Божий слуга может быть правительство, постоянно заявляющее о своём безбожии, поносящее всякую религию?
Древние мучители — римские императоры и ветхозаветный Навуходоносор тоже ненавидели истинно верующих, но своему, хотя и ложному, богу молились и потому были властями предержащими.
Не смущайтесь, возлюбленные, новым подложным посланием, написанным от имени блаженно почившего патриарха Тихона. Если диавол и сказал слова Господа Бога, прельщая Еву, то мудрено ли, что слуги дьявола искажают мысль и учение преемника апостольской власти”.
По тону, по духу “Воззвание” патриарха ни в чём не отличается от других его посланий; и уж заведомо не было среди советских референтов таких, которые могли бы этот слог патриарха воспринять.
Подлинник “Воззвания” в настоящее время не доступен, так как не все архивы КГБ раскрыты и, в частности, архив Тихона раскрыт частично. В книге Одинцова о двух патриархах, Тихоне и Сергии, некоторые документы опубликованы впервые.
Заканчивает Антоний так.
“Итак, возлюбленные, приведёнными не к месту словами апостола не смущайтесь и почившего оклеветанного исповедника не осуждайте[12]. Если б не его некоторая уступчивость большевикам, то, может быть, в России теперь не осталось бы ни одного православного храма, а всем овладели бы еретики-обновленцы и живоцерковники.
Ведь и святитель Филипп Московский долгое время терпел злодейство Ивана Грозного, а святитель Тарасий терпел безумие еретиков-иконоборцев и только после их погибели восстановил Православие в Царьграде”.
Святитель Тарасий не терпел безумие еретиков-иконоборцев ни одного часа, так как святитель Тарасий вступил на патриарший престол в 784 году при регентше Ирине (защитнице икон), то есть через 9 лет после смерти гонителя-иконоборца Константина V и через четыре года после смерти его сына Льва IV Хазара, который и не гнал и не восстанавливал почитание святых икон.
Владыка Антоний явно не в ладу с историей. Такое можно было сказать про святителя Павла Нового (канонизирован только греческим Патриархатом). Павел Новый вступил в свою должность в конце правления Константина V, пробыл всё правление Льва IV и сам отказался от патриаршего престола в середине 784 года.
Свидетельство митрополита Елевферия Богоявленского, который, вернувшись из России, дал отчёт.
“Если и есть в этом патриаршем послании отдельные слова, некоторые выражения, которые без ущерба для существа послания, по иному мнению, могли бы быть опущенными, то для патриарха они оправдывались желанием установить “чистые искренние отношения” между Церковью и Советской властью?”
И морально и психологически не под силу написать его гордому богоборному уму. И следует ли отрицающим подлинность патриаршего послания, в противоречие своему взгляду на Советскую власть, давать ей неподобающую честь, приписывая ей авторство послания.
Советская власть могла с торжеством сказать о победе своей над патриархом и возглавляемой им Церковью. Иного отношения и вывода нельзя было и ожидать от власти, признающей одну только физическую силу.
А патриарх мыслил иначе. Не раболепно склонился он перед тяжелой рукой безбожной власти, а как верный служитель Христа, узами свидетельствовавший истину Его. Он только возвещал непреложную волю Божию о власти, об отношении своем к ней. Думаю, ему легче было умереть, чем рабским лицемерием вводить в заблуждение вручённую ему для водительства паству к вечному спасению. Не легко ему было писать это послание, зная, что не все надлежаще поймут его, ибо не все духовно взрослы и некоторые осудят его[13].
Но долг святой выше ложного страха. Стоя в истине, “в сознании лежащей на нём обязанности блюсти чистоту жизни Церкви, первее всего ищущей спасения людей и осуществления в жизни вечных божественных начал”, он засвидетельствовал: кесарево – кесарю, Божие – Богу.
В области первой мы подчинены, в области последней, безмерно высшей, в конце концов побеждающей первую, свободны. В области Божией — Православная вера и незыблемость священных канонов, как ограда истинной Церкви; здесь нет и не может быть ни изменений, ни уступок. Только в таком сознании можно написать: “наши враги, стремясь разлучить нас с возлюбленными чадами, вверенными Богом нам, пастырям, распространяют ложные слухи о том, что мы на патриаршем посту не свободны в распоряжении словом нашим и даже совестью, что мы засилены мнимыми врагами народа и лишены возможности общения с паствой, нами водимою”.
Не безбожному сердцу, тем менее уму, засвидетельствовать эту, исключительную по силе, исповедь сердца: “на земле нет власти, которая могла бы связать нашу святительскую совесть и наше патриаршее слово”.
Внешняя власть может опять взять в узы за благовестие истины, но заставить подменить ее, отречься от нее она бессильна. Здесь уже слышатся завещательные слова предсмертного послания апостола Павла к Тимофею – “Помни Господа Иисуса Христа от семени Давидова, воскресшего из мертвых, по благовестию моему, за которое я страдаю даже до уз, как злодей, но для слова Божия нет уз” (2Тим.2.8-9).
Только с такой духовной высоты могли быть сказаны утешительные и предсмертные слова — “не боязненно и с великим упованием, взирая на грядущие пути святого Православия” *(может ли так говорить безбожник?). “Мы смиренно просим вас, возлюбленные чада наши, блюсти дело Божие, да ничто же успеют сыны беззакония”.
Отсюда вполне естественно и понятно – “призываем на архипастырей и пастырей и верных чад благословение Божие. Молим вас со спокойной совестью, без боязни погрешить против святой веры, подчиняться Советской власти не за страх, а за совесть, помятуя слова апостола – всякая душа, да будет покорна высшим властям, ибо несть власти не от Бога, существующие же власти от Бога установлены” (к Рим.13.1). “Только в верности истине, в твёрдом стоянии в ней — всепобеждающая Божия сила. Сия есть победа, победившая мир, вера наша” (1Ин.5.4).
Это послание патриарха сделалось как бы основным для деятельности восприемников его власти митрополитов Петра и Сергия.
Приложение к лекции №21.
Указ Святейшего патриарха Тихона на имя митрополита Евлогия (Георгиевского), временно управляющего приходами РПЦ в Западной Европе, от 8 апреля 1924 года.
Высшее Церковное управление считает необходимым:
- Заявить, что со всей политическою деятельностью заграничных иерархов, имеющей целью дискредитировать нашу государственную власть, ни Святейший Патриарх, ни существующее при нем Церковное Управление не имеют ничего общего и таковую деятельность осуждают …
- Запросить митрополита Евлогия, назначенного, после закрытия в апреле 1922 года заграничного Церковного Управления, управлять заграничными церквами, какое и на основании чего существует и в настоящее время церковное управление заграницей под именем Архиерейского Синода.
- Заявить, что митрополит Антоний, находящийся заграницей, не имеет никакого права говорить от имени Русской Православной Церкви и всего русского народа, так как не имеет на это полномочий.
Подлинное подписали:
патриарх Тихон;
архиепископ Тихон Уральский (Оболенский);
архиепископ Серафим Тверской (Александров);
архиепископ Петр Крутицкий (Полянский).
с подлинным верно:
Управделами Патриаршего Священного Синода епископ Питирим.
[1] Значит, и “Союз безбожников” и так далее.
[2] Как и в июньском послании 1923-го года.
[3] “Мы” – это по пастырски; “я” – это только в частной жизни.
[4] На оккупированных территориях к немецкой власти представители Русской Православной Церкви относились лояльно.
Поэтому митрополит Сергий (Воскресенский) Виленский и Литовский, экзарх всей Прибалтики, не только лояльно относился к Гитлеру, но и посылал ему телеграмму с призыванием Божьего благословения на его победоносное оружие, но, при этом, канонически поминал и митрополита Московского, затем патриарха Сергия. К концу войны Сергий (Воскресенский) благословлял тех, которые могут уехать, уезжать, а тем, которые остаются, быть готовым к гонениям. Именно за то, что он предвидел гонения, было спровоцировано и осуществлено его убийство.
В Германии (Иоанн Шаховской) “молились за эту страну (Германию), за ее народ”, но не поминали фюрера.
После войны со стороны Сталина репрессий священнослужителей не последовало.
[5] Председателем ВЦСПС был Томский, которому задавали вопросы о положении Русской Православной Церкви и, особенно, патриарха Тихона – имя Тихона было знаменем и за границей тоже.
[6] Этот титул был присвоен Антонию на Карловацком соборе без ведома Тихона.
[7] Митрополит Арсений скончается в один год с Антонием – в 1936 году; митрополит Арсений (Стадницкий), хотя и находится в Ташкенте без права выезда, но в это же время является правящим архиереем Ташкентским.
Тут наблюдается некий казус; многие епископы, тот же Сергий, которые числились в ссылке, но признавались властями как полноправные архиереи.
[8] Патриарх Тихон всегда обладал не только спокойствием, но и столь свойственным ему чувством юмора.
[9] Тихон употребил эту ссылку ещё в послании от 25 сентября 1919 года (ст.ст.), где он запрещал духовенству становиться на сторону одной из воюющих сторон во время гражданской войны.
[10] Послание к Римлянам написано в царствование Нерона, стало быть, “Божьи слуги” – это известные его приспешники, беззаконники с точки зрения самих римских законов.
[11] Но ведь иконы сжигают большевики, а повиноваться надо верующим людям, как всякой гражданской власти.
[12] Сам Антоний явно не верил, что послание подложное, поэтому он и пишет, что “если это он и сам писал, то это не завещание”, чтo и справедливо, так как это завещанием не было.
[13] То есть, исповедничество Тихона с двух сторон. Он оклеветан, конечно, обновленцами, но он оклеветан и карловацкими зарубежниками.