Список лекций Новейшая история Русской Православной Церкви (1917-2000)
Исповеднический подвиг патриарха Тихона (1923-1925 годы).
- Июльское церковное собрание Русской Православной Церкви[1].
- Покаяние оступившихся: митрополита Сергия (Страгородского), архиепископа Серафима (Мещерякова) и многих других. Деятельность епископа Мануила в Петрограде.
- Тайные переговоры о “ликвидации церковного раскола” – о соглашении с обновленцами. Провал переговоров.
- Новый фазис отношения властей к Церкви: снятие судимости с патриарха. Петиции, заявления, апологии.
- Май — июль 1924 года: попытка Константинопольского патриархата (патриарх Григорий VII) вмешаться в церковные дела Москвы. Отповедь патриарха Тихона.
В июльском послании 1923 года патриарх вторично обрисовал сущность обновленчества, но и сущность карловачества. Но так или иначе, раз нашлось какое-то собрание церковных бесчинников, которые осмелились лишить патриарха не только сана, но и монашества, то на такое неприличное постановление надо было ответить. И вот в ответ на апрельский лже-собор собирается архиерейский собор, но именуется церковным собранием, потому что отсутствовали предстоятели двух епархий (епархии вдовствуют). Это архиерейское собрание обращается к Тихону с покорнейшей сыновней просьбой оставаться на патриаршем посту и в полном объеме патриарших прав и обязанностей, как они были присвоены ему Поместным собором. То есть, еще раз надо было вменить этот собор бесчинников ни во что, а для этого надо было собрать собор.
После возвращения Тихона Высшее церковное управление (законное) не было восстановлено. Избранный собором Священный Синод разогнан и отчасти арестован, разогнан и Высший церковный совет[2].
Патриарх Тихон собирает — тогда это называлось “импровизированным Синодом”; а на самом деле он приглашает помощников, из них главный – епископ, впоследствии архиепископ, Верейский Илларион (Троицкий), Тихон Оболенский, митрополит Уральский, Петр Полянский[3], митрополит Крутицкий, Серафим Александров, митрополит Тверской.
Как только патриарх возвращается к своему служению, то, естественно, переданные когда-то Агафангелу Преображенскому права Заместителя (тот давно в ссылке) у него изымаются, и Тихон вновь воспринимает полноту патриарших прав и обязанностей.
Даже враги свидетельствовали, что после выхода из заключения патриарх пользовался такой любовью, какой не пользовался до этого.
Начинается работа по восстановлению разрушенной церковной организации, но вся полнота церковной власти в этот период сосредоточена в руках Тихона. Как пишет профессор Иринарх Стратонов – “это и было чрезвычайно целесообразным”, поэтому даже говорили в Москве, что “в нем одном и заключается православие”. Кто с патриархом, назывались “тихоновцы”, то есть строго православные.
Как только приглашается Илларион Троицкий к активному сотрудничеству, то он быстро разрабатывает чин приема обновленцев, потому что начался возврат. Возвращаться начало сначала среднее духовенство, которые и сами-то себя презирали за это уклонение, но, действительно, не знали “куда идти, чтобы сохранить православие”, да сохранить и жизнь. А теперь, видя, что патриарх жив, что он на свободе, что и коляску, и дорогу усыпают цветами, они решили, что всё, хватит: приходы Москвы возвращаются к возношению имени патриарха Тихона[4].
Дальше встает вопрос о покаянии оступившихся архиереев. Речь, конечно, шла не о епископах-самосвятах, вроде Введенского, а речь шла о людях законной хиротонии, а чаще и дореволюционной хиротонии, которым предстояло покаяться и вернуться в ряды верных. Обыкновенно всегда упирают, что первым из вернувшихся был Сергий Страгородский. (Кто-то должен был показать пример). Сергий сам, конечно, не участвовал ни в каких бесчинных делах, не участвовал в лже-соборе (отсиживал свою третью посадку), но, обретя свободу, он немедленно в июле (на июльском собрании его не было, его не допускали), потом в начале августа пытается войти в сношение с патриархом и патриарх готов его принять, но резко воспротивился епископат.
(До последнего времени это считалось легендой, но теперь, когда опубликовано письмо Серафима Лукьянова (тогда Финляндского) к Антонию Храповицкому от 17 февраля 1925 года (это все-таки – исторический документ, хотя сам Серафим Лукьянов пользовался слухами, так как в Москве не бывал), — версия эта подтверждается).
Сам чин покаяния митрополита Сергия хорошо известен и известен со слов свидетеля — Мануила Лемешевского, тогда иеромонаха. Покаяние Сергия было разработано во всех пунктах и литургически отнесено к 3-му часу праздника Успения Божией Матери.
Сергий каялся за «заявление трех» от 16 июня 1922 года, подписанное им вместе с Костромским Серафимом Мещеряковым и Евдокимом Мещерским. В «заявлении» указывалось, что в настоящее время ВЦУ является единственной церковной властью; и за это надо было каяться. И хотя утверждалось, что все остальные уклонившиеся пошли вслед за ним, но это не верно, так как уклонился вслед за ним только Артемий (Ильинский), епископ Лужский. Тем не менее, решили сделать так, чтобы покаяние Сергия было не только гласным, но именно показательным.
Поэтому покаяние Сергия Страгородского было разработано по индивидуальному чину. Во-первых, надо было, как ему и сообщили заранее, чтобы он пришел в простой рясе, без знаков архиерейского достоинства, чтобы встал на правый клирос и, хотя было много народа и он не был никем запрещен, но никто не взял у него благословения.
На 3-м часе Сергий должен был коленопреклоненно прочесть самоокаивание, обращаясь к народу; затем поклониться в ноги патриарху. Единственно, кто нарушил сценарий, так это сам Тихон – потрепал он его за густейшую бороду и сказал: — “Пусть бы другие, но тебе стыдно отказываться от Церкви и от меня”. После этого патриарх трижды с ним облобызался, иподьяконы накинули на него архиерейскую мантию, то есть, его как бы возвращают и принимают в сущем сане; патриарх возложил на него панагию и архиерейский крест, а Илларион Троицкий поднес на блюде белый клобук.
После чего, шло богослужение в честь Успенья Божией Матери, патриарх поставил его сразу вслед за собою.
Главная радость была архиепископу Иллариону, так как он обожал всякий церковный чин. И тут, когда все произошло по плану, без единого сбоя, весь народ хором отвечал, что “Бог тебя простит” – словом, все были рады.
Дальше начались события совсем другие. Весь август идут тайные переговоры, не просто инспирированные властями, а вынужденные властями, о так называемом «объединении» с обновленцами. Это называлось “ликвидация церковного раскола”. Но ведь для уклонившихся в раскол существует покаяние и каноническое присоединение.
Принимать Введенского в сущем сане было нельзя, но к этому времени Введенский был отстранен, а главой этого самочинного синода поставлен архиерей старого посвящения архиепископ, тогда Нижегородский, Евдоким Мещерский, а перед этим он был Американский и Алеутский, то есть сразу после Тихона[5].
Евдоким Мещерский, хотя и уклонившийся и не покаявшийся, но, по крайней мере, его хиротония ни у кого сомнения не вызывала, и вот его “наряжают” главной фигурой для ведения тайных переговоров.
Надо, прежде всего, понять позицию властей. Обновленцы уже никому не нужны, никто не собирался ставить их вместо Церкви, задача была внести церковную смуту по принципу divide et imperare. Но в данном случае необходима поправка и на то, что в самих большевистских верхах идет страшная темная рукопашная схватка за власть. Ленин – в Горках, Троцкий еще не сломлен и он с Лениным образует оппозицию другой группе, которая рвется к власти; то есть, группа: Сталин, Зиновьев и Каменев.
Но инструкции по церковной политике еще не выработали, а подстилающий слой, то есть администрация среднего звена: Тучков, Ярославский и другие — пользуются инструкциями Троцкого, то есть инструкциями старыми, которые как раз и диктуют – стравить, посеять смуту, вызвать возмущение народа, потому что народ обновленцами возмущен (сторонниками Введенского могли быть только интеллигентные дамочки, которые и останутся при нем навсегда), в надежде, что, может быть, все-таки значительная социальная группа покончит, как сказано у Троцкого, “с религиозными предрассудками”.
Поэтому Тучков вынуждает патриарха Тихона направить трех представителей на тайные переговоры. Представители патриарха все те же, так как других у него нет: Илларион Троицкий, Серафим Александров и Тихон Оболенский (Петр Полянский становится ближним заместителем после ареста Иллариона).
Первым начал доклад архиепископ Серафим (Александров) таким образом: “Богомудрые архипастыри.
Мы только что сейчас, в качестве трех уполномоченных святейшим патриархом лиц, были у Высокопреосвященного митрополита Евдокима,[6] где около двух часов беседовали с ним обстоятельно по вопросу ликвидации нашего церковного разделения.
Высокопреосвященнейший митрополит Евдоким предложил нам обсудить три вопроса по этому делу. Это: согласны ли мы на примирение с ним; если согласны, то надо завести сношение и начать совместную подготовительную работу к предстоящему поместному собору[7].
Поместный собор открывает Святейший патриарх Тихон. На этом соборе патриарх Тихон должен отказаться от управления Церковью и уйти на покой. Если мы согласны будем провести это в жизнь, то Высокопреосвященный Евдоким дал нам обещание, что патриарх Тихон будет на соборе ими восстановлен в сущем сане.”
Если самочинное сборище не имеет власти лишать патриарха сана, то зачем от другого законного собора (раз его открывает Тихон) нужно согласие на восстановление в сане, надо просто самочинное сборище признать таковым.
Архиереи действовали под давлением Тучкова и не знали обстоятельств на большевистских верхах, они все еще представляли, что большевики – монолит и поэтому этого красного зверя надо было успокоить. Им было сказано, что камень преткновения для соединения – фигура патриарха Тихона и его надо убрать.
Поэтому в качестве игрушки для властей выступает Евдоким Мещерский, а Тучков – за кадром, а его собственные руководители, дающие ему инструктаж, вообще остаются не известными. Кстати, это – масонский принцип: могут люди знать свое начальство только предыдущей ступени, а через одну – они уже не знают.
Архиепископ Илларион высказался о том, что он везде бывал, много говорил по церковным вопросам с компетентными людьми и пришел к выводу, что для них, тихоновцев, другого выхода нет, как только одно: подойти к Священному Синоду РПЦ, то есть самочинному, обновленческому, договориться с обновленцами, “не нарушая канонических устоев Православной Российской Церкви”. Что “всё наше разделение, говорил архиепископ Илларион, основано на недовольстве некоторыми иерархами и православными мирянами личностью патриарха Тихона”.
Это все бессмысленная и никому не нужная не только сдача церковных позиций, а просто ложь. Обновленческое движение, хотя не было реформаторским, но было пауперистским; что в это время беззаконно были поставлены архиереи, ввели какие-то немыслимые титулы, то есть бывшее белое духовенство рвалось больше к почету, нежели к власти.
Архиепископ Серафим: “Мы ни одного шага не можем ступить без воли патриарха Тихона. Конечно, обо всём этом я Святейшему докладывал и просил его благословения на собрание. Святейший патриарх Тихон ответил мне так, я привожу буквально слова Его Святейшества: — Надоел я вам, братцы, возьмите метёлку и гоните меня. По-видимому, патриарх Тихон ничего не имел против того, если бы ему для блага Церкви необходимо было отойти в сторону от кормила правления Русской Церкви”.
Но закрытой баллотировкой проект соединения с обновленцами был провален и собрание закрыто. То есть, и сами обновленцы (рядовые) решили, что этого им мало.
В конце сентября 1923 года переговоры были закрыты и стало ясно, что надо жить дальше, что Церковь на земле именуется “воинствующей” и воинствовать предстоит.
Переговоры еще идут, а 10/23 сентября хиротонисуют Мануила Лемешевского во епископа Лужского (от слова Луга, Петроградской области) и посылают его, как единственно законного правящего архиерея, в Петроград, поскольку до этого был сослан Алексий Симанский (до 1926 года), посажен Венедикт Плотников и выслан в Коми Николай Ярушевич. Архиереев в Петербурге нет и Тихону советуют для этой цели направить Мануила.
При посвящении, вручая Мануилу пастырский жезл, патриарх Тихон сказал ему буквально одну фразу – “Я посылаю тебя на страдания, но верни мне епархию”. И произошло чудо. 23 сентября Мануила только посвятили, а 29 сентября, в свои именины мирские (в миру Виктор), он был уже в Петрограде. Прямо с вокзала Мануил явился на привокзальную церковь Входоиерусалимскую и всё духовенство вышло его встречать, хотя перед этим приход числился ВЦУшным.
То есть, встречная волна была такая, что это подчинение каким-то обновленческим структурам люди сбрасывали как шелуху. После архиерейской встречи Мануил отправился на Фонтанное подворье, где всегда пребывали митрополиты Петроградские, и тоже не встретил там ни малейшего препятствия.
По сути дела пребывание Мануила в Петрограде было чуть больше трех месяцев – 177 дней, но за эти 177 дней он действительно исполнил благословение патриарха и вернул епархию[8].
Задача Мануила была не просто агитация, а — зажечь сердца. Ведь все топтания и уклонения идут от теплохладности, поэтому и надо было зажечь сердца и он это умел.
4 октября 1923 года было разослано по Петроградским храмам воззвание епископа Мануила с призывом присоединиться к патриарху Тихону, который назывался истинным первосвятителем. Но еще до этого воззвания начался массовый переход на сторону патриарха, который следует назвать возвращением из раскола. За один октябрь около трех четвертей Петроградских городских приходов присоединилось к патриарху, а приходы области — почти целиком.
Очевидцы (Краснов-Левитин пишет со слов очевидцев) утверждали, что такой популярностью в Петрограде пользовался только один священнослужитель – Иоанн Кронштадский.
Мануил вводит специально для Петрограда чин покаяния. Покаяние принималось за всенощным бдением, когда в храмах было много молящихся (с утра-то все на работе).
Покаяние совершалось так. На утрени перед пением “Хвалите имя Господне” через царские врата на солею выходил епископ и становился лицом к народу. В это время, южными и северными дверями выводили уклонившихся священнослужителей на солею и устанавливали их в ряд лицом к народу. Затем каждый из них произносил покаянное слово перед верующими, делал три земных поклона на три стороны (кроме алтаря), просил у верующих прощения за свое заблуждение и, поклонившись епископу и получив от него благословение, уходил в алтарь.
Мануилу Лемешевскому досталось дожить и до конца войны, до восстановления патриаршества. С патриархом Алексием I Мануил был почти до конца дней «в раскосе» и, отчасти, тут было задействовано самолюбие с обеих сторон. В отличие от Вениамина Федченкова, который являл в это время образец законопослушания, Мануил – все время в раскосе. Скончается Мануил в 1968 году на кафедре Куйбышевской, ныне Самарской, и не так давно скончавшийся митрополит Иоанн Снычев – это его многолетний ученик.
Иоанн Снычев, митрополит Иоанн, как раз оставил целую монографию с названием “Митрополит Мануил”. Довольно многое из того, что вышло сейчас под именем митрополита Иоанна, не имеет к нему отношения. У него есть два фундаментальных труда, заведомо ему принадлежащие: “Правые расколы в РПЦ 20-х — 30-х годов” – это его не осуществленная в 1964 году магистерская диссертация; и книга “Митрополит Мануил”[9].
В день прибытия Мануила в Петрограде находилось 93 священнослужителя, не признававших обновленческого синода, через две недели их уже было 191 человек.
15 октября 1923 года, во время отпевания отца Александра (Дернова), протопресвитера прежнего придворного духовенства и по должности члена дореволюционного Синода, последнего перед Временным правительством, епископу Мануилу сослужили 144 священника и 47 диаконов.
Отец Александр проходил по процессу митрополита Вениамина Петроградского, но был взят на поруки. Отец Александр никогда и никуда не уклонялся и на его отпевание Мануил распорядился собрать весь церковный Петроград.
14/27 октября 1923 года, в день памяти VII-го Вселенского Собора, Мануил назначает свое Торжество Православия. То есть, он подозревал, что до первого воскресения Великого Поста, когда совершается чин Торжества Православия, он может в Петрограде и не досидеть. Поэтому, так как то Торжество Православия было связано с окончательной ликвидацией иконоборчества, то он назначил Торжество православия на 27 октября, как бы в память VII-го Вселенского Собора.
В конце правления Мануила из 115 обновленческих приходов, 83 перешли в ведение патриарха. Но существовала еще и такая особая точка, как Александро-Невская лавра, там уже был старец, ныне прославленный, Серафим Вырицкий.
Александро-Невская лавра не признавала ни тех, ни других. То есть, она не признавала обновленческого ВЦУ, но не поминала и патриарха и после ареста Николая Ярушевича не поминала вообще никого.
Для них Мануил сделал малое снисхождение и у монахов принимал покаяние в алтаре, но по формуле – “немощи ради монашества”. Вслед за Александро-Невской лаврой присоединились к патриарху Новодевичий монастырь и Иоанновский монастырь (они поминали ВЦУ).
Как предполагал сам Мануил, как не сомневался весь Петроград, он пробыл в Петрограде до января, а 2 февраля 1924 года Мануил был арестован, был обвинен в контрреволюционной деятельности и был отправлен на три года на Соловки.
Тем не менее, дело было сделано. Вернувшиеся под омофор патриарха Тихона более в обновленчество не уклонялись.
Зачем же тогда были тайные переговоры августа-сентября о соединении с обновленцами и удалении патриарха Тихона? Патриарха метили поместить в Гефсиманский скит при Троице-Сергиевой лавре; хотя лавра уже закрыта, но скит еще действует. Это нужно было потому, что власти были испуганы массовым возвращением в истинную (тихоновскую) Церковь и поэтому не получалось стравить друг с другом разные церковные группировки и обрабатывать не утвержденных людей.
В ночь с 15 на 16 ноября был арестован архиепископ Илларион Троицкий и более на свободу уже не вышел; и нужно это было для того, чтобы поразить Тихона в самое сердце.
Здесь совершается его исповеднический подвиг. Разумеется, что Тихон тут же обращается к властям с постоянной просьбой – моего ближайшего помощника у меня отняли, никаких обвинений членораздельных ему не предъявлено, и я всячески ходатайствую, печалуюсь – отпустите его.
Русские иерархи обретают старое, давно забытое слово — “печалование”; и это печалование становится неизбывным в служении патриарха Тихона.
Власти используют отработанный прием, который назовет Солженицын – “из жарка в ледок”. С одной стороны, как выразился сам Тихон – я посылаю архиереев на юг, а их отсылают на север. В это время он, слава Богу, совершил большое количество хиротоний, чтобы сохранить епископат в известной численности, но с таким трудом подбирая нужную кандидатуру на епархию, очень часто он сталкивается с таким явлением, что человек прибывает по месту назначения и его иногда даже и не арестовывают, а просто методом административной высылки препровождают обратно в Москву.
Это, конечно, еще и пощечина, тут явно есть практика нравственного заушения. Но это нравственное заушение патриарх Тихон принимает по образцу Господа нашего Иисуса Христа, то есть, он проходит свой кенотический путь – путь уничижения, самоумаления, поношения.
В то же время происходит то, что 21 марта 1924 года, то есть уже после смерти Ленина, после клятвы, которую дал над гробом товарищ Сталин, начинается новая политика и, видимо, Сталин достает из-под сукна известное письмо Чичерина. И это видно из того, что правительственный акт от 21 марта касается двух личностей. А именно, Яна Цепляка и патриарха Тихона.
Яна Цепляка – католического кардинала на территории России, который был приговорен к расстрелу в 1922 году, расстрел заменили 10-летним заключением, а здесь ему изменяют меру пресечения и, как польского гражданина, новообразованного польского государства, — высылают в Польшу.
Уголовное дело патриарха Тихона – производством прекращают.
Уголовное дело против патриарха не было возобновлено. Но политика властей внутрицерковная приобретает по сравнению с инструкциями Троцкого иные, но более явственные очертания.
На заседание ВЦИК СССР от 21 марта 1924 года внесено следующее постановление: “принимая во внимание, что гр. Белавин В.И., бывший патриарх Тихон, публично раскаялся в своих контрреволюционных выступлениях против власти рабочих и крестьян, что среди широких масс рабочих и крестьян проявляется усиленная тяга от религиозных суеверий в сторону науки и просвещения, тем самым влияние так называемой Православной Церкви на широкие массы рабочих и крестьян решительно ослаблено, и что вследствие этого гр. Белавин, бывший патриарх Тихон, и привлеченные с ним граждане не могут быть опасными для Советской власти, Президиум ВЦИК Союза ССР постановил”.
Это все было опубликовано в газете “Известия” от 22 марта 1924 года. И человек, умеющий читать, сразу же сделает вывод, что, выходит дело, всё было не потому, что патриарх Тихон в чем-то виновен, а потому, что еще много было верующих среди рабочих и крестьян. А теперь, так как с их точки зрения “наблюдается массовый отход”, то патриарх Тихон им больше не нужен и старичка можно отпустить.
Итак. “Дело по обвинению граждан Белавина В.И., бывшего патриарха Тихона, Феноменова И.Г. (архиепископ Никандр), Стадницкого А.Г. (митрополит Арсений), Гурьева В.А. (мирянин, секретарь Синода) в преступлениях предусмотренных статьями 62, 119 Уголовного кодекса РСФСР[10] производством прекратить.
Яну Гиацинтовичу Цепляку заменить меру пресечения высылкой из Союза ССР”.
“Известия” от 30 марта 1924 года сообщали – “Вчера утром сотрудник РОСТА посетил в Донском монастыре б. патриарха Тихона. Тихон не знал еще о решении Президиума ЦИК СССР; прочтя постановление, он встал, перекрестился и сказал – передайте Советскому правительству и Президиуму ЦИКа СССР глубокую благодарность как от меня, так и от моей паствы за такое милосердное отношение к моей деятельности. Правительство может быть вполне уверено, что оно найдет во мне лояльнейшего гражданина Советского Союза, добросовестно выполняющего все декреты и постановления гражданской власти”.
Заявление патриарха выдержано в том же духе и тоне, что и на процессе церковников 1922 года – процесс 54-х.
“В дальнейшей беседе Тихон опроверг сообщение газеты “Накануне”, что с ним был удар (инсульт). Врачи, лечившие его, нашли у него нефрит, то есть болезнь почек, и предписали избегать переутомления. Касаясь планов своей дальнейшей деятельности, Тихон сказал, что он займется теперь организационной стороной своей Церкви, считая, что рамки Советского законодательства дают для этого широкий простор”.
Тихону осталось жить год, а пока относительно примирения с Синодом, то есть событий 23 сентября 1923 года, и той части духовенства, которая стоит за ним, Тихон говорит, что его точка зрения на этот вопрос не изменилась: он по‑прежнему ждет покаяния от членов Синода и молится о том, чтобы Бог вразумил и смягчил сердца его членов.
Вслед за снятием судимости с патриарха, Красницкий пытался вернуться в патриаршую Церковь, но без покаяния, а в результате «конкордата».
Возмущение верующих было очень бурным, так как все помнили его выступление против митрополита Вениамина; и когда, например, после его изгнания из лже-ВЦУ Красницкий вернулся в свой собор Князь-Владимирский в Петрограде, то его выгнали верующие, обвиняя его, что у него руки в крови.
Несмотря на все его правильные обращения в его заявлении: “Его Святейшеству”; “Святейшему Тихону, патриарху Московскому и всея Руси”; “Ваше Святейшество”; “Милостивый архипастырь и отец” и так далее, все-таки Красницкого так и не взяли назад. Красницкий умрет в 1936 году и тогда “смертного часа ради”[11] его исповедует и причастит законный священник «сергиевской», то есть Патриаршей Церкви.
В 1924 году с мая по июнь патриарху Тихону предстоит еще одно испытание. С 1920 года по 1924 год в Константинополе сменилось пять патриархов, то есть у них там нестроения свои. Но, наконец, на партиаршем престоле воссел довольно прочно патриарх Константинопольский Григорий VII.
От патриарха Григория VII вынесен рескрипт: “в качестве братского увещевания патриарху Тихону, ради церковного мира, оставить патриарший престол”.
Что за этим стоит? Во-первых, турецкое правительство, у которого в это время хорошие отношения с Советским правительством; во-вторых, длительная переписка (несколько писем) Евдокима Мещерского, который все еще пользуется своим лже-титулом митрополита Одесского, с Константинопольским Святым Престолом. И в-третьих, сторону обновленцев принял Василий Димопуло, архимандрит, настоятель Константинопольского подворья в Москве (рядом с Высоко-Петровским монастырем, храм преподобного Сергия в Крапивках).
Эта акция была очень быстро доведена до сведения патриарха Тихона, видимо, церковными людьми-доброхотами, потому что официально эта бумага не была даже переведена с греческого на русский язык, то есть, она шла как внутренний документ Константинопольского патриархата.
В июле 1924 года Патриарх Тихон обращается к патриарху Григорию VII с полным достоинства ответом, где он отстаивает права, и в том числе права автокефалии, Русской Православной Церкви — с тем же достоинством, как в свое время отстаивал права Константинополя в 866 году против Рима патриарх Фотий.
В частности, он напоминает Святейшему патриарху Нового Рима, что Константинопольская патриаршая кафедра имеет в православном мире первенство чести, но не власти; что предполагаемая комиссия, направляемая якобы в Москву, для изучения церковной ситуации, должна по церковным правилам обращаться только к нему и уже от него получить соответствующие авторитетные заявления. Все письмо выдержано в таком тоне и духе.
Этот документ воистину общецерковного значения.
В эти же дни, когда идет активная переписка Евдокима с Фанаром (предместье Константинополя, резиденция патриархов), — в это же время на заседании законного Синода в Донском монастыре 21 мая принято решение “О восстановлении нормальной деятельности высшего церковного управления”, как оно было разработано Поместным собором 1917-1918 года.
Синод постановил: организовать присутствие, в качестве Высшего Церковного Управления, обоих органов, как Священного Синода, то есть, архиерейского, так и Высшего Церковного Совета.
В состав Священного Синода, впредь до созыва очередного поместного собора, включить следующих лиц, под председательством Его Святейшества патриарха Тихона:
Митрополит Сергий (Страгородский) Нижегородский[12].
Митрополит Кирилл (Смирнов) Казанский.
Митрополит Тихон (Оболенский) Уральский.
Митрополит Серафим (Александров) Тверской.
Митрополит Петр (Полянский) Крутицкий.
Архиепископ Нафанаил Харьковский.
Архиепископ Димитрий (Беликов) Томский.
Архиепископ Павел (Борисовский) Вятский
Архиепископ Григорий (Яцковский) Екатеринбургский[13].
Архиепископ Евгений (Зернов) Благовещенский.
Архиепископ Иосиф (Петровых) Ростовский[14].
Епископ Серафим (Остроумов) Орловский.
Ситуация такова, что ее можно назвать по Достоевскому – “все в ожидании”: этот Синод из 12-ти архиереев собрать не удалось; не удалось получить регистрации ни для Патриаршего управления, ни для новых органов Высшего Церковного управления Русской Православной Церкви. Регистрация будет дана только в 1927 году 20 мая и с полным правом Сергий начинает свою декларацию словами: “Одной из главнейших забот покойного патриарха Тихона была легализация Высшего Церковного управления Русской Православной Церкви”.
12-ть человек членов Синода, потому что по каноническим правилам для суда над епископом необходим кворум, то есть 12-ть епископов: 12 епископов судят епископа, 6 епископов судят иерея и 3 епископа – дьякона (Карф.12).
Все силы Тихона, которому осталось жить меньше года, направлены на то, чтобы умягчить эти окамененные сердца власть предержащих и вынудить у них согласие терпеть Христову Церковь рядом с собой. И это придет в 1943 году.
[1] Были правящие архиереи всех епархий РПЦ, кроме двух, поэтому и не назвали архиерейским собором, а только церковным собранием.
[2] Сергий Страгородский, авторитетнейший член Священного Синода, успел уже уклониться в июне 1922 года.
[3] Посвящен в 1917 году.
[4] Патриарх поминался всегда в храме Николы в Кленниках; и вот, при освобождении патриарха из заключения, он сразу же попал на панихиду по протоиерею Мечеву, который скончался в 1923 году, — настоятелю этого храма.
[5] Он прибыл на Собор 1917-1918 года и остался в России.
[6] Хотя митрополит он не законный, так как возведен в этот сан лже-собором; правильный его титул – архиепископ.
[7] Никакого собора собрать не удастся. Евдоким был мастером блефа, как и Троцкий в гражданском управлении.
[8] Когда Мануил приехал в Петроград, то тихоновских приходов было пять или шесть.
[9] Митрополита Иоанна в 1993 году вызывали в Синод, где от отмежевался от всех других, приписываемых ему, трудов. Официальное заявление было от митрополита Владимира (Котлярова), что все произведения принадлежат кому угодно, но только не покойному владыке Иоанну.
[10] Статьи – “Измена родине через намерение”.
[11] Допускается по канонам: I Вселенский Собор, правило 13 и Карфагенский собор, правило 7.
[12] Сергий после своего покаяния получил Нижегородскую кафедру, на которой и пребывал до 1934 года, когда ему был присвоен титул Митрополита Московского и Коломенского.
[13] Первоначальник “григорианского” раскола.
[14] Будущий первоначальник “иосифсянского” раскола.