Новейшая история Русской Православной Церкви. Лекция №18

Print Friendly, PDF & Email

Список лекций Новейшая история Русской Православной Церкви (1917-2000)

Конец 1922 года – май 1923 года. Развитие церковной смуты.

  1. Август 1922 года: – съезд “живой церкви”[1]. “Революция в Церкви”[2].
  2. Раскол в расколе: образование группы СЦВ (Союз церковного возрождения; председатель и вдохновитель Антонин Грановский). Сентябрь 1922 года: создание “параллельного ВЦУ” (Высшее церковное управление).
  3. Письмо-протест митрополита Сергия Страгородского (сентябрь 1922 года).
  4. Власть предержащие с середины 1922 года до начала 1923 года. Апрель‑май 1925 года: 1-ый обновленческий лже-собор.

События развиваются с неимоверной быстротой: только что расстреляли митрополита Вениамина на Пороховых заводах и с ним ещё троих, а в это время в Москве открывается съезд “живой церкви” — в виде некоего предсоборного совещания, с целью разработать вопросы для собора.

Движение “живой церкви” фактически – бунт белого духовенства против черного; и только как бунт — только так его можно расценивать. Само по себе это дело – свидетельство пауперизма, то есть осознанной социальной приниженности белого духовенства; и вот теперь, почувствовав себя в силах, оно вдруг начинает действовать. Как вспоминает очевидец – “настроение живоцерковных батюшек было исключительно боевым”, то есть, “не разойдемся, пока не добьемся своего” (своего они добиваются с 6 по 17 августа, тогда и были расстреляны петроградские мученики).

Что такое “своё”?

Во-первых, они (белое духовенство) добиваются архиерейских митр.

Во-вторых, добиваются права на второй и третий брак, уже, будучи рукоположенными священниками.

В третьих, пытаются сократить до минимума, так называемую, «монашескую корпорацию».

То есть, такие маленькие русские “лютеры”; но пока они действуют только словами – призывают, чтобы монахи сами сняли свои монашеские мантии, бросили монашеские обеты, а кто пожелает остаться в монашестве, могут объединяться в трудовые братства, которые будут существовать под надзором белого священника. До сих пор они привыкли к тому, что архиерей-монах управлял, как говорили они – «помыкал» белыми священниками.

У Гоголя в “Мертвых душах” есть вставная новелла, где описана деревня “Вшивая спесь”; и в этой “Вшивой спеси” решили, что теперь крестьяне станут помещиками и все нарядились во фраки; а помещиков своих разжаловали и нарядили их в зипуны. Только об одном никто не подумал, что слишком много будет помещиков.

Так и тут – все белые батюшки собрались быть архиереями, но никто не подумал о том, где же взять столько епархий.

На съезде была принята резолюция из шести пунктов.

  1. “Живая церковь” должна настаивать на снятии сана с патриарха Тихона.
  2. Предписывается немедленно прекратить поминовение его имени за богослужением.
  3. Предписывается увольнение архиереев-монахов, которые противодействуют обновленческому движению.
  4. Всех остальных монахов-архиереев перевести в другие епархии (без конкретики).
  5. ВЦУ выразить одобрение.
  6. Архиереям, признавшим ВЦУ, выразить благодарность.

Лидера живоцерковного движения Красницкого[3] 16 августа принимает Калинин. Новое ВЦУ демонстрирует свою власть; но по сравнению со временем Петра I у них, конечно, власть слаба, так как обновленцы рассчитывают на подавляющий государственный механизм.

После Петроградского и Московского процессов прошли ещё несколько провинциальных процессов по изъятию церковных ценностей, но те провинциальные процессы прошли без единого смертного приговора (обыкновенно давали лет 5, а потом ВЦИК этот срок сокращал).

И самое главное то, что все газеты перестали писать о каких-либо голодающих, то есть, было решено с сентября 1922 года, что все голодающие уже сыты. Перед этим священников вызывали в органы ГПУ, угрожали и приказывали присоединяться к “революционному церковному движению” — и, вдруг, всё исчезло; никого никуда не вызывают – Церковь пустили на самотек. Поэтому те, у кого внутри страх, те поминают только Восточных патриархов, но остаются и верные приходы (храм Николы в Кленниках, например; настоятель – святой праведный Алексий Мечев), где поминают и патриарха Тихона.

Патриарх Тихон всё ещё под домашним арестом, и только после лже-собора его подвергнут месячному тюремному заключению.

Самый скандал разразился после августа, в сентябре. Антонин Грановский, которого они от себя назначили Московским митрополитом, чтобы иметь его в качестве ширмы и действовать за его спиной (сама кандидатура Антонина была подсказана Троцким), — вдруг Антонин Грановский взбунтовался, окрестил всю живоцерковную шушеру – проходимцами и объявил, что он создает свою собственную новую церковную группу. Эту церковную группу он назвал “Союзом церковного возрождения”. Группа “Союз церковного возрождения” была провозглашена Антонином 20 августа (сразу после съезда); и заявил, что ему с “живцами” не по пути.

24 августа 1922 года Антонин Грановский обосновался в центре Москвы в Заиконоспасском монастыре и там начал собирать группу; организаторских талантов Красницкого он не имел, но как-то люди потянулись к нему и больше, видимо, из любопытства. Люди всё-таки, несмотря на расхристанность Антонина, доверяли Грановскому больше Красницкого, так как явная связь Красницкого с ЧК всем была известна.

На первых порах вокруг Грановского соберется человек 400, потом их число упадет до 28. В это время Красницкий создает ЦК “живой церкви” и в этом ЦК создает политбюро, то есть происходит фарс.

Антонин громит “живцов” как холуёв, а его собственная программа была примерно такая: архиереи — и миряне, как паства, без этого подстилающего слоя – белого духовенства, то есть прямо противоположное “живцам”.

Началась такая мелкая драка, мелкая мышиная возня. Красницкий сначала обвиняет Антонина, что вокруг него сплачивается контрреволюция, потом идёт жаловаться в органы ГПУ и просит выслать Антонина из Москвы, так как там у него в Заиконоспасском – “сборный пункт контрреволюции”. И вдруг получает громаднейший афронт: ему напоминают, что Церковь отделена от государства и что правительство не имеет ничего против второго ВЦУ, то есть параллельного.

В этой всей подлой и пошлой войне по настоящему трезвый голос раздался только из Владимира, только от Сергия Страгородского, которого в июле 1922 года выпустили из Нижнего Новгорода и разрешили вернуться к его владимирской пастве. Сергий дал свой ответ на резолюцию августовского съезда.

Ответ Сергия[4]. “Я решительно протестую против всех постановлений “живой церкви”, которые приняты в отмену основных требований церковной дисциплины и, тем более, вероучения. Некоторые из этих постановлений являются для меня недопустимыми безусловно, а некоторые нарушают компетенцию нашего поместного собора,[5] а некоторые не приемлемы до этого собора.

К первому разряду я отношу снятие отлучения с графа Толстого[6], отрицавшего божество Иисуса Христа, Его рождение от Девы, воскресение и другое, что всё содержится в Символе веры.

Ко второму разряду — то, что не находится в компетенции поместного собора, — я отношу разрешение священнослужителям вступать в брак и оставаться в сущем сане,[7] не исключая и архиереев (3-е правило VI-го Вселенского Собора и 26-е Апостольское)”.

На августовском съезде пытались провернуть резолюцию, чтобы архиереи сами вступали в брак, притом столько раз, сколько им заблагорассудится. Впоследствии всё это движение превратилось в непрекращающийся фарс; то есть те, которые поприличнее, венчались, просто в мирском платье, то есть, они оставались как бы тайными священниками; а будучи архиереями, имели тайный брак. Но были и такие, вроде Петра Воронежского (Сергеева) – “архиерея” из белого духовенства, которые венчались прямо в своем архиерейском облачении и над ним держали митру, а над невестой венец (в конце 30-х годов этих обновленческих архиереев перестреляют).

“Разрешение священнослужителям вступать в брак после хиротонии (Апостольское правило 26-е и VI-го Вселенского Собора правило 3-е). Допущение к священнослужению второбрачных (Апостольское правило 17-е; Василия Великого – 12-е) или женатых на вдовах (Апостольское правило 18-е).

Так как нарушение указанных правил влечёт за собой безусловное запрещение и даже извержение из сана, то и сознательно участвующий в священнослужении запрещенным или изверженным или разрешающий такое священнослужение подпадает тому же.

Таким образом:

  1. Нарушителям я не могу и не буду давать разрешение священнодействовать в моей епархии.
  2. Женатые епископы, впредь до разрешения дела на соборе, не будут мною признаваемы в их сане, а равно и рукоположенные ими.
  3. Сам я вынужден прекратить общение как с нарушителями этих правил, так и с теми, кто будет разрешать такие нарушения”. (Стало быть, со всеми деятелями ВЦУ – В.Е.).

Таким образом, в сентябре 1922 года первым отошел от обновленцев Сергий; Евдоким Мещерский (Нижегородский) объявил о создании собственной группировки; Серафим Мещеряков (Костромской) никуда не проявлялся. Всё затихло (Красницкий тоже затих).

Осенью того же 1922 года образуется третья обновленческая группировка во главе с Введенским – СОДАЦ (Союз общин древне апостольской церкви). Что такое была древне-апостольская церковь, он знал разве что понаслышке. Но вдруг все опять создают свои собственные группировки, каждая из которых претендует на первенство.

То есть, так называемый обновленческий раскол начинает дробиться, а по сути дела, сыпаться. И этот процесс, который потом Краснов-Левитин назовет “великим”, то есть “война против всех”, и который мы назовём мышиной вознёй, продолжается до конца 1922 года.

Где же была эта, казалось бы, всесильная большевистская власть, которая сама спровоцировала начало – обновленческий раскол?

Патриарх сидит под домашним арестом и большевики, казалось бы, сделали ставку на ВЦУ; но с другой стороны, если они собираются устроить подставную лже-церковь, то зачем им тогда параллельный церковный центр, параллельное ВЦУ и так далее (ведь за пятью, например, церковными организациями наблюдать тяжелее, чем за одной).

В нашей так называемой псевдо-исторической науке существует миф, что де существовали большевики, грозный монолит, которые стали гонителями Церкви; существовали церковные предатели, эти самые “живцы”; существовал гонимый патриарх Тихон; и существовали стойкие церковные борцы, впоследствии правые раскольники.

На самом деле при наложении на реальные исторические события эта схема сразу же рассыпается. Первое, что надо помнить, — это то, что большевики никаким монолитом не были. За кулисами большевистской власти при одной марионеточной фигуре, а именно Калинине, который реальной власти никакой не имел, шла страшная и темная рукопашная — борьба за власть.

При жизни Ленина постоянно менялись подручные, но власть у него была крепчайшая. Но 26 мая 1922 года Ленина разбил паралич и, начиная с этого паралича, когда Ленин был уже в Горках, в верхушке власти началась борьба за его устранение. Главными деятелями по устранению Ленина были Сталин, Зиновьев и Каменев.

Главным разработчиком антицерковной политики был Троцкий, но из-под него самого ускользала почва. Когда в декабре 1922-го года Ленин вернулся в Москву в Кремль, то первое, что он сделал, это восстановил с Троцким сердечный союз против Сталина, Зиновьева и Каменева. (Они на своем закрытом заседании политбюро назначили Сталина ответственным за здоровье товарища Ленина).

Вся антицерковная политика была вдохновлена Лениным, Троцкий – разработчик. Но как только Ленин заболел, так стали проходить все законопроекты, которые были противоположны его политике и это тоже была тайная внутренняя работа: не нравится Ленину – провести (это была политика Сталина).

Таким образом, политбюро большевиков разбилось «три на два», то есть Зиновьев, Каменев, Сталин и Ленин с Троцким. Притом Зиновьев был организатором Коминтерна, Троцкий – победитель в гражданской войне и первый оратор, Бухарин – автор “Азбуки коммунизма”, ещё молодой и только притирается к Сталину, Сталин, ничем не знаменитый, прибирает власть к рукам, а Каменев пока с Зиновьевым.

Какое-то странное попустительство в отношении церковных дел в это время объясняется очень просто – гонителям стало не до гонений.

Обновленческий лже-собор назначается на Пасхальные дни 1923 года. То, что было решено на августовском съезде, — то и было вынесено на лже-собор в апреле 1923 года.

Никто из приличных людей участием в этом самочинном сборище себя не запятнал. Даже Евдоким Мещерский приехал за два дня до закрытия, после того, как все резолюции были приняты. Сергий Страгородский отбывает третью посадку. Серафим Мещеряков из Костромы на собор не явился.

Поэтому из 56 архиереев только 15 законных, а остальные белые батюшки, которые сами себя “хиротонисали” (одного протоиерея Рождественского из Московской Духовной академии хиротонисали пьяного).

Церковно-каноническое право существует для людей церковно ответственных и законопослушных, а для таких никакого церковного права не существует, они подчинялись мечте, как те мужики из деревни “Вшивая спесь”. Так и эти нарядились в митры, в омофоры и взяли жезлы. (В Киеве в той же роли оказались самосвяты; во Владимирском соборе белые священники (украинские самостийники) взяли руку от мощей священномученика Макария (умер в XV-м веке) и “рукоположили” себе архиерея).

Но всё-таки на обновленческом лже-соборе было 15 законных архиереев: Пимен Пегов (председатель Всеукраинского собора)[8]; Виталий (Введенский) Тульский[9]; Вениамин (Муратовский) Рязанский; Леонид Вернинский – викарий Уральской епархии; Корнилий Вологодский, человек имевший разные личные неудовольствия; Антонин Грановский; Артемий (Ильинский) Петроградский – бывший викарий Петроградской епархии с титулом Лужский[10].

Все остальные – откровенные бесчинники: Пётр Блинов из Сибири, Пётр Сергеев из Воронежа – всё из белого духовенства.

Главное их деяние – это лишение патриарха Тихона не только сана, но и монашества и тут же обвинение в контрреволюции. Затем особая резолюция о монашестве, так как решили сохранить епископат и из монашествующих, но только чтобы этот епископат из монашествующих был на марионеточном положении, чтобы управляли самыми дальними епархиями.

Было принято постановление о закрытии всех монастырей, но с тем, чтобы оставить в сельской местности трудовые общины из монашествующих.

Порывались принять резолюцию об осуждении почитания святых мощей; в частности, выступил с громкой речью Боярский, священник, который проповедовал в рабочих окраинах, и, пожалуй, единственный священник, который сохранил личное достоинство и не требовал себе никаких регалий. Он и пострадал прежде всех: в 1936 году его посадили в Иванове и в 1937 году в тюрьме расстреляли. В конце концов, приняли резолюцию половинчатую: мощи, какие уже есть (видимо, самые знаменитые), сохранить; “недоуменные останки” закопать в землю; новых мощей отнюдь не обретать, но держать их в земле.

На обновленческом соборе дали автокефалию Украинской Церкви, но ее никто не признал.

Главное всё-таки дело этого самочинного сборища — это борьба за несуществующую церковную власть, за дутые места. Здесь Введенскому удалось свалить Красницкого, самозванцы хиротонисали самозванца с титулом архиепископа Крутицкого и заместителя председателя нового ВЦУ.

Но самое интересное, что перед законной церковной властью (поддержки гражданской у них уже не было) они чувствовали дребезжание нутра. Чтобы как-то не осрамиться хотя бы перед властями, они обязаны были резолюцию своего съезда отнести патриарху Тихону.

События развивались так: “К 3-му подъезду Дома Советов был подан автомобиль фордик, редчайшее явление в те годы, когда в Москве ездили на извозчиках. В автомобиль сел взволнованный Пётр Блинов[11] в белом клобуке, рядом с ним уселся невозмутимый епископ Тульский Виталий[12] и рядом столь же невозмутимый Красницкий, с трудом уместился протоиерей Дикарёв, рядом с шофером уселся протодьякон Добров.

«К Калужской заставе в Донской монастырь», скомандовал он протодьяконской октавой шоферу и автомобиль, сделав разворот, помчался через всю Москву к Донскому монастырю.

Пётр Блинов признался, что впервые едет в автомобиле, епископ Виталий признался в том же самом. Слегка посмеиваясь над провинциалами, Красницкий сказал, что с автомобилем часто случаются катастрофы”.

Они ехали вручать патриарху постановление лже-собора об извержении его из сана. Когда приехали, то у ворот стоял другой автомобиль, в котором приехал Тучков, как представитель гражданских властей. Обменялись рукопожатиями и Тучков ввёл их в покои, где находился патриарх Тихон.

Когда расстреляют Петра Блинова, протодьякон Добров и протоиерей Дикарёв исчезнут под видом сторожей и только Виталий (Введенский) Тульский, прошедший весь этот позорный путь, в 1944 году принесет покаяние, но уже после избрания патриарха Сергия, он на старости лет (скончался в 50-е годы) припомнит эти моменты во всех подробностях.

“Приехали мы в Донской, я один был среди делегатов монах, потому меня и взяли. Народу собралось с передачами для патриарха видимо — невидимо.[13] Входим, впереди Блинов, тот сейчас – Василий Иванович (это он патриарху), мы Вам принесли определение собора по Вашему делу, не угодно ли Вам будет прочесть его”.

И подают Тихону определение.

“А что, переменился ли при этом Тихон в лице? – спросил А.И. Введенский (идет 1943 год, эвакуация).

— Да нет; да он, я думаю, не способен был меняться в лице, всегда был одинаков: сел к столу, надел очки, прочёл и написал свой ответ”.

Надпись патриарха на определении лже-собора была такой.

“Прочёл. Собор меня не вызывал, его компетенции не знаю и потому законным его решение признать не могу.

Патриарх Тихон (Василий Белавин) 22 апреля/4 мая 1923 года”.


[1] Решен вопрос, что будет лже-собор (собор церковного раскола), причем августовский съезд – некое предсоборное совещание и уже получено разрешение властей на проведение собора.

[2]  Они сами — тот же Титлинов — стали называть своё движение — “революцией в Церкви”.

[3] Красницкий был запрещен митрополитом Вениамином и викарный архиерей Алексий (Симанский) Ямбургский имел слабость снять с него запрещение, как и с Белкова и с Введенского.

[4] Ответ Сергия был опубликован в газете “Правда”, 1922 год от 23 сентября.

[5] Будущего собора.

[6] Обновленцы решили прежде всего уничтожить некоторую память синодальщины и как прогрессисты начали с того, что они, мол, снимают посмертно отлучение со Льва Толстого и, следовательно, с толстовцев (до этого толстовщина считалась не совместимой с принадлежностью к Церкви).

[7] Если вдовый священник вступает в брак вторично, то он обязан снять сан и до конца жизни оставаться в положении мирянина.

[8] Покаялся в 1935 году, то есть задолго до войны, задолго до 1943 года, когда возвращение в Церковь приняло массовый характер.

[9] Вернется в 1944 году.

[10] Несколько раз будет переходить в обновленчество, каяться и снова переходить (в том же сане); в 1924-1928 годах отбывал ссылку; в 1928 году вернётся в Церковь окончательно (при митрополите Сергии), получит законную епархию (Олонецкую); впоследствии будет переведён в Тобольск и там пострадает “даже до смерти”: в апреле 1937 года будет арестован и в августе того же года — расстрелян.

[11] Сибирский белый священник, получивший шутовской белый клобук с титулом митрополита Сибирского.

[12] Епископ Тульский Виталий – человек старой хиротонии (законный), был строгий монах и был по-своему человеком благочестивым, но синодальная система никого не подготовила к стоянию за веру.

[13] Как только по Москве разнеслось, что патриарха держат под домашним арестом, все это поняли (и поняли правильно), что ему организовали тюрьму, а в тюрьму носят передачи.